Конгрегация. Гексалогия (СИ)

Он умолк, устало переводя дыхание, тихо постанывая от боли в переломленных ребрах; Курт выждал полминуты, сидя молча и неподвижно, и, наконец, уточнил:

– Вы хотели это проверить? Свою теорию о моих способностях? Подставили именно Финка, чтобы именно я точно занялся именно этим делом? а после следили за тем, смогу ли я из неявных и рваных следов составить верное истолкование событий?

– В тебе не ошиблись, – чуть заметно улыбнулся тот. – Я это и сейчас вижу… Это ты – человек‑unicus, парень… Ты ходячая интуиция; ты видишь дело там, где его не должно быть… А кроме того, ты необычайно вынослив для просто человека, вот вторая причина, по которой – вне зависимости от того, оправдал ли бы ты наши ожидания – от тебя следовало избавиться. Сегодня ты подтвердил и это предположение. Отвечу похвалой на похвалу – до сих пор не понимаю, как ты смог от меня вырваться …

– Id est[405], – подвел первый итог Курт, – все это вообще не имело никакой иной цели? Только я?

– Ты в первую очередь. Уничтожить человека, сумевшего пережить удар мага такого класса, с каким ты столкнулся в прошлый раз…

– Мельхиор?

Искусанных в мясо губ коснулась мимолетная усмешка.

– Стало быть, проболталась девчонка… Сегодня я ее понимаю… Да, он самый. Я до сих пор не слышал о тех, кто выжил бы после этого. Возможно, такие и есть, просто мне о них не известно; и ты не жди от меня слишком многого – как ты верно сказал, я не главный «в нашей компании». Мне всего не говорят. И как сегодня стало ясно – не зря…

– Ты знаешь о Каспаре, о Мельхиоре… – мгновение Курт молчал, за эти доли секунды решая, следует ли высказывать свои догадки и чего может стоить его ошибка, и осторожно спросил: – А Бальтазар?

Чародей ответил не сразу, глядя на него пристально, с легкой долей потерянности, и, наконец, произнес тихо:

– Ответишь и мне на вопрос? Ведь я теперь уже ничего и никому не смогу рассказать… О нем – ты откуда узнал?

– Я не могу ответить, – возразил Курт ровно, подавив в себе желание вздохнуть с облегчением. – Однажды Каспар вот так же сидел над телом умирающего следователя Конгрегации, думая, как ты, как я сейчас. Он ошибся, и тот, перед кем ему вздумалось откровенничать, выжил. Посему – я тебе не отвечу. А ты – готов ответить?

– Мне нечего сказать. Я не знаю его.

В голос окровавленного человека вновь вернулось напряжение, почти вернулся страх, когда Курт повернул голову, глядя в его единственный глаз…

– Я не знаю его, – повторил он с усилием. – Это правда, ты сам должен понимать – я, в конце концов, просто исполнитель, я не могу знать все…

– Я верю, – кивнул Курт. – Вижу. Это правда.

– Я лишь слышал о нем – как и о прочих двоих; о них знают, как знают о Папе или Императоре, о том, что они есть, не видя их… Кто‑то видел, кто‑то говорил, кто‑то общался; кто‑то – но не я… Я их не знаю…

– Хорошо, я верю, – успокаивающе повторил Курт, когда тот зажмурился, вцепившись снова в изгрызенную губу, ссаживая и без того содранную зубами кожу; в груди что‑то клокотнуло, и чародей хрипло выдохнул, сдерживая кашель и содрогаясь всем телом.

