Лишенное формы

Хозяйка вернулась через пару минут с подносом, на котором стояли шесть хрустальных стаканчиков, поставила его на столик и чинно уселась напротив меня.

— Добро пожаловать в мой дом. — Она наклонилась и взяла стаканчик с водой.

Я взял такой же и невольно улыбнулся — Деалле встречала меня по всем правилам старомодного этикета. В Бостоне этот обычай приберегали для особых случаев. После конвергенции он стал восприниматься как признак класса.

— Спасибо. Очень приятно и чудесно освежает, — сказал я, возвращая пустой стаканчик на поднос. Она поставила свой и взяла следующий, с медом. Я последовал ее примеру.

— Надеюсь, вам не составило особенного труда найти мой дом, — заметила Деалле, делая маленький глоток.

— Нет, не составило. — Воспользовавшись паузой, я обвел взглядом комнату и невольно задержался на портрете, стоявшем на каминной полке. На нем был изображен мужчина со странно угловатым лицом, миндалевидными глазами и совершенно лысой головой. Черты лица давали основание предполагать, что он высок, плотен и силен. А еще он очень напоминал незнакомца с полицейского портрета, составленного по описанию Шая. Жаль, но состояние моего несчастного носа не позволяло ощутить его сущность. — Прекрасная комната. Вы должно быть проводите здесь много времени.

— Вы правы. На улице сейчас небезопасно. — Она убрала стаканчик с медом и взяла третий, с виски. — Slainte.

— Ваше здоровье. — Я пригубил виски. Хм, «Джеймсон». Боги любят ирландцев.

— Чем могу вам помочь? — осведомилась наконец Деалле.

— Я бы хотел спросить вас о вашем сыне.

Она опустила глаза.

— Он чем-то провинился?

По крайней мере не надо спрашивать, жив ли он еще.

— Ваш сын дома?

Деалле покачала головой.

— Нет, в школе. Хотя это не совсем школа. Скорее специальное заведение.

— Он болен?

Наши взгляды встретились. Смотреть в глаза старикам занятие не самое приятное. С возрастом в них появляется жутковатая неподвижность и непередаваемое терпение. В глубине ее глаз ощущалась еще и настороженность.

— Теперь это называют по-другому, «умственное отставание». Прогресс очевиден. Лет двадцать назад его бы окрестили дебилом.

— А отец мальчика? Он здесь?

Деалле отвела взгляд.

— Его отец… немец. Я давно не имею от него никаких вестей.

— Мне бы не хотелось ставить вас в неловкое положение, но отец вашего сына… эльф?

Она кивнула.

— Я была счастлива, когда узнала, что забеременела. Прежде у меня не было детей. Я знала о рисках, связанных с рождением ребенка от эльфа и фейри, но не боялась рисковать. Потом, уже после рождения Коркана, его отец ушел от нас.

— Ваш сын давно в больнице?

— Он не в больнице. С ним занимаются по дневной программе. Пять дней в неделю мой сын посещает Институт ребенка. Он вполне функционален, но нуждается в надзоре. Там его обучают базовым навыкам, и там он играет с другими детьми.

— С детьми? Но ведь ему уже пятьдесят лет, не так ли?

Деалле холодно улыбнулась.

— Что для меня пятьдесят лет? Одно мгновенье. Коркан — ребенок. У него ум ребенка.

— Он ходит куда-нибудь один?

— Только в школу и домой.

— А в остальное время? Вы уверены, что он никуда не выходит по ночам, когда вы засыпаете?

Ответ последовал не сразу, и пауза показалось мне вечностью.

— Нет. — Она кивнула в сторону двери. — Здесь хорошая защита. — Я не стал напоминать, что сам прошел через ее защиту, и что сделать то же самое смог бы любой, у кого есть некоторые способности.

— Его поведение изменилось в последнее время?

— Зачем вы пришли, Коннор Грей?

Ее прямой вопрос застал меня врасплох. Разговор в мои планы не входил. Я рассчитывал проникнуть в дом, обнаружить след сущности и позвонить Мердоку. Не имея веских доказательств, я не мог сказать женщине, что ее сын — маньяк-убийца.

— Я провожу небольшое расследование, касающееся потомства смешанных пар. Возможно, это как-то связано с одним моим делом. Понимание их поведения помогло бы предупредить нежелательные проявления в будущем.

Деалле подалась вперед.

