Голова быка

Отчаянно хватая ртом воздух, я упал и посмотрел на распростертое рядом тело. В голове билась только одна мысль: нас могли услышать.

Надо было уходить.

Глава 4

Официально работа в полицейском управлении уже закончилась, поэтому общая комната седьмого отделения тонула в полумраке. Лишь на некоторых из столов горели настольные лампы в зеленых стеклянных плафонах, и кое-где в в щель под дверями кабинетов виднелась узкая полоска света. Эйзенхарт кивнул дежурному и прошел к себе, держа под мышкой мешок из промаслившейся коричневой бумаги. За его столом сидел Брэмли и, высунув от усердия кончик языка, выводил каллиграфическим почерком строки, одну за другой. Корзина для бумаг, стоявшая перед ним, уже была наполовину заполнена испорченными страницами.

— "Вследствие чего" пишется слитно, — заметил Виктор, заглядывая через плечо кузена.

Тот тяжело вздохнул и достал чистый лист.

— Давай остальное посмотрю, — Виктор перехватил черновик отчета на пути в корзину и пробежался по нему глазами. — "Также" конкретно здесь тоже пишется слитно… и тут запятую поставь, — посмотрев на расстроенное лицо Шона, он рассмеялся. — Да не переживай ты так, нашел трагедию! Поработаешь с мое, выучишь. А теперь рассказывай.

Эйзенхарт с рассеянным видом потрогал чайник. Еще горячий.

— Чаю хочешь? — предложил он, наливая себе.

Немой укор был ему ответом.

— Вы знаете, сколько отделений императорского почтамта в Гетценбурге? — спросил Брэмли, заново принимаясь за отчет.

— Двадцать два, — рассмеялся Эйзенхарт. — Понял. Значит, плюшки тебе тоже не предлагать, — он кинул пахнувший корицей мешок на стол. — Так как, нашел что-нибудь?

В руках сержанта зашелестели страницы полицейского блокнота.

— На втором сортировочном пункте удалось узнать, что некто очень интересовался содержимым писем, отправителем которых значился Р. Альтманн.

— Описание получил?

— Так точно, сэр.

— Не больше метра восьмидесяти, щуплый, на голове рога, одет в дорогой костюм — темно-серый в тонкую полоску?

— Никак нет, сэр, — удивился сержант. — Выше двух десяти, телосложение атлетическое. На голове была бордовая кепка, поэтому про рога ничего не было сказано. Я записал.

Эйзенхарт прочел словесный портрет и вернул блокнот.

— Интересно. Что-нибудь еще?

— Адрес, сэр. Он оставил его на случай, если кто-то из служащих передумает…

"… и решит подправить свое благосостояние нелегальным путем," — повисло в воздухе невысказанное окончание фразы. Потому что уж больно легким был этот путь. Делать свою работу и мимоходом замечать интересующую других информацию. Императорский закон о цензуре в какой-то степени подтолкнул работников коммуникаций к этой идее: слишком много открывалось писем и подслушивалось разговоров, чтобы никому в голову не пришла мысль заняться тем же самым, но за дополнительную оплату.

— Я переписал его, сэр. Нижний ров, дом…

— Двадцать пять, апартаменты 6-Е, — закончил с ним в унисон Эйзенхарт. — Забавно.

На лице сержанта появилось обиженное выражение.

— Откуда вы знаете?

— Я не проверял, как ты работаешь, если ты об этом, — Эйзенхарт достал из кармана сложенную вчетверо бумажку и помахал ей. — Центральный телефонный узел. Та же просьба, тот же адрес, думаю, и тот же номер телефона. Только вот человек другой.

Выпив залпом чай и отправив в рот остатки плюшки, Эйзенхарт поднялся со стула.

— Ну что, — немного неразборчиво спросил он, — проведаем нашего подозреваемого?

— Которого из них, сэр? — уточнил с робкой улыбкой сержант.

В темноте Нижний ров мигал белым светом новомодных электрических фонарей. Нужный им дом стоял на отшибе по северной стороне улицы. В этом районе он еще был один такой: новый, огромный по сравнению со старыми одно — и двухэтажными особняками, построенный хозяевами для дохода. Привратник без вопросов впустил их внутрь, хотя и признался, что понятия не имеет, дома ли арендатор. На вопрос, как выглядит жилец из апартаментов 6-Е он тоже пожал плечами, сообщив, что они меняются слишком часто, чтобы их запомнить.