– Минуту… – выдавил он с шипением. – Дай минуту…

– Передохни, – дозволил Курт, – а пока говорить буду я. Если я точно тебя понял, тебе надо лишь подать знак, что я все говорю верно. Ergo. После дела фон Шёнборн вас заинтересовал некий следователь, по вашему мнению, слишком дотошный либо обладающий не совсем сверхъестественной, но и не слишком обычной способностью к собственно следовательской работе. Иначе говоря, обладающий чутьем, развитым несколько выше обычного. Все верно?.. Верно, – сам себе кивнул он, уловив едва заметное движение закрытого глаза. – Я вмешался в ваши дела дважды, дважды сорвал ваши планы – когда не дал Каспару устроить провокацию в Таннендорфе и когда помешал некоей личности под именем Мельхиор заполучить в свое распоряжение сильную и преданную соратницу и ее дядюшку с его большими деньгами и связями. В процессе этого дела вам стало известно, что я странным образом устойчив к… так скажем, всякого рода сверхъестественному воздействию – об этом Мельхиору рассказывала графиня фон Шёнборн, чьи забавы не многие смогли пережить, а после это увидел и он сам, когда я устоял под его… как ты это назвал? удар … под его ударом. Итак, выпускник, в активе – всего два расследования, но оба – серьезные, оба проведены слишком хорошо для выпускника, оба сильно испортили вам жизнь, посему вы стали опасаться, что, если так пойдет и дальше, работать станет решительно невозможно. Стало быть – устранить следователя. Но, если я верно тебя понял, вместо того, чтобы просто убить, вы хотели попутно удостовериться в правильности ваших выводов. Так?.. Соорудили дело, на которое я должен был обратить внимание, и подбросили несколько зацепок; если вы правы, я должен был их увидеть, если нет – то нет… А если нет? Если бы я не оправдал ваших подозрений? И вообще – насколько важной была вся затея с флейтой? Она в самом деле была нужна? Для чего? Можешь ответить сейчас?

– Да… – с трудом шевеля губами, отозвался чародей. – Если бы ты не смог распутать дело, это ничего бы не изменило, все равно тебя надлежало убить, не так, то иначе.

– А заодно и скомпрометировать Конгрегацию беспорядками в Кельне по ее вине? – уточнил Курт. – Ведь жертвы избирались не случайно?

– Да, но не это было первостепенным. А флейта… Ты должен был нам ее найти, – проронил тот тихо. – Ее давно искали. Если б мы ошиблись в тебе – поиски продолжились бы, как и прежде. Если не ошиблись, и ты в самом деле столь… смышлен, как мы подозревали – значит, ты пройдешь до конца и отыщешь ее. Такой человек, каковым мы тебя сочли, не мог не найти. Нам осталось бы лишь забрать… Не вышло…

– Чем она так ценна?

– Ничем особенным. Просто в нужных руках – это власть над Крысоловом, а ценен – он…

– Что он за человек, этот Крысолов? И откуда вам о нем известно так много, если все было окружено такой тайной, таким молчанием?

– Молчание никогда не бывает полным или вечным, уж тебе ли не знать… – чародей невесело усмехнулся и на миг оцепенел, подавив болезненный стон. – Люди всегда рассказывают именно о том, о чем клянутся молчать, всегда говорят о том, о чем обещали даже не думать, и не всегда под пытками; такова суть людская… Любой секрет – самая известная вещь на свете…

– Стало быть, слухи из Хамельна все же пошли?.. Так что Крысолов?

– Фридрих Крюгер был членом какого‑то братства, самого названия которого сейчас уже никто не помнит – дело было больше сотни лет назад… С кем он связался – как я сегодня услышал, ты и сам понял. И понимаешь, в таком случае, что за прообраз стоит за его флейтой.

– Флейта Азатота… Это и есть его покровитель?.. Стало быть, ему в жертву и назначались кельнские дети?

– Не совсем, – единственный глаз вновь закрылся, голос упал до полушепота. – Это сложнее, чем ты привык знать… Жертвы – Азатоту, да, но тот вскармливал ими Крысолова…

– Зачем он вам был так необходим?

– Не необходим – полезен… – поправил тот. – Крюгер, если верить дошедшим до нас рассказам, всегда был с придурью… но способный… Такой пригодился бы, учитывая, что начинается вокруг.

– А что начинается? – осторожно уточнил Курт; чародей приподнял веко, воззрившись на него с усмешкой.

– Война с вами, – ответил он просто. – Ведь ты сам это знаешь, догадливый мальчик из академии… А в этом полезным будет все. Даже умершие сумасбродные собратья… даже столь скудоумные, что выставляют свои эксперименты на обозрение целого города…

– Дети Хамельна – это что же, был эксперимент? Какой? По управлению большой группой людей?

– Судя по всему… – пленный машинально пожал плечами и вскрикнул, когда сломанные кости в руках и ребрах подвинулись с места; несколько мгновений чародей лежал, опасаясь дышать, вновь закусив губы. В уголке его единственного глаза показалась блестящая капля, медленно скатившаяся по виску на холодную грязь.