— Что вы имеете в виду под нежелательными проявлениями?

— Меня интересует прежде всего агрессия. В частности, агрессия по отношению к иным.

— Мой сын никому не сделал ничего плохого. — Мне не понравился ее жесткий тон. Похоже, мамаша-медведица уже приготовилась защищать свою территорию.

— Я и не сказал, что он причинил кому-то зло. Но раз уж вы сами затронули эту тему, позвольте спросить: что вы знаете о способностях Коркана?

Деалле пожала плечами.

— Мне говорят, что у него сильная сущность, но сам он этого не понимает. Когда сердится или расстроен чем-то, может немного перевернуть мебель. В Институте над этим работают. Коркан никого пальцем не тронул.

— Можно посмотреть его комнату?

Вопрос удивил ее, так что она отреагировала не сразу.

— Да. А что?

Я пожал плечами.

— Ничего. Просто хочу посмотреть, в какой обстановке он проводит время.

Деалле поднялась и провела меня в холл. Комната Коркана была первой спальней слева. Большую часть пространства занимала большая кровать, застеленная ярко-красным покрывалом с гоночными машинами. У стены стоял деревянный стул с высокой прямой спинкой, под окном — низенький комод. На стенах — желтые и белые кельтские спирали. В центре каждой стены, под потолком — голубые пентаграммы. Судя по слоям краски — голубой перекрывал белый и желтый, — они появились позже.

— Чьи пентаграммы?

— Они помогают сосредоточиться, когда он расстроен. Коркан не понимает, что это имеет отношение к способностям. Мы учим его управлять агрессией, канализировать ее в спокойствие. Поначалу выходило не очень хорошо, но опекун все добавлял и добавлял пентаграммы, и теперь они везде, куда бы Коркан ни повернулся. Кажется, помогает.

Я кивнул, подошел к комоду и дотронулся до ручки.

— Вы позволите?

Она раздраженно нахмурилась, но кивнула. Один за другим я открыл все ящики. В верхнем, под бельем, лежало несколько вполне невинных игрушек. В среднем — ничего, кроме аккуратно сложенных рубашек и брюк. Я постарался оставить их в таком же порядке.

Задвинув нижний ящик, я без разрешения открыл встроенный шкаф. На полках — снова одежда, внизу — обувь, наверху — свитера. Все в полном порядке. Деалле определенно присматривала за сыном. Никаких сердец в бутылке. Впрочем, на это я и не рассчитывал.

— В доме есть другие места, где ваш сын может держать какие-то вещи?

Она покачала головой.

— В гостиную я его не пускаю. Обычно он играет здесь, смотрит телевизор или гуляет во дворе.

— Можно посмотреть двор?

Мы снова вышли в холл, прошли в кухню и остановились перед задней дверью. Я выглянул во двор. Это была крохотная асфальтированная площадка с баскетбольным щитом, двумя мячами в углу и прикованным цепью к забору велосипедом. Ничего необычного. Никакого навеса, где можно что-то спрятать. В голове зашумело сильнее. Наверно, что-то под ковриком у задней двери.

Я оглядел кухню. И тоже ничего особенного. Все то же, что и лет пятьдесят назад. Белые деревянные шкафчики с металлическими ящичками. Чашки, блюдца, тарелки. Все аккуратно, все чисто. Рядом с дверью в холл еще одна.

— У вас есть подвал?

— Он туда не спускается. Боится темноты.

Мы стояли под негреющим белым светом флуоресцентной лампы. Не сходилось. Ничего не сходилось. Коркан никак не вписывался в профиль серийного убийцы. Но ведь имя Деалле Сидхе появилось в файлах Макдуина не просто так?

— Деалле, почему Гильдия связывалась с вами прошлой осенью?

Она с любопытством посмотрела на меня.

— Они со мной не связывались. Это я связывалась с ними. — Женщина опустилась на кухонный стул. — Думала, смогут помочь.

Теперь уже пришла моя очередь удивляться.

— Помочь чем?

Она обхватила себя руками и вздохнула.

— Однажды Корки не пришел домой после школы. Я подождала немного, а когда начало темнеть, отправилась на поиски. Его нигде не было. Я позвонила в полицию и в Гильдию. Ни те, ни другие ничем не помогли. Да это и не важно. Корки появился на следующий день. Испуганный, растерянный… Оказывается, он свернул где-то не туда, куда надо, и заблудился.