Олимпиец

– Что-то подобное мы ожидали встретить, – сказал Сулла. – Тета-излучение и «Пыль веков» – побочные продукты срабатывания хронобомбы. Недаром для нас приготовили вездеход из титана и специальные вирт-камеры. Значит, мы нашли то, что искали.

– Мы не будем садиться на планету, – рассудил Корвин. – Возьмем челнок, загрузим туда вездеход и все необходимое. Со мной отправятся трое. Капитан останется на корабле, легионеров привести в состояние боевой готовности и держать наготове второй челнок.

– Нам что-то угрожает в этой дыре? – подивился Сир.

– Военный космический корабль – средство передвижения. На краю света всегда есть желающие этот край покинуть, – ответил Корвин. – Нам угрожают не военные силы, а угонщики.

Судя по последним данным, на этой жалкой планете проживает около сотни поселенцев. Не такими силами захватывать космический эсминец. Но лучше предпринять все меры предосторожности, чтобы не остаться здесь навсегда.

Все окраинные миры похожи друг на друга. Первое, что видит космический путешественник, сходя с трапа челнока, – это огромное (непременно) поле космодрома, засыпанное песком и мусором, с наклонной башней недостроенного генератора гравитационного поля, с жалкими полуразвалившимися ангарами вдалеке. Если атмосфера пригодна для дыхания, то на кромке поля непременно торчат чахлые местные растения вперемежку с земными не менее чахлыми тополями. В их жидкой тени ржавеют конусы стандартных блоков, небо пеленает антенная паутина, а еще дальше – синеют горы или холмы – на выбор. Повсюду разлито ощущение пустоты и забытости, от которого дрожит воздух.

Если воздух непригоден для дыхания, тогда вы увидите, опять же на фоне гор и холмов, несколько жалких серых куполов жизнеобеспечения, похожих на огромные несъедобные грибы. Построенные лет сто пятьдесят назад, когда земные колонии грезили о своих базах на каждой планете, когда Галактика мнилась обычной многоквартирной инсулой, где в каждом окне вечерами непременно должен гореть свет, купола захирели, не вступив в пору расцвета. Вечер давно наступил, а большинство окон так и остались черны. Более того, вот-вот должен был погаснуть один из самых ярких светильников.

Так или примерно так думал Корвин, глядя на грязно-серые грибы куполов вдали, рассматривая новый мир на голограмме, присланной вирт-камерой на искин челнока. Датчики внешней среды сообщали, что давление на планете одна и две десятых атмосферы, углекислота, азот, немного метана и полное отсутствие кислорода. Температура – минус пятнадцать по Цельсию, тета-излучение слабое – достаточно ввести затемнение на щиток гермошлема, плюс слабый уровень заражения «Пылью веков» – то есть надо выходить в скафандре высокой защиты. В общем, ничего симпатичного – разве что давление и сила тяжести близка к земной. Видимо, за это Фулу и выбрали для базы – не было нужды расхаживать в тяжелых скафандрах – достаточно защитного комбинезона и дыхательной маски, если покидаешь купол.

Перед посадкой челнока эсминец и наземные службы планеты препирались не менее часа, и только угроза разнести, к чертям собачьим, весь поселок заставила колонистов дать добро на посадку одного челнока. Не слишком обещающее начало сотрудничества. Но Марк и не надеялся, что их встретят с распростертыми объятиями.

После посадки пришло сообщение с просьбой не покидать челнок, пока не прибудет таможенный контроль.

– Что они собираются контролировать? – изумился Марк. – Не привезли ли мы наркотики или черную оспу? Какая, к черту, таможня в этой дыре?!

– Властители окраинных миров обожают надувать щеки, – заметил Сулла. – Весь их поселок – это три перезрелых купола, а они воображают, что построили Новый Рим.

– Поселок сильно изменился, с тех пор как ты здесь побывал? – обратился Корвин к Эмилию Павлу.

– Обветшал, – военный трибун, как всегда, был лаконичен.

– Отнесемся к их требованию с уважением и подождем таможню, – предложил Сулла. – Наплевать им в морду мы еще успеем.

