Князья тьмы. Пенталогия

Мой собеседник повторил: «Да-да, конечно». Помолчав, он прибавил: «Какая разница, в конце концов? Зовите меня «Ленс Ларк», — наклонившись над столом, он впился в меня глазами, сверкнувшими в тени между под капюшоном. — Мне это имя подходит, как вы считаете?»

«Будучи знаком с вами лишь несколько минут, я еще не успел составить определенное мнение по этому вопросу. А теперь давайте перейдем к делу. Что вы предлагаете?»

«Четыре тонны черной массы дуодециматов, [22] УВ 22, высшего качества».

Мы заключили сделку без труда. Он назвал цену. Я мог согласиться или уйти. Я решил продемонстрировать Ларку, что не только он умеет вести себя самоуверенно и с достоинством, не прибегая к льстивым уговорам, не торгуясь и не выражая притворное возмущение. Я немедленно согласился с предложенной ценой — с тем условием, что качество товара подлежало проверке перед оплатой. Тщеславие Ларка было уязвлено этим условием, но мне удалось постепенно успокоить его раздражение. В конечном счете он признал, что без приемочной проверки дело не обойдется, и даже развеселился, что вызвало у меня немалые опасения. По его приказу подросток-официант притащил две громадные кружки отвратительного мутного пива, пахнущего мышиным пометом. Ленс Ларк опустошил свою кружку в три глотка; необходимость проявлять уважение к обычаям партнера вынудила меня сделать то же самое, молчаливо вознося благодарения за крепость и вместимость моего желудка, привыкшего ко всему за многие годы странствий в качестве закупщика».

Герсен сложил бумаги в папку: «Вы хорошо поработали. Образ Ленса Ларка обрастает плотью. Он — крупный, грузный человек с большим носом и выдающимся подбородком — впрочем, с тех пор его лицо могло быть хирургически изменено. По меньшей мере в молодости у него была красновато-бронзовая кожа. Опять же, он может изменять цвет кожи пигментами так же, как любой другой. Наконец, судя по всему, Ларк — уроженец планеты Дар-Сай; об этом свидетельствуют как его имя, так и упоминание о дуодециматах — их добывают на Дар-Сае».

Рэкроуз выпрямился в кресле: «Вы часто бываете в Вигальтоне?»

«Никогда там не был».

«Неприветливый район, там попадаются неотесанные паршивцы. Там же, однако, не меньше дюжины кварталов, населенных выходцами с других планет. Среди туристов Вигальтон не популярен, само собой, но если вам нравятся странные ароматы и необычная музыка, вы их там найдете. В частности, в Вигальтоне образовалась небольшая колония даршей, они любят засиживаться в трактире у дороги в Пилькамп. «Шатер Тинтля» — так называется это место. Проходя мимо, я часто замечал их вывеску: «Чтоб дарш не зачах на болотных харчах!»»

«Любопытно! — встрепенулся Герсен. — Если Ленс Ларк — дарш, и если он окажется поблизости, можно было бы ожидать, что он навестит «Шатер Тинтля»».

Максель Рэкроуз оглянулся через плечо: «Даже старина Детт Муллиэн начинает выглядеть зловеще. Почему вы считаете, что Ленс Ларк может оказаться поблизости?»

«У меня нет определенного мнения на этот счет. Тем не менее, он может появиться в любую минуту».

«Теория вероятности не исключает такую возможность».

«Разумеется. А для того, чтобы подготовиться к такой возможности, нам следует познакомиться с обстановкой в «Шатре Тинтля»».

Рэкроуз поморщился: «У даршей воняет. Не знаю, смогу ли я там находиться достаточно долго»

Герсен встал: «Сегодня мы поужинаем харчами даршей. Кто знает, вдруг нам их кухня так понравится, что мы станем завсегдатаями?»

Рэкроуз неохотно поднялся на ноги. «В таком случае лучше переодеться, — проворчал он. — Одно дело — Собор, а в «Шатре» мы будем выделяться, как белые вороны. Пойду надену замызганный комбинезон строительного рабочего и встречу вас там через час».

