Ночь в Кэмп Дэвиде

В этот последний год они занимаются в разных группах, так что встречает она его только изредка и всегда в таких случаях отворачивается. Он уже не просит её больше о свидании, а если бы и попросил, то она бы ещё раз его отдубасила. Последний раз она видит его на выпускных празднествах, когда все выстраиваются в накидках и в шапочках, и он подходит к ней совсем близко, отыскивая своё место в строю. «Ну как, ещё не женат?» — спрашивает она его уничтожающим шёпотом. Он смотрит на неё, улыбается ей своей святой, всепрощающей улыбкой и отрицательно качает головой. С тех пор она его больше не видела и, что самое интересное, голосовала против него. Считает, что он (два забитых слова) осёл. Потом, как всем известно, он женился на Эвелин Биллет из штата Колорадо. Теперь она «первая дама» государства. Тина слыхала, что она милая, покладистая женщина, которая в любви весьма непритязательна. И так ему и надо, — добавляет она.

С двух до трёх мне пришлось выслушать всё о её четверых мужьях, которые, по-видимому, не отличались верностью, но вам это уже неинтересно. Теперь мы пролетаем над доброй старой Айовой, и стюардесса несёт мне кофе и новую порцию аспирина. Я, быть может, даже выживу, но вот голова моя погибла. Перечитав последние страницы, встал в тупик: то ли вам их печатать в книге, то ли законсервировать этот материал в библиотеке конгресса на семьдесят пять лет, то ли просто сжечь.

Ваш абсолютно частный сыщик Флип».

Маквейг фыркнул, потом не выдержал и громко расхохотался. Час назад Карлсон, замученный, с воспалёнными глазами вручил ему эти отпечатанные на машинке листы, заклиная ни в коем случае не звонить ему до вечера, чтобы он мог хорошенько выспаться. Джим представил себе Тину Фарадэй на краю фонтана, изображающую отвергнутую любовь. Этот образ напомнил ему о Рите, о том, как яростно она обрушилась на него тогда по телефону, и он усомнился, способна ли хоть одна женщина спокойно принять известие об отставке.

Потом он стал думать о молодости Марка Холленбаха и попытался мысленно воссоздать образ этого мальчика, гордого и одинокого, терзаемого жестокой, самому себе навязанной моралью, стремлением выдвинуться во что бы то ни стало, образ обыкновенного студента, замучившего себя идеей самосовершенствования, одинокого, неспособного на простую тесную дружбу, считающего плотскую жизнь грехом, — но в то же время вождя, который вызывал уважение и восхищение сверстников. Прибавить лет сорок — и многое ли изменится? Когда Марк учился в Дэнисоне, современные упражнения для мышц не были ещё известны, но легко представить себе, как юный Холленбах сгибает пальцы и укрепляет бицепсы, точь-в-точь как и теперь!

Мысли Джима снова перенеслись к совещаниям в Кэмп Дэвиде, к загадочному полумраку комнаты и вулканической ярости, с какой президент обрушивался на О’Мэлли и Спенса, ко всей этой болтовне о заговорщиках и о фантастическом блестящем союзе наций во главе с премьер-министром Марком Холленбахом. Сквозь открытое окно припекало жаркое солнце, но Джима знобило от страха, как и тогда, неделю назад, когда он возвращался с Катоктинских гор. Неужели он единственный в Вашингтоне понимает, что человек, сидящий в Белом доме, не в своём уме? Ведь слышала же Рита, как Марк взорвался тогда из-за Дэвиджа, но сочла весь инцидент обыкновенной вспыльчивостью. Неужели он одинок в своих подозрениях? И обоснованы ли они, или он уже воображает то, чего нет на самом деле?

Ведь этот сложный, одержимый человек, в нормальности которого он теперь сомневается, выбрал его в вице-президенты, поделился с ним своим планом, предложил бороться за будущее плечом к плечу. Какое право имел он пятнать это доверие тайным расследованием биографии этого человека, как будто он угроза общественному благополучию?

Его головокружительные размышления прервал крик, раздавшийся снизу.

— Эй, пап, — кричала Чинки своим ломким сопрано, — тебя тут дожидается какой-то красивый мужчина. Ему необходимо срочно тебя видеть.

— Ладно, Чинки, пошли его наверх.

