Как управлять Вселенной не привлекая внимания санитаров (СИ)

— Верно. Ты правильно заметил, Бог — Абсолют. Но ты же понимаешь, что я хочу сказать. Религия говорит: честность ниспослана нам напрямую свыше. А справедливость есть опосредованное восприятие честности через природу. Ведь природа максимально справедлива. Тяжелое падает вниз. Вода мокрая. Песок сухой. Сильный поедает слабого.

— Б-р-р… — встряхнул головой Эд. — Я совсем запутался. К чему, нахрен, ты все это словоблудие развел.

— Я хочу доказать тебе: если мы говорим о Боге, в той форме, в которой он подается большинством религий, то «честность» и «справедливость» антиподы друг друга, а «закон» вообще некая химера на стыке этих двух понятий. И как бы человек ни старался, но примирить два противоположных по сути понятия никогда не сможет. Наказание по закону никогда не будет ни честным, ни справедливым. И заметь, в теории Бога «честность» является первопричиной «справедливости». Ничего не напоминает?

— Ох, Мэл, — улыбаясь, вздохнул Эд. — У меня такое ощущение, что дай твоему языку волю, ты любые два понятия приведешь к противостоянию Бога и Дьявола. А ты вот скажи, если Бога нет? Тогда как быть?

— Тогда выходит наоборот. Тогда «справедливость» — первопричина, а «честность» производная от нее. То есть Вселенная максимально справедливо устроена по умолчанию, а честность есть форма восприятия «справедливости» человеком. И тут все зависит от воли человека, от его нежелания жить по законам природы. Не правда ли, все просто и логично.

— Это звучит так, будто ты намекаешь, что Бога нет? — попытался застать товарища врасплох Эд.

— Ты сам меня спросил. Я лишь ответил.

— Как скажешь, — пожал плечами Эд. — Я думаю, тут дело в том, что оба понятия: «честность» и «справедливость», нематериальны, и оттого крутить ими можно до бесконечности.

— Может быть, ты и прав, — согласился Мэлор.

— Ну-ка постой, — вдруг встрепенулся Эд. — А как же твой Пульт управления Вселенной?

— А он тут при чем?

— Нет, ну как же… Ты оцифровал всю Вселенную? Так ты говорил? — не унимался Эд.

— Говорил.

— И из какого постулата ты исходил? Бог есть или его нет? Ведь данный факт должен быть определяющим моментом для такого прибора?

— А ты не так прост, приятель, как кажешься, — улыбнулся Мэлор.

— А ты, приятель, уходишь от ответа.

— Хочешь получить ответ?

— Да.

— Когда я проектировал Пульт, то исходил из того, что старый Бог умер, а новый только учится ходить.

— И прибор заработал?

— Заработал.

— Тогда какого хрена ты развел демагогию о честности и справедливости. Сразу бы сказал: «А знаешь, Эд. Существование моего прибора доказывает — Бог умер».

— И ты бы поверил?

— А почему нет? После того, что случилось с матерью, трудно вообще верить во что-нибудь хорошее. А новость, что Бог умер, многое объясняет и звучит утешительно. Отныне можешь считать меня убежденным атеистом. И кстати, очень голодным атеистом. Давай где-нибудь остановимся поесть.

Мэлор взглянул на часы.

— Сейчас шесть вечера, а значит, мы в пути почти девять часов. Могли бы уже в Великом Новгороде быть, если б не Виталик. Думаю, нам пора подумать о ночлеге. Пока покушаем, окажется, что спать пора.

— Отличная идея, — согласился Эд, кивая на приближающийся перекресток. — А вон, смотри, поворот на Кириши. Может, там и заночуем? Тут километров семьдесят будет.

— Решено, — кивнул Мэлор и громко ударил себя по ляжкам ладонями. — Едем в Кириши.

Глава 5 Роботы

До Киришей они добрались около восьми вечера. В детстве Мэлор не раз проезжал мимо этого городка, когда отец возил его к докторам в Москву, а Эд один раз ездил этой дорогой в деревню к брату матери, однако сам город никто из них никогда не посещал.

Внешне Кириши производили впечатление аккуратного и вполне респектабельного, по российским меркам, провинциального городка. Широкие и прямые улицы имели сносное асфальтовое покрытие, аллеи с ровными рядами деревьев и зеленеющими газонами радовали глаз чистотой, а советская застройка, разбавленная модными современными зданиями, не производила гнетущего ощущения серости и безликости, как в других городах.

