Флэшбэк

Но решил, что, вероятно, появится. Как же пропустить такую развлекуху — обречь на почти неизбежную смерть или по меньшей мере арест семерых своих compadres? [71]Для сортирной крысы вроде Билли К. участвовать в таком дельце, а потом безнаказанно удрать (у России не было договора об экстрадиции с Соединенными Штатами) было даже привлекательнее предательства. Койн был социопатом и флэшнаркоманом, и Вэл решил, что он не откажется от удовольствия флэшбэчить на убийство Омуры — которое, возможно, станет прелюдией к более масштабным и ярким эскападам в матушке-России.

«Итак, Койн, вероятно, будет, — подумал Вэл. — Но вот буду ли я?»

Первые четыре дня недели, в преддверии того, что он называл про себя «Пятничной бойней», Вэл решал ключевой вопрос: «Буду ли я?»

Над этим же вопросом он размышлял, хотя и в несколько ином плане, вот уже несколько месяцев. Вэлом Боттомом… или Взлом Фоксом, как он предпочитал называться в своей запущенной, суматошной лос-анджелесской школе, владела такая подавленность, что он подумывал о самоубийстве.

«Быть или не быть, вот в чем вопрос».

Вот только один уже умерший литературный деятель по имени Гарольд Блум, [72]которого Вэл сам откопал, потому что интересовался «Гамлетом», сказал, что в монологе «Быть или не быть…» по большому счету речь идет не о самоубийстве. Этот факт сильно удивил бы мистера Херрендета, учителя английского в младших классах — тот вел уроки по «Гамлету», но сам его никогда не читал.

До этого времени мысли Вэла о самоуничтожении были совершенно несерьезны: все доступные ему способы самоубийства (спрыгнуть с высоты, повеситься, наворовать нужное количество таблеток от бессонницы, угнать машину или мотоцикл и на скорости девяносто миль в час врезаться в опору развязки) выглядели настолько отталкивающе, что его разум вообще не хотел рассматривать такие средства победы над меланхолией.

Но теперь у него была девятимиллиметровая «беретта».

Койн дал ему пистолет в понедельник, когда на ночном рынке купил себе ижмашевский автомат с патронами под стреловидные пули. Это было современное оружие, из тех, что ухмыляющиеся хаджи называли «очистителями синагог», и Койн был рад покупке, — пусть даже пойманного с таким автоматом ждали как минимум восемь лет заключения на стадионе «Доджер» и сделка о признании вины была невозможна.

Тем вечером Вэл загрузил из интернета и распечатал пошаговую инструкцию «Как любить свою девятимиллиметровую «беретту» и заботиться о ней», купил нужное масло, нашел подходящую ветошь и все свободное время проводил за чисткой, разборкой и изучением полуавтоматического пистолета. Он вытащил магазин, убедился, что в патроннике нет патрона, и приставил дуло к виску.

Из еще одного онлайнового совета (его Вэл загружать не стал), под названием «Самоубийство — твое неотчуждаемое право: как его совершить», Вэл узнал, что пуля крупного калибра, вроде девятимиллиметровой, не пробивает с гарантией толстую черепную кость. Чуть-чуть ошибешься с направлением, говорилось в этой полезной статье, и вместо убийственной пули получишь на долгие годы билет в страну слюнявых идиотов.

Если уж хочешь действовать наверняка, говорилось далее, нужно приложить дуло к мягкому нёбу во рту. Стопроцентное попадание в мозг, конец всем болям и сомнениям.

Вэл попытался прикинуть, как оно будет, но вкус машинного масла и массивный ствол пистолета вызвали у него тошноту. Нет, этот вариант тоже отпадал.

Что еще?

Конечно, самоубийство с помощью полицейского. Высунуться первым из ливневки перед шайкой этих недоразвитых мальчишек и получить несколько пуль.

Но гарантирует ли это быструю и сравнительно легкую смерть? Возможно, но не стопроцентно. Когда Вэлу было восемь или девять, он вместе со своим предком, любителем старых ковбойских лент, смотрел древний фильм прошлого века «Большой налет на Нортфилд, Миннесота». [73]В нем жуткий негодяй Джесси Джеймс, его брат Фрэнк и их приятели-уголовники, включая Коула Янгера и его брата, попытались ограбить «легкий банк» в Нортфилде, штат Миннесота. Жителям Нортфилда это явно не понравилось, поскольку (по крайней мере, в фильме) все мужчины, мальчишки и собаки городка похватали дробовики или ружья и превратили уголовников в решето.

