Подарок мертвеца

— Когда Харпер Коннелли встретится с нами? — спросил репортер голосом не то чтобы громким, но очень пронзительным.

Взгляд, которым ответил репортеру Арт, был замечательным — в нем смешались неодобрение и смирение.

— Мисс Коннелли не разговаривает с репортерами, — сказал Арт, как будто это был хорошо известный факт. — Мисс Коннелли живет очень замкнуто.

— Правда ли, что… — начал женский голос, и камера повернулась, чтобы показать блистательную Шелли Квайл.

— Господи боже, — произнесла я. — От нее просто спасу нет!

Толливер улыбнулся. Он находил упрямство репортера слегка забавным, может, даже похвальным.

— …что мисс Коннелли получает гонорары за найденные трупы?

— Мисс Коннелли — профессионал, женщина с необычным даром, — парировал Арт. — Ей не нравится быть объектом внимания прессы, такого внимания она никогда не искала.

«Довольно правдиво, — подумала я. — Уклончиво, но правдиво».

— Правда ли, что ваша клиентка потребует награду за то, что нашла тело Табиты Моргенштерн? — спросила Шелли Квайл, и улыбка Толливера исчезла в мгновение ока.

— Сейчас мы обсуждаем не этот вопрос, — решительно заявил Арт. — В данный момент мне больше нечего сказать. Благодарю за внимание.

И он повернулся, чтобы войти в переднюю дверь «Кливленда». Юриста Моргенштернов нигде не было видно. Блайт Бенсон, очевидно, уже успела ускользнуть.

Я надеялась, она не собирается явиться в наш люкс.

По телевизору пошла программа по расписанию, а наш адвокат вернулся в комнату, в текущую реальность. И снова я почувствовала толчок любопытства.

— Все прошло хорошо, — сказал Джоэл без намека на иронию.

Мы с Толливером всеми силами старались сохранить нейтральное выражение лиц.

— И конечно, — продолжал Джоэл, — вы получите вознаграждение. — Он встал и посмотрел на часы. — Диана, нам пора домой. Мы должны позвонить кое-кому. Хотел бы я знать, сколько времени уйдет на то, чтобы убедиться, что у них… останки Табиты. Когда мы сможем их забрать.

Фелисия взяла свою сумочку и сумочку Дианы, приготовившись помочь беременной женщине вернуться в машину.

Диана тяжело поднялась на ноги. Она рассеянно поглаживала большой живот, как будто успокаивая его обитателя. Я вспомнила, как моя мать носила Мариеллу и Грейси. А еще невольно припомнила «Ребенка Розмари» [9]— мы с Толливером смотрели его на прошлой неделе по каналу, показывающему старые фильмы.

— Спасибо, Фелисия, — сказала Диана.

— Дайте нам знать, как дела у Виктора, — совершенно неожиданно сказал Толливер.

— Что? — Фелисия повернулась, и ее глаза пригвоздили Толливера к стене. — Что ж, конечно.

В ее голосе прозвучала нотка, которую я просто не поняла. Я перевела взгляд с нее на Толливера, но не получила никаких объяснений.

— Виктору пришлось едва ли не труднее, чем всем остальным, — сказал Джоэл. — Дети могут быть такими жестокими.

— Сколько ему теперь? Шестнадцать? — живо спросила я, пытаясь разрядить атмосферу.

Сама не знаю, зачем я это спросила. Мне бы следовало стоять в молчании, пока все они не уйдут.

— Только что исполнилось семнадцать, — ответила Диана.

Внезапно ее лицо перестало быть милым лицом Мадонны. Даже при первой нашей встрече она произвела на меня впечатление женщины, которая сыта по горло вздорным поведением своего пасынка-подростка. А теперь она так сжала челюсти, что ее простые слова приобрели весьма резкий смысл.

— Я люблю этого мальчика, но все, что говорят о подростках, — правда. А Вик за последние три года сделался скрытным, угрюмым и дерзким. Когда у Табиты начали появляться признаки вступления в подростковый возраст, я просто не была к этому готова. И среагировала слишком резко.