Арендатора на месте, судя по всему, не было. По крайней мере, на стук никто не отзывался.

— Надеюсь, его никто не успел предупредить о нашем приходе, — проворчал Эйзенхарт, на всякий случай дергая дверную ручку.

Она опустилась.

Плохой признак. Чисто теоретически, Эйзенхарт признавал, что на свете могли существовать люди, способные случайно забыть запереть дверь. Но в жизни ему встречать их не доводилось. Зато его профессиональный опыт был полон случаев, когда дверь оказывалась незапертой по менее удачной причине. Например, после квартирной кражи. Или после того, как подозреваемый в спешке покидал свое временное пристанище. Или потому что убийца не удосуживался закрыть за собой дверь.

Первую версию Виктор сразу же отмел: в жизни таких совпадений не бывает. От второй пришлось отказаться, когда обнаружился труп.

Тело лежало на полу жилой комнаты, уставившись широко распахнутыми глазами в потолок. Молодой Бык лежал навзничь, но даже в этом положении его небывало высокий рост и сложение поражали.

— Что ж, по крайней мере мы теперь знаем, к кому из двоих мы шли, — философски заметил Эйзенхарт и наклонился к телу. На первый взгляд никаких видимых повреждений заметно не было. — Я бы сказал, что мы опоздали на час-другой. Брэм, сходи-ка к привратнику и вызови оттуда доктора Ретта и… кто сегодня дежурит из судебных экспертов?

— Лой, сэр. Будет выполнено.

— И спроси там заодно, кто сегодня вечером заходил в дом — не только сюда, но и в другие квартиры.

— Так точно, сэр.

Эйзенхарт со вздохом прислонился к стене в коридоре. До приезда экспертов в апартаментах ничего нельзя было трогать, а ноги гудели от усталости после долгого дня.

— Я покараулю пока тут. А ты, — от него не укрылось, как с лица Брэмли схлынули все краски при виде мертвого тела, — можешь подождать их внизу.

Он с тоской подумал о свободных стульях в каморке у привратника. Притащить один из них, что ли, наверх? Впрочем, при мысли о лестнице идея умерла сама собой.

К его удивлению, сержант вернулся почти сразу же. "Молодец", — с теплотой подумал Эйзенхарт, вспоминая как давным-давно перебарывал свой страх мертвецов. Какая-то мысль, связанная с этими воспоминаниями, забрезжила на краю сознания…

— Доктор Ретт был дома, поэтому скоро прибудет. Коннор уже выехал, — доложил Брэмли.

Эйзенхарт кивнул и устало запрокинул голову. Что же это было — еще из того времени, когда сам он служил сержантом под началом детектива Гардинера…

— Вспомнил, — сообщил Эйзенхарт потолку. — Я вспомнил, где его видел. Его звали Брин Толлерс, из местных. Один раз попался на разбое, до этого проходил подозреваемым по той же статье. Не знал, что он уже вернулся, — он прикрыл глаза. — А что насчет посетителей?

— Я собрал описания, насколько привратник смог их вспомнить. Сэр, — в голосе Брэмли зазвучало сочувствие, — вы в порядке?

— Что о мной будет? Главное, разбуди, когда они приедут.

Команда Лоя приехала первой и быстро принялась за дело. Вскоре уже почти все поверхности были в графитовом дактилоскопическом порошке, а в воздухе пахло фотографической вспышкой. Доктор Ретт, полицейский патолог (один из двух, работавших в городском полицейском управлении), мужчина с пегими волосами и крысиными чертами лица, появился немногим позже, привнося в помещение атмосферу недовольства.

— Можете мне уже дать что-нибудь, Ретт? — спросил Эйзенхарт у склонившегося над телом патолога.

— Я, что, нанимался прорицателем? — тот метнул на него хмурый взгляд. — Приходите послезавтра, получите заключение.

— Почему так долго? Насколько я знаю, у вас нет сейчас тел в очереди на вскрытие.

— Зато у меня есть вторая работа. И первая половина дня у меня занята приемом. Так и быть, — сделал уступку Ретт, — можете подойти завтра к вечеру, выпишу вам предварительное заключение.