Работа на стороне

— «Прада» — ответила она напуганным, до смерти голосом.

Будучи весь такой мужественный, я ни хрена не знал об обуви, но надеюсь, это не разрушит мою легенду как загадочного парня Томаса.

— Дай их мне.

— Хорошо, — сказала она, снимая туфли, слишком шокированная, чтобы злиться.

Томас был полностью прав насчет жарильщиков. Знание о существовании сверхъестественного далось Саре действительно тяжело.

Я сдержал волну ярости и молча вышел из-под защиты завесы — сжимая в одной руке револьвер, а в другой обувь. Сорок четвертый калибр не был вещью, которая могла бы мне помочь с вампирами Черной Коллегии, но он давал мне ощущение уверенности.

Я двигался по отключенному эскалатору на второй этаж, в сторону обувного центра «Туфлегазм» так быстро, как только мог, чтобы не привлекать излишнего внимания. Благодаря правильной торговой политике и удачному слиянию, этот некогда крохотный магазинчик процветал и сейчас занимал большое, просторное помещение. Магазин был ориентированный на модную одежду и обувь знаменитых марок. Сквозь стальные решетки безопасности виднелись манекены, одетые в одежду с логотипами, одно название которых могло ввести в священный экстаз любого поклонника моды.

— Меня точно недооценивают, — пробормотал я. Потом повысил голос, вложив в него немного магической силы, и позвал:

— Киф! Эй, Киф!  [17] Это Гарри Дрезден!

Я подождал около минуты, вглядываясь сквозь решетку, но не смог ничего различить в тусклых тенях магазина. Достав серебряный амулет моей матери, висящий на цепочке у меня на шее и шепотом направив в него силу, я поднял его над головой. Мягкое, голубоватое сияние возникло вокруг пентаграммы, хотя я и старался держать его на минимуме. Если Друлинда или её дружки-вампиры хоть краем глаза глянут в мою сторону, я буду выглядеть как последний идиот, размахивая одиноким огоньком в абсолютно темном торговом зале.

— Киф! — позвал я снова.

Кобб  [18] появился из дорогой дамской сумочки, висевшей на руке женского манекена, обутого в пару шестисотдолларовых итальянских сапог. Он был очень маленьким, даже крошечным. Ростом около десяти дюймов, [19] похожий на Альберта Эйнштейна, с большой лохматой шевелюрой тонких белых волос. Его одежда смутно напоминала моду девятнадцатого века городской Европы — черные брюки, туфли с пряжками, белая рубашка и подтяжки. Пояс украшал толстый кожаный ремень с множеством крошечных инструментов. Общий вид заканчивала пара странного вида защитных очков, поднятых на лоб.

Киф спрыгнул с манекена и торопливо пересек холл, направляясь к решетке безопасности. Кобб надел пару перчаток, снял несколько ремешков со своего рабочего ремня, и начал подниматься вверх по металлической решетке проворно словно белка. Он использовал карабины, передвигаясь очень аккуратно, чтобы не коснуться металла обнаженной кожей. Киф был фейри, одним из Маленького Народца, живущего в тени тайных мест нашего мира, и прикосновение металла болезненно для него.

— Чародей Дрезден, — поприветствовал он меня с немецким акцентом, когда поднялся на один уровень с моей головой. Голоса коббов звучат очень низко, несмотря на то, что они такие крошечные. — Магазин ночью этой опасность несет для прогулок. Здесь тебе быть не надо.

— Я знаю это, — ответил я. — Но есть люди, которые попали в беду.

— Ах да, — сказал Киф. — Смертные, которых ты поклялся защищать. Неблагоразумная битва эта.

— Мне нужна твоя помощь, — произнес я.

Киф посмотрел на меня и наклонил голову.

— Живые мертвецы опасны очень. Моих людей крови это может стоить. Я рисковать так не буду.

— Ты должен мне, Киф. — прорычал я.

— Наше существование. Не наши жизни.

— Как скажешь, — ответил я, отламывая каблук у одной из Сариных туфель. При этом я не отрывал взгляда от маленького кобба.

— Ach! — закричал Киф в ужасе, его маленькие ручки соскользнули с металлической решетки. — Nein! [20]

Ему вторил хор похожих возгласов и криков, доносящихся из глубины магазина.