Коул Янгер, уже раненный пять раз в Нортфилде, получил еще несколько пуль во время перестрелки на болоте, среди прочего — в руку, грудь и голову. Несмотря на одиннадцать серьезных ран, он выжил, был арестован, осужден и отправлен в Миннесотскую тюрьму в Стилуотере.

Вэл помнил, что из Нортфилдского банка банда похитила двадцать шесть долларов и семьдесят центов.

Конечно, старых долларов — и, верно, они чего-то стоили, но все-таки…

Вэл попытался представить себе, как охранники советника Омуры стреляют в него восемь, девять, одиннадцать раз, а он остается жив. Наверное, получить пулю — это ужасно больно. Коула Янгера швырнули в фургон вместе с его дружками, раненными куда серьезнее, и он, хотя едва не умер от потери крови, шутил с теми, кто его схватил. А когда они добрались до городка Маделия, Коул сумел встать, снял грязную, окровавленную шляпу и поклонился проходящим мимо дамам.

Вэл продолжал читать, потому что из книг узнавал всякую крутую хрень про окружающий мир.

Но настолько ли он крут, чтобы встать, как этот Коул Янгер, с одиннадцатью пулями в теле? Вэл сильно сомневался. Он чуть не разрыдался, как девчонка, когда Леонард водил его к подпольному дантисту, в подвал около Эхо-парка. А что будет, когда в него со сверхзвуковой скоростью вонзится кусок свинца, разорвет внутренние органы и артерии?

Какие еще имелись способы уйти из мира?

Он мог бы перестрелять Койна и остальных ребят до покушения на Омуру. Станет ли он после этого героем города? Простят ли его советник и мэр? Ждет ли его триумф?

Но он прекрасно понимал, что даже если остановится на таком варианте, то все равно не сможет убить этих семерых идиотов и остаться в живых. Можно было попробовать сперва прикончить Койна, но все эти прыщавые недоноски теперь носили оружие. Вэл попытался представить себе, как его поражает целая туча стреловидных пуль из ижмашевского автомата — штуковин трехдюймовой длины, с зазубринами. О господи. От этой мысли к горлу снова подступила тошнота.

И еще: Вэл не хотел прощения. Он определенно не хотел становиться героем и предпочел бы выстрелить себе в мягкое нёбо, чем становиться главным триумфатором.

А чего же он хотел?

Скорее умереть, чем жить дальше в этом замороченном городе и мире… Может быть. Наверное.

Добраться до Денвера и пристрелить там предка — вот единственное, что сейчас привлекало Вэла больше смерти. Этот гад бросил его после гибели матери — бросил и забыл о нем, это Вэл знал точно. Что может быть слаще, чем увидеть лицо Ника Боттома за пару секунд до нажатия на спусковой крючок «беретты»?

И вдруг в четверг — Вэл как раз исполнился уверенности, что ему остается лишь выстрелить себе в голову вечером этого дня, в надежде, что пуля все-таки пробьет череп, — милый старый Леонард разом все изменил, рассказав, что его давний друг-латинос устроил им путешествие в Денвер.

Вэл чуть не расплакался, но, к счастью, все же сдержался. Леонард никогда не понял бы, отчего благодарно плачет внук: ему не нужно умирать сегодня, и он получает шанс увидеть и укокошить папочку.

У Койна имелся волшебный выход — побег в Россию вместе с мамочкой, наутро после дня убийства. А у Вэла Фокса Боттома теперь было кое-что покруче — собственный полночный побег с дальнобойщиками-чернорыночниками.

А что же с убийством Омуры? Теперь Вэл мог наплевать на все это, не явиться на встречу в пятницу вечером, скрываться, — пока Койн не решит начинать без него.

Или просто наблюдать — потом на это можно будет флэшбэчить годами, как бы ни обернулось дело, — а самому не сделать ни выстрела. Или получить пулю.