Маршал грозового мира (СИ)

— Я их проверю, — быстро пообещала она, готовая на любой справедливый штраф. Нотаций Раль не любила, как и споров: несмотря на пробудившееся упрямство, большую часть времени она была тихой или даже робкой, не проявляя никакой дерзости. — Ну что, возвращаемся?

Напарница, поочередно подцепив каждое из колец ногтем, вытащила их все из протеза и вручила Хору. Он со вздохом кивнул, принимая груз, и спрятал его в свою сумку. В глазах Раль отразилось облегчение, поскольку нотаций не последовало. Она смущалась, когда её отчитывали, прятала взгляд, выглядела осознающей свою вину, но никогда не слушалась, если речь шла о любимых танцах на жизненном обрыве.

— До встречи на уроках, — сухо сказал Хор. Ему требовалось ещё заглянуть в их конспиративную квартиру, чтобы спрятать там обрез и кольца. А вот Раль могла сразу пойти на занятия.

Они переглянулись и неторопливо зашагали в разные стороны, чтобы через полчаса прийти в одно и то же место: Центр Одаренных. Если бы Хора спросили, что он думает об нем, ответ был бы не слишком красив: «Гнусное название и гнусная система». «Одаренными» именовались те, кто как раз не имел определенного таланта и находился в его поиске, что порой затягивалось на долгие года и могло поставить наследника богатого рода на очень низкую ступеньку общественной лестницы.

О всей системе Хор имел своеобразное мнение, которое предпочитал не высказывать в присутствии других. Знала только Раль, вполне разделявшая его чувства. Они оба не просто так стали напарниками: их столкнуло как раз пребывание в Центре, длившееся уже больше трех лет. Кто-то находил свой талант быстро — но это случалось лишь с некоторыми.

Для большинства «одаренных» выбор жизненного пути превращался в тягостную длинную дорогу, с которой иногда хотелось упасть куда-нибудь в глушь, подальше от всех предназначений, испытаний, занятий, доверительных разговоров, ставивших целью раскрыть стремления и способности человека. Иногда Хору казалось, что все это создано, чтобы экспериментировать над людьми, рассматривать их пристально, словно сквозь увеличительное стекло, поворачивать, заглядывать в самые потаенные места, даже препарировать… Якобы для того, чтобы раскрыть самый главный талант.

Каждый в чем-то да талантлив. Раль умела выкарабкиваться из всех опасных ситуаций, куда себя заводила. И это следовало бы изучать, а не мифические способности к механике, к разным наукам, к руководящим должностям. Чаще казалось, что создатели Центра мудреным образом подгоняют своих подопечных под те условия, в которых может находиться член одной из влиятельных семей. Предполагать можно было бесконечно, сходясь в одном: здесь делали не совсем то, о чем говорили красивыми словами.

Длинное трехэтажное здание, увенчанное невысоким куполом из самого прочного стекла в Объединенном Мире. На воротах красовалась семиконечная звезда — символ всей системы. Каждый раз, проходя в эти ворота, Хор делал быстрое, почти незаметное движение. Со стороны это выглядело стремительным касанием звезды, но значило больше: палец рисовал среди семи лучей восьмой, совсем маленький. Геометрически он смотрелся негармонично. Но он там был. Не всем дано светить так, чтобы их видели, не всем приходится светить так, чтобы не привлекать внимания.

Не раз Хор представлял эти ворота запертыми, неживыми, заброшенными или переделанными — не в мечтах, но в рассудительных планах. Однако пока здесь царили шум и жизнь. Он прошел мимо группы учеников в темно-коричневой форме, обсуждавших что-то по бионике. Некоторые серьезно углублялись в разные науки или занятия, думая, что смогут найти в них свое призвание, и все же мало кто обнаруживал способности по собственной инициативе: чаще это ждало в конце пути, намеченного преподавателями. Ещё один повод сказать, что содержание книги отличалось от обложки.

