Синий тарантул

Рано женившись, Чернов выжил из дому жену, за то что она осуждала его мечту о богатстве. Год из года он становился всё более замкнутым и необщительным. Сослуживцы объясняли это желанием уберечь тайны атомной металлургии, проходившие через его память, а также личной трагедией. Однако острый ум, сдержанность, молчаливость и быстрота, с которой Чернов овладевал самыми сложными разделами статистики, двигали его вперёд. Уже через два года его работы в Главуране Пургин считал его одним из трёх своих возможных заместителей.

Жил Чернов одиноко, редко выходил из дому, завтракал и ужинал у своей дальней родственницы — пожилой женщины, жившей в одном с ним доме. Вечерами Чернов обычно сидел на балконе в удобном бамбуковом кресле. По привычке тренируя свою память, он шёпотом перебирал цифры, имена людей, всё виденное, слышанное и замеченное им за день.

— Пургин, Аркадий Аркадьевич, — вполголоса говорил он, — среднего роста, признаки начинающейся астмы, глаза серо-голубые, брови короткие, нос прямой.

— Дневная добыча тория на Сухановском комбинат 112 граммов, — бежали с его губ цифры, в то время, как рука поглаживала редкие светлые волосы. — В последний месяц добыча возросла на 19 процентов, что равно сильно увеличению мощности комбината на один катализирующий агрегат.

— Вагин всё чаще работает с бериллием. Металлического бериллия в этом году добыто на фабрике имени Молотова, — тут Чернов делал паузу и начинал складывать в уме: — за январь 3 килограмма 290, февраль 4,371, итого 7,660. Март — 3,900, апрель — 3,200. Итого за 4 месяца… 14 килограммов 780.

Чувствовал Чернов себя в эти минуты легко и спокойно. Он и не подозревал, что с вечера 15 июля за ним стали наблюдать люди генерала Долгова. Этому дали повод особенности его характера и поведения.

15. Кандидат наук

10 июня, за месяц до проникновения врага в сейф Главурана, Нежин сидел в ресторане «Дарьял». Его столик находился почти около оркестра. Первая скрипка играла в этот вечер особенно вдохновенно, и Нежин, сам скрипач-любитель, слушал музыку, забыв о вине.

— Простите, пожалуйста, — раздался над ним приятный, вкрадчивый голос и, чуть вздрогнув от неожиданности, Нежин увидел представительного мужчину в хорошо сшитом сером костюме. Интеллигентное лицо незнакомца покрывал лёгкий загар. В зачёсанных назад редких волосах блестела седина.

— Все столики заняты… — объяснил подошедший. Позвольте сесть к вам.

Он стоял в скромной выжидательной позе, готовый при отказе тотчас же удалиться.

— Пожалуйста, пожалуйста, — охотно согласился Нежин, которого сразу привлекли мягкость и простота незнакомца.

Бесшумно усевшись, человек подозвал официантку:

— Бифштекс, яичница с крутым перцем и, — тут он прищёлкнул языком, — шампанское с ананасом. — Молодой человек, — уже Нежину сказал человек в сером костюме, — жемчужница ещё встречается без жемчуга, но шампанское без фруктов — никогда.

Незнакомец, очевидно, был в отличном расположения духа, улыбаясь, он доверительно сообщил:

— Сегодня, мой юный друг, у меня большой день: закончена первая половина докторской диссертации. Труд долгих утомительных лет! Да, совсем забыл! Позвольте представиться — Николай Николаевич Будин, кандидат экономических наук, по статистике.

Нежин назвал себя.

«Какое совпадение — мы оба статистики!» — подумал он.

Скоро официантка принесла ароматный бифштекс и яичницу на сковородке. Повязавшись салфеткой, Будин взял нож и вилку.

— Мой юный друг, давайте выпьем! — предложил он. — Много раз я пью это вино из Шампани, но оно всегда ново для меня. Все народы во все времена и эпохи тяготеют к вину. Возьмите аква-витэ у римлян, тодди в Африке, сакэ в Японии, шаосин у китайцев.

— Именно, именно! — согласился Нежин.

— Если не говорить о марочных винах, — жуя бифштекс, добавил Будин, — то я предпочитаю всему шампанское изящных французов.

Уже через минуту он оторвался от еды и приветливо улыбнулся:

— Давайте еще по бокалу. За мою диссертацию. За будущее звание!