Маквейг услышал, как гость поднимается по ступенькам, и увидел смуглое лицо и широкую, ослепительную улыбку Лютера Смита, агента секретной службы. Тот вошёл в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь:

— Мне очень не хочется врываться к вам в воскресенье, сенатор, но мне приказано задать вам несколько вопросов.

— Приказано?

— Да. — Смит стоял перед ним, неловко теребя края фетровой шляпы. — Дело в том, сенатор, что я только что вернулся из маленького городка во Флориде, который называется Ля Бёлль…

ГЛАВА 7. СЕКРЕТНАЯ СЛУЖБА

Шефу Секретной службы Арнольду Бразерсу было над чем призадуматься, сидя в глубоком кресле своего кабинета в одном из отделов старого здания казначейства. Не нравилась ему эта история. Одно дело выслеживать сумасшедших, осаждавших президента Соединённых Штатов анонимными письмами с нелепыми и грязными угрозами. Письма эти были, как правило, безвредны, и Секретная служба не имела с ними особых хлопот. Авторов легко устанавливали и потихоньку, без излишнего шума, препровождали в психиатрические клиники. Но совсем другое дело — инциденты, в которые оказывались замешаны весьма влиятельные и к тому же совершенно нормальные люди. Бразерс объяснял эти инциденты тем, что людей всё больше и больше волновала внутренняя и внешняя политика страны. Особенно накалялись страсти в предвыборные периоды, когда многие позволяли себе резко критиковать президента Соединённых Штатов, чего в обычное время не подумали бы делать. И всё-таки риск был слишком велик, и Службе приходилось проводить расследование по малейшему поводу.

Бразерс, коренастый, полный мужчина с вьющимися каштановыми волосами, блестяще владел своим лицом и умело скрывал свои тревоги. Главным источником беспокойства был близящийся уход на пенсию. Полную пенсию шеф мог получать уже со следующего года и не хотел терять из неё ни цента. Жизнь в Секретной службе была в общем неплоха, если не считать бессонных ночей и бесконечного напряжённого ожидания неизвестно чего. Но административная работа была Бразерсу ненавистна. Роль мальчишки на побегушках, которую Белый дом ему часто навязывал, уязвляла его. Хотя с виду деятельность Службы была овеяна романтическим ореолом, всякий человек, хоть немного знакомый с закулисным миром вашингтонской политики, прекрасно знал, что шефу Секретной службы далеко до директора Федерального бюро расследования с его влиянием, престижем, а главное — громадными фондами.

И всё-таки если что было не так, то отдуваться приходилось именно Бразерсу. А теперь на него свалилась ещё эта дрянная история, в которой оказался замешан младший сенатор от штата Айова. И надо же было этому случиться именно теперь, когда его замучил проклятый весенний насморк. Бразерс громко чихнул, выхватил из кармана платок и мрачно вытер покрасневший нос. Он вспомнил, как началось это дело Маквейга, и нахмурился. Некий владелец автомастерской в городишке Ля Бёлль, штат Флорида, Амос Палмер, позвонил в управление и сообщил, что по городу разгуливает какой-то подозрительный тип и задаёт вопросы, касающиеся личной жизни президента Холленбаха. Палмер сказал, что поведение этого парня ему очень не понравилось. Дежуривший у телефона агент не придал этому звонку особого значения, решив, что любопытный скорее всего какой-нибудь репортёр, но на всякий случай отправил по телетайпу запрос в Майами, в отделение Службы.

В Майами произвели дознание, и вскоре удалось выследить взятый напрокат автомобиль, номер которого оказался зарегистрирован в карточке мотеля в Ля Бёлль. Удалось также установить, что автомобиль был взят напрокат в Тампа неким Роджером Карлсоном из Вашингтона, хотя на карточке мотеля было проставлено совсем другое имя. У Карлсона имелось удостоверение, разрешавшее ему брать автомобили напрокат, и первая же проверка в Управлении автотранспорта установила, что удостоверение было выдано мистеру Роджеру Карлсону, административному помощнику и секретарю сенатора Джемса Маквейга из штата Айова. Именно тогда Бразерс и отправил Лютера Смита в Ля Бёлль посмотреть, в чём там дело, и разобраться в ситуации на месте. Не то чтобы Бразерс испугался, нет. Наверняка Карлсон отправился в Ля Бёлль с одной из частных политических миссий — дело весьма обычиое в Вашингтоне. Но он хорошо знал: президент Холленбах не погладит его по головке, если узнает, что какой-то неизвестный рыскает по стране и расспрашивает об интимных фактах его биографии.