Восемнадцать месяцев назад Виктор был прыщеватым, но атлетически сложенным и привлекательным мальчиком. Я помнила, что он всегда прятался с краю любой группы взрослых в доме Моргенштернов, с лицом, напряженным от сдерживаемого чувства… Ярости? Страха? Ради блага самого мальчика я надеялась, что его цвет лица и поведение теперь пришли в порядок. Я хотела верить, что мысли и чувства Виктора были запутанными и сложными не только из-за его характера. Я верила в это, искренне полагая, что таковы мысли и чувства всех людей.

— Как ты можешь так говорить, Диана? — спросила Фелисия, но без большого негодования. — Он был твоим ребенком с младенчества. Ты должна любить его так же, как я.

— Я и вправду его люблю, — сказала Диана так удивленно, как может говорить только эмоционально измученная беременная женщина. — Я всегда любила его, сперва ради его матери, но потом потому, что вырастила его как собственного сына. Уж ты-то должна это знать. Даже если бы он был моим собственным ребенком, сейчас мне было бы с ним нелегко. Дело не в нем, просто у него такой возраст.

— Ему очень не нравится здешняя школа, — встрял Джоэл.

Голос у него был такой же усталый, как и у его жены, как будто его вымотало то, что приходилось иметь дело с Виктором.

— Но он отлично выступает в теннисной команде.

— Бедный Виктор, — заметил брат, удивив меня.

— Да, вся эта история была тяжела и для него тоже, — согласился Джоэл. — Конечно, он был уверен, что его арестуют и немедленно казнят. Подростки всегда приходят к крутым выводам, а полиция допрашивала его очень… упорно.

— Они подумали, что он мог обижаться на младшую сестру, на то внимание, которое она получала как ребенок от второго брака, — добавила Диана.

После этого она вдруг замерла, и я испытала приступ паники, думая, что что-то случилось с ребенком. Но то просто был один из моментов, когда мука обрушивается на тебя, словно орел с небес, чтобы вонзить в тебя жестокие когти.

— Ох, Табита! — проговорила Диана тихим голосом, полным бесконечного горя. — Ох, моя девочка!

Из ее красивых темных глаз покатились большие слезы.

Муж обхватил ее рукой, и они вместе вышли, чтобы вернуться в свой новый дом.

Фелисия шла за ними с мрачным, несчастным лицом.

Я смотрела на дверь еще несколько минут после того, как она за ними закрылась, думая: готова ли уже детская комната? И что они сделали с вещами Табиты?

Когда Моргенштерны ушли, напряжение в комнате спало. Арт, Толливер и я посмотрели друг на друга с некоторым облегчением.

— Это отличные новости, насчет вознаграждения. Когда я слышал о нем в последний раз, оно составляло двадцать пять тысяч долларов. Без вычетов налогов, конечно.

По тому, как Арт барабанил пальцами по столу, я понимала, что он мысленно рассматривает события этого дня.

— В итоге я рад, что выступил вторым, — сказал он. — Я выслушал Блайт Бенсон. Она сказала нечто такое, с чем я не согласен.

— Да, мы заметили.

Толливер вынул из сумки с ноутбуком книжку с кроссвордами и начал шарить в кармане в поисках карандаша.

— Если ты думаешь, что я мог бы справиться с делом по-другому, Толливер, так и скажи, — Раздраженно посмотрел на него адвокат.

Брат с явным удивлением поднял глаза.

— Нет, Арт, никаких проблем. А ты как считаешь, Харпер?

— Я заметила: вы не сказали, что Толливер тоже ваш клиент, Арт, — проговорила я.

Адвокат сделал все, чтобы изобразить удивление, хотя я понимала: его удивило лишь то, что мы заметили его оговорку.

— Пока что имя Толливера не впутали в это дело, и я просто стараюсь, чтобы так продолжалось и впредь. Или вы хотите, чтобы я позвонил репортерам и внес поправки?

— Нет, Арт, все прекрасно, — успокоила его я. — Просто на будущее, будь более точен и включи эту маленькую деталь.

— Вас понял, — отозвался юрист жизнерадостно. — Это был длинный день для старика, ребятки. Я отправлюсь в свою комнату, позвоню в офис и сделаю кое-какую накопившуюся работу.

— Конечно, Арт, — ответил Толливер, сосредоточившись на открытом кроссворде. — Если ты не улетишь в Атланту до завтрашнего дня, присоединяйся к нам за обедом.

— Спасибо, посмотрим, сколько на меня навалится работы нынче вечером. Может, я просто закажу еду в номер. Но позвоните мне перед обедом.