После третьего бокала Будин повеселел ещё больше, он говорил теперь о скрипках мастеров Амати, Страдивариуса, Гварнери, о 130 видах духов, о бриллиантах, о чёрном, зелёном, коричневом и фиолетовом дереве. И Нежин слушал изящную и благозвучную речь своего нового знакомого, поражаясь широте его знаний. Но вот Будин взял ломтик ананаса и капризно заявил:

— Хочу говорить только о скрипке! Хочу слушать только скрипку!

Было заметно, что им начинает овладевать хмель.

Нежин охотно поддержал его.

— Будем слушать скрипку, Николай Николаевич Я ведь сам немного играю.

— Да?! Мой музыкальный Вадим! — радостно воскликнул Будин. — Какое совпадение! И я ведь чуточку скрипач, дошёл в школе до Большого Донта. У меня дома — настоящий Гварнери. Скрипке 200 лет! Божественный звук, особенно струны «соль» и «ре». Я натягиваю итальянский аккорд, а иногда, как сам маэстро Паганини, беру виолончельные струны.

Будин молодел от вина, от вдохновения, которое вкладывал в свою речь.

Нежин смотрел в его холодные, блестевшие от вина глаза, на гладкий лоб, перерезанный вертикальной складкой, и чувствовал, что новый знакомый кажется ему всё более обаятельным. Незаметно летело время, и Будин, взглянув на часы, вдруг сказал тоном приказа:

— Ну, мой друг, шерами, как говорят французы, едем ко мне играть на Гварнери! Я слушаю вашу игру, вы мою. Будем играть на виолончельных струнах. Едем!

— Счёт! — махнул он официантке.

И, нарушив инструкцию о безопасности работников Главурана, Нежин отправился к Будину.

Это была его первая ошибка.

В этот вечер Катков и видел Нежина садившимся в такси вместе с представительным Будиным.

Квартира кандидата наук на Песчаной, 40 понравилась Нежину. Палевое масло на стенах, золотистые шторы, картины в тяжёлых рамах, книги, — всё это было красиво, скромно и дорого.

— Вот и моя обитель, — сказал Будин, проводя Нежина в кабинет.

— А моя не особенно хороша, — искренне сорвалось у Нежина.

— Пустяки, — беззаботно отозвался Будин, — квартиру всегда можно купить. Только б желание да деньги. А вот настоящий Гварнери, — и он протянул тёмно-оранжевую скрипку удивительно красивой формы. — Оцените сами!

Взяв лёгкий и гулкий инструмент, Нежин начал играть. Будин, откинувшись в мягком кресле, слушал и одобрительно покачивал головой. После серенады Тозелли Нежин исполнил «Пиччикатто», а затем арию Баха, затем «Траумарей». Играл он свободно. Его легато было незаметно в переходах смычка, звук лился нежно и ласково.

— Какое анданте! Какая кантилена! — восхищался Будин. — Вам только на Гварнери и играть.

Нежин был счастлив новым знакомством. Редкая скрипка, совпадение интересов, выпитое вино, атмосфера утончённого дружелюбия, которой его окутал учёный, — всё это заглушило в работнике Главурана чувство осторожности.

За поздним ужином Нежин узнал, что Николай Николаевич не только профессиональный статистик, но как и он, работает в металлургии.

— Статистика по металлам — пуп промышленности, — афористически выразился Будин.

Совершенно доверившись ему, Нежин разговорился.

— Если не секрет, Николай Николаевич, какая тема вашей диссертации? — спросил он.

— По статистике, — уклонился Будин, постукивая пальцами по столу.

— Не скрывайте, Николай Николаевич, я тоже ведь статистик.

— И вы по статистике? — обрадовался тот. — У нас, шерами, полное родство душ! Ваши знания я уже вижу ценным грузом на моём диссертационном корабле. Это мы так не оставим! — и кандидат наук достал из стенного шкафа высокую бутылку с золотой головкой.

— Позвольте представить — мускат 1908 года, Португалия.

— 1908 год? — удивился Нежин, глядя на чёрно-вишнёвую ароматную жидкость, которую Будин разливал в гранёные бокалы.

— Девятьсот восьмой. От чернооких лиссабоночек. Приобрёл за границей, в командировке, — и Будин произнёс тост: — Пью нашу дружбу, будущее сотрудничество.