Я поднял вторую туфель и повторил движение.

Киф протестуя, завопил. Все тридцать маленьких коббов — мужчин и женщин, до этого скрывающихся в тени, собрались у решетки безопасности. У всех коббов были вьющиеся белые волосы, все они были одеты как участники «Октоберфеста»,  [21] и все они были шокированы.

— Nein! — завопил Киф снова. — Это же итальянская кожа! Ручная работа! Что ты творишь?

Я сделал шаг влево и поднял испорченные туфли над мусорной корзиной.

Коббы дружно завопили и застыли на месте.

— Этого не делай, — попросил меня Киф. — Не потеряны они. Восстановлены они быть могут, как новые можем мы их починить. Только не выбрасывай их прочь.

Я не пошевелился.

— Я знаю, как тяжело пришлось вам, ребята, с тех пор, как коббы были вынуждены прекратить сапожную деятельность, и вышли из бизнеса, — сказал я. — Я достал разрешение для тебя, и твоего клана. Вы можете работать здесь, чинить обувь, а в обмен получать все, что вам необходимо из торговых автоматов. Правильно?

— Правильно, — согласился Киф, не отрывая глаз от испорченной обуви в моей руке. — Чародей, в корзину кидать нет нужды их. Если выброшены они будут, мусором они станут, и коснуться их мы не сможем. Потеряны навсегда, тогда они будут. Давай сделаем так, чтобы не испытали мы такого огорчения.

Остальные коббы одобрительно зашептали.

Достаточно кнута. Время показать им пряник. Я поднял вверх старые поношенные мартинсы от «Birkenstocks». Это зрелище заставило некоторых почтенных матрон коббов зацокать языками от неодобрительного осуждения.

— Я помог вам заключить хорошую сделку здесь, в «Туфлегазме», — сказал я. — Но насколько я вижу, у вас перенаселенье. Я могу предложить вам еще одно хорошее место для начала. Семья. Родители и семеро детей, и все они активно носят обувь.

Коббы забормотали, пытаясь скрыть охватившее их волнение.

Киф деликатно покашлял и сказал, тревожно глядя на сломанные туфли в моей руке:

— И обувь?

— Я не буду их выбрасывать, — согласился я. — Если вы поможете мне.

Киф чуть прищурил глаза и рассержено посмотрел на меня.

— Рабы твои мы. — Сухо и резко сказал он. — Шантажированы и подкуплены.

— Ты знаешь, за что я борюсь, — ответил я. — Я защищаю смертных. Я никогда не пытался скрыть это и никогда не лгал тебе. Я сделаю все, что нужно для этого и ты знаешь мою репутацию. Я заключал сделки с Маленьким Народцем, и я всегда благодарил вас за помощь. Мне нужна ваша помощь, Киф.

Лидер коббов внимательно выслушал меня. Никому не нравится, когда его принуждают, даже тем из Маленького Народца, кто зарабатывает на жизнь ремонтом обуви, но у меня не было времени на дипломатию.

Расстроенный взгляд Кифа не отрывался от обуви, которая повисла над мусорной урной, но он ничего не отвечал. Остальные коббы молчали, терпеливо ожидая, что скажет Киф.

— В знак добрых намерений, Киф, — тихо сказал я и аккуратно поставил сломанные туфли на пол, перед решеткой. — Я доверю тебе и твоим людям отремонтировать и возвратить их. И я заплачу за это пиццей.

Коббы глубоко вздохнули, уставившись на меня так, словно я вручил им карту, ведущую к Эльдорадо. Я услышал, как один из молодых коббов воскликнул:

— Пицца, ух ты!

— Ничто не вечно под луной, даже пицца, — сказал Киф строго. — Вечна лишь обувь и изделия из кожи!

— Обувь и изделия из кожи! — повторили остальные крошечные коббы, торжественными голосами.

— Немного смертных оказывает уважение Маленькому Народцу ныне, — сказал Киф тихо. — Или доверие. Правда есть, что под крышей этой, нас слишком много. И по отношению к чародею, должны мы перед ним. — Он осмотрел туфли профессиональным взглядом и кивнул один раз. — В согласии с твоими условиями и в согласии с нашими условиями, наше согласие дано. Тебе сказать нам надо, что хочешь ты от нас.