Остановившись на одной из центральных улиц, они поинтересовались у прохожих насчет хорошего и недорогого ночлега. Как оказалось, местные жители слабо разбирались в комфортабельности городских гостиниц и просто перечисляли все известные заведения подряд. По счастью, почти сразу им попался командировочный гражданин: крепкий лысоватый мужичок с бутылкой коньяка подмышкой. Он посоветовал остановиться в гостинице «Западная», пообещав отличные номера и душевное обслуживание.

В «Западную» Эд и Мэлор прибыли в начале девятого. Из всех гостиничных номеров свободными были только люксы, благо цены на них оказались вполне демократичными: пять тысяч пятьсот рублей в сутки. Недолго думая приятели выкупили VIP апартаменты на ночь.

— У нас на стекольный завод большая делегация приехала, — объяснила отсутствие обычных номеров миловидная девушка на ресепшене.

У нее была шикарная грудь третьего размера, пухлые розовые щечки и невероятно длинные ресницы. Если верить бейджу — звали ее Ольга.

— Скажите, Оля, а в вашем ресторане после делегации что-нибудь поесть осталось, или эти стеклодувы все смели? — спросил Мэлор, забирая со стойки ключ от номера.

— Ой, а он у нас до полдевятого работает, — Ольга взглянула на часы. — Пятнадцать минут до закрытия осталось. Если хотите, я в номер ужин принесу.

— Круто, а что у нас в меню? — поинтересовался Эд, у которого от разговоров о еде в животе приключилось небольшое бурление.

— Подождите на диване, я сейчас позвоню на кухню и узнаю, осталось ли у них что-то из еды.

Сидеть после долгой дороги совсем не хотелось, и приятели решили выйти на улицу покурить. Вернувшись, они застали Ольгу в компании молодого человека в поварской одежде. Незнакомец представился Юрием — помощником повара — и сказал, что из съестного на кухне остался лишь плов и бутерброды с красной рыбой. Но если гостей такое меню не устроит, то он готов задержаться и приготовить что-нибудь на скорую руку. Эд и Мэлор ответили, что гости ужасно голодны и их устроит любая еда, которую можно без опасных последствий для здоровья употребить в пищу. Приняв заказ, Юрий удалился на кухню, а Ольга проводила гостей в номер.

Номер оказался светлым и просторным. Помимо спальни и ванной комнаты, в нем располагались гостиная и кухня. Причем кухня оказалась полноценной: микроволновка, чайник, плита и холодильник — пустой, но исправно работающий.

— Ух ты! — воскликнул Эд, оглядывая номер. — Да тут полноценная квартира. Чур я в гостиной на диване сплю!

— А чего не на кровати, в спальне? — удивился Мэлор.

— У меня в детстве в комнате почти такой же стоял.

Эд сел на диван, несколько раз качнулся, пробуя пружины, пощупал ткань, а потом растянулся во весь рост и сказал:

— Очень похож. Да и до холодильника рукой подать. Вдруг проголодаюсь.

— Угу. Только чтобы из холодильника еду взять, ее туда нужно сначала положить, — вполне резонно заметил Мэлор.

— Обязательно положим если, конечно, от ужина что-нибудь останется. Ты в душ пойдешь?

Мэлор скривил недовольную гримасу. Он не любил мыться, поскольку считал мытье занятием неприятным и утомительным. Он понимал: приводить себя в порядок периодически необходимо, но повторять подобное каждый раз, когда у тебя появилась возможность дотянуться до душа — верх кретинизма. По его мнению, помешательство на чистоте, приключившееся с человечеством в последние тридцать лет, являлось ничем иным, как глобальным и фееричным маркетинговым обманом. Превратив культ чистого тела в догму, косметические корпорации гребли деньги лопатой, втюхивая людям всевозможные шампуни, лосьоны, мыла, кондиционеры, гели и прочую дребедень.

При этом ни на одном флаконе моющих средств никто и никогда не печатал предупреждение, что слишком частое применение их содержимого ведет к нарушению работы иммунной системы и болезням кожи. Факт общеизвестный, но о нем не принято говорить: за антирекламу никто не платит.