«А ведь эту планету вполне можно было обустроить, – подумал Корвин. – Силенок не хватило. Как на Фатуме…»

Человечество надорвалось, не рассчитав силы. Слишком много жизней положило на дрязги и бессмысленные, но кровопролитные конфликты. Единственная новая колония, которую удалось основать за последние годы новым римлянам, – это Психея, которую Лаций незаконно отнял у Неронии. В свою очередь Колесница Фаэтона сумела прирастить свою Империю лишь одной новой землей – а, добычей, отнятой у Лация. Нерония аннексировала у Колесницы несколько астероидов. Практически никаких подвижек, вместо освоения планет – передел старого и грызня за добычу. Это сильно напоминало пляску дикарей вокруг костра, на котором они зажаривают последнего быка, не подозревая, что после этого питаться будет нечем.

«Преждевременный пессимизм», – Марк тряхнул головой.

Никогда ни о чем подобном он прежде не думал. Ему поручали дела – он распутывал. Он анализировал жизнь и обычаи в различных мирах, но лишь затем, чтобы вникнуть в психологию колонистов и понять особенности иной реконструкции истории, иного менталитета, незнакомых обычаев. Теперь же, глядя на груды мусора у кромки поля, присыпанные ржавым мелким песком, он понимал, что эта Ультима Фула – действительно край света.

Никто из таможенников так и не появился, зато спустя тридцать стандартных минут пришло сообщение: лацийцы могут покинуть челнок.

Префект Корвин, военный трибун Эмилий Павел, Сулла и Реджер, облаченные в скафандры, приготовились к выходу. Корвин решил взять Реджера с собой на планету – лучше всего держать нера все время перед глазами. К появлению «второго специалиста по окраинным мирам» остальные члены экипажа отнеслись с равнодушием: любой человек из колоний был просто нужным специалистом, а не беженцем с Лация, оставившим на планете самых дорогих ему людей. Один только Сулла не поверил наскоро созданной легенде: «С какой это он, интересно, колонии, если у него акцент нера, правда, старательно замаскированный». Но Марк не стал посвящать Суллу в тайну нового члена команды. Единственный, кому было сообщено, кто такой Реджер, был Эмилий Павел. Корвин счел, что отвечающий за безопасность военный трибун должен знать, что на борту находится человек с Неронии. «Забавно», – только и сказал Павел.

Из грузового отсека робот-погрузчик выкатил четырехместный вездеход. Наконец двери шлюза отворились, и лацийцы ступили на поверхность планеты.

Вымерли конунги, что здесь царили когда-то, Их корабли у чужих берегов затонули, Грозно безлюдье вокруг, и молчаньем объята.

Ultima Thule

Процитировал явно кто-то из очень давних предков стихотворение Брюсова.

К чему этот патетический тон? Совершенно не к месту. Конунги никогда не правили этим миром.

Судя по тому, как подвывали амортизаторы вездехода, поле космодрома никогда не ремонтировали и время от времени использовали в качестве полигона. Наружные вирт-камеры передавали изображение на экран, заменявший вездеходу лобовое стекло.

У кромки поля Марк разглядел старую ободранную машину, лишенную стекол, с одной титановой рамой, время от времени подававшую сигнал синим маячком – чтобы ее заметили и не перепутали с другим металлическим хламом, что валялся повсюду. Эмилий Павел подрулил к реликту лацийского машиностроения почти вплотную. Тогда из вездехода, по-утиному переваливаясь, выбрался человек в потрепанном легком скафандре, во многих местах, особенно на локтях и коленях, заляпанном рыжими пятнами герметика. За темным стеклом гермошлема разглядеть лицо было нельзя. На месте водителя антикварного кара сидел еще один колонист в видавшем виды скафандре.

– Староста Максим Краб, – услышал Марк хриплый голос в шлемофоне. – Добро пожаловать на Ультиму Фулу.

Голос был знакомый – судя по всему, именно с Максимом Крабом вел переговоры капитан перед посадкой, но тогда говоривший представился главой таможни. Краб мог назваться кем угодно, хоть президентом, – площадь подвластных земель позволяла именовать его так без всякой издевки.