Герсен взглянул на свою одежду — элегантный, свободный синий костюм, белую рубашку с открытым воротником, пунцовый кушак: «Как раз здесь, в Соборе, я чувствую себя переодетым. Если я оденусь, как обычно, у даршей не должно быть претензий».

«Через час, у дороги в Пилькамп. Это прямо в центре Вигальтона. Встретимся на улице. Если вы поедете на омнибусе, слезайте на перекрестке с переулком Нунана».

Покинув Собор в сумерках, Герсен направился на север по парадной аллее Оранжереи. На нем были темная куртка, серые брюки, перевязанные на лодыжках, и мягкие ботинки — типичный костюм человека, работающего в космосе.

На Эспланаде Герсен взошел на платформу станции городского транспорта и стал ждать. В озерной глади отражались последние сполохи заката: ржаво-красные, яблочно-зеленые, мрачновато-оранжевые. Постепенно они погасли, и озеро превратилось в отливающее стальным блеском пространство, отражающее только несколько тусклых огней на дальнем берегу... Подъехал омнибус с открытыми бортами. Герсен занял свободное сиденье и опустил монету в прорезь — чтобы сиденье не вытолкнуло его на следующей остановке.

Обогнув озеро, Эспланада стала дорогой на Пилькамп. Омнибус скользил на север через Муаналь и Друри под бесконечной вереницей голубовато-белых уличных фонарей. Когда начался Вигальтон, Герсен сошел на остановке, ближайшей к переулку Нунана.

На улицах Вигальтона уже было темно. За спиной Герсена обрывистые черные скалы подступали к самому озеру. По другую сторону дороги на Пилькамп темнели высокие крыши узких зданий; их силуэты беспорядочно сочетались под разными углами, сливаясь в странные фигуры на фоне сумрачного неба. Только в некоторых высоких и узких окнах мерцали огни; все остальные безжизненно чернели.

Неподалеку, напротив, светилась вывеска:

«ШАТЕР ТИНТЛЯ

Чтоб дарш не зачах на болотных харчах!

Чатовсы!

Пурриан!

Ахагар!»

Герсен перешел на другую сторону улицы. Из темного переулка Нунана появился Максель Рэкроуз; на нем были коричневые брюки из рубчатого плиса, рубашка в коричневую и черную клетку, черный жилет, расшитый блестящими эмблемами, и мягкая черная кепка с металлическим козырьком.

Герсен читал вывеску: «Чатовсы. Пурриан. Ахагар. У вас уже разыгрался аппетит?»

«Не сказал бы. В том, что касается еды, я брезглив. Может быть, попробую что-нибудь».

Герсен, которому нередко приходилось глотать пищу, о происхождении которой лучше было не думать, только рассмеялся: «Находчивый журналист не знает, что такое брезгливость».

«Всему есть предел, — заявил Рэкроуз. — И здесь, в «Шатре Тинтля», он вполне может быть достигнут».

Распахнув створчатые двери, они зашли в трактирный зал. Впереди лестница вела на верхние этажи; сбоку бар соединялся арочным проходом с выложенным белой плиткой помещением, откуда пахло чем-то заплесневевшим или прокисшим. Человек двенадцать пили пиво за стойкой бара; бар обслуживала пожилая женщина в черном платье, с длинными черными волосами, темно-оранжевой кожей и черными усами. На стенах висели плакаты, оповещавшие о выставках и выступлениях экзотических танцовщиц в Рат-Эйлеанне и других местах. На одном из плакатов значилось:

«Знаменитая труппа Ринкуса!

Полюбуйтесь на сотни чудесных трюков!

Недотепы танцуют и кувыркаются под свист и щелканье метких бичей!

Каждый свистердень в концертном зале Фугласса».

Другой плакат объявлял:

«Хлесткий Нед Тикет и его проворные недотепы! Как они скачут! Как вертятся!

Звонкий кожаный инструмент Хлесткого Неда поет, мгновенно наказывая недотеп за ошибки и недостаточное усердие меткой и жгучей подсказкой неотвратимого кнута!»

Женщина за стойкой бара окликнула Герсена и Рэкроуза: «На что вы там пялитесь, как бараны на новые ворота? Будете пить пиво или есть что-нибудь?»