На занятия полагалось приходить в форме, которой Центр исправно снабжал учеников. Хор успел зайти на их небольшую квартиру, купленную тогда, когда он имел более громкую фамилию, и оставил там кольца с обрезом, а заодно переоделся. Не следовало совершать несколько незаконные предприятия в ослепительно белой рубашке и коричневой жилетке с эмблемой Центра. Хотя цветом Грозового Мира официально считался золотой, но его сочли не очень-то подходящим для одежды огрызков благородных семей, и в итоге форма стала коричневой. Впрочем, этот цвет, неброский и при том приятный глазу, всегда Хору нравился, в отличие от бьющего в глаза золотого. Флаг их региона блистал, как молнии летней грозой, и это было правильно, но отверженный наследник семьи Хорана уже не считал себя неотъемлемой частью Грозового Мира.

Прогулявшись по знакомым коридорам, Хор остановился напротив двери с надписью: «ГК-3». Буквы означали Грозовой Край, чаще называемый Грозовым Миром. Здесь находились комнаты для теоретических занятий учеников из третьей группы: здесь, в Центре, группы заменяли курсы, а разделение по родинам, Мирам, или Краям, — факультеты. Впрочем, в одной группе могли находиться люди самых разных возрастов с самым разным стажем обучения.

— Мальс! — послышался сзади звенящий голос. — Мальс, подождите меня.

Он не двинулся с места. Даже не обернулся, слыша, как приближаются быстрые семенящие шаги. Обладательница голоса обошла Хора и остановилась рядом с ним.

— Ах да, я вспомнила, вы не любите отзываться на имя, предпочитая фамилию, — произнесла она с легким любопытством. — Но вы мне нужны сегодня. Мальс Хор. Занятие придется пропустить, впрочем, оно не для вас.

— Хорошо, — кивнул Хор.

И двинулся следом за затянутой в серо-черное платье фигурой — Ли Ханненсдон, директрисой, считавшейся фактически главой Центра. Эта женщина, выглядящая то на двадцать пять, то на тридцать восемь, для многих оставалась загадкой, но все же была приятным человеком, открытым и не любившим сильно мудрить. На занятиях она появлялась крайне редко, предпочитая издали отслеживать пути одаренных, и в судьбу некоторых вмешивалась, поворачивая её самым прекрасным способом. Сам тот факт, что Ли заговорила с кем-то из учеников, означал для того немалую выгоду. Хор к нынешнему везению отнесся довольно спокойно.

Ему порой доставляло удовольствие наблюдать за директрисой, её семенящей походкой, быстрым взглядом и умением устанавливать с одаренными доверительные отношения. Из всех преподавателей эта женщина нравилась Хору больше всех. В некоторые периоды она даже отождествляла себя с собравшимися здесь членами влиятельных семей, сохранивших лишь огрызки фамилии, и под всеми документами подписывалась как Ли Хан. Именно это насмешливое сокращение, неожиданно красиво легшее на короткое имя, вдохновило когда-то Хора называться огрызками фамилий, а не именами, как было принято в Центре. При рождении Мальс Хорана, ныне Мальс Хор, он не стыдился того факта, что отделился от своей семьи, и даже выставлял это напоказ. Хор. Следом за ним Адилунд Раль превратилась в Раль.

В Объединенном Мире степень успешности человека следовало определять как раз по фамилии. Четверо правителей хоть и рождались в разных семьях, но все носили фамилию Эссентессер. То же самое происходило и с остальными. Все выдающиеся военные именовались Ричарделями, представители судебной системы — Аусхассенами, люди, занимающиеся финансами, — Мистералями. Правда, люди из низших слоев общества выбивались в верха довольно редко, а меж самыми знаменитыми фамилиями в соответствии с дарованиями, успехами и занимаемой должностью курсировали те, кто рождался в знатных семьях. Наследники, у которых не обнаружилось никакого толкового таланта, отправлялись в Центр, сохраняя лишь кусок фамилии.

Кабинет Ли Ханненсдон, вопреки этой светлой и живой натуре, оказался сумрачным из-за завешивавших окна штор. Вообще комната выглядела как рабочий кабинет любого из учителей, и степень порядка здесь имелась средняя: не очень аккуратно разложенных на столе книг было совсем немного, чтобы назвать это серьезным беспорядком. Ли оказалась чем-то посередине, не педантичной и не стихийной, как и раньше она находилась посередине — между преподавателями и одаренными.