Мир Мрака 2027

  И вот, когда табак уже почти приближался к фильтру, из тех самых дверей вышел мужик в бронежилете и, удивлёнными глазами, уставившись на нас, спросил:

  – Вы чего не идёте? – голос был грубый, как и черты лица, украшаемые пышной чёрной бородой, плюс дополняли образ грудная клетка бочкой и немалый рост – непростой экземпляр.

  – Да мы это, перекурить остановились, – как-то засомневался чуть Гоша.

  – А вы чё, внутри это сделать не могли? – богатырь всё ещё держал дверь открытой, так и не решаясь выйти за порог и также с неким сомнением следя за нами.

  – Так, Карло… Вроде бы, – Георгий откровенно замямлил.

  И тут мужик не выдержал, заржав во весь голос.

  – А-а-а, аха-ха-ха, а-а-а! Карло просто не любит, когда рядом с ним курят! А-а-а-а, аха-ха-ха-ха-ха! Идите сюда, простофили, курить можно где угодно, никому до этого и дела, а-аха, нет! Аха-ха-ха-ха, – он, пригнувшись и побив себя по коленям, зашёл внутрь и, уаохатываясь, громко сказал кому-то: – Э! Вы только послушайте этих чудаков! Аха-ха-ха.. Им.. им курить запретили, а-а-а-а-аха-ха-ха!

  Оказавшись внутри, мне сразу же стало как-то неловко от многолосого гоготания, идущего с двух сторон от входа. Да-а, нехило опростоволосились… Зато хотя бы сразу себе тут имя сделали.. хоть какое.

  Охранный пост был нешибко силён: клеть четыре на четыре метра, с опускаемым входом-выходом, через который гость данного места проходил после двери. Тут находилось только пару бойцов, с двух сторон по одному, и этот, наверное, начальник.. оборонительного пункта конечно. Далее я разглядел у стен ещё бойцов, их было много – стояли (кто-то стоял, кто-то сидел, привалившись к стенке, кто-то полулежал, как раз, покуривая) по одному через каждый метр. Рядом располагались вырезы в металле – бойницы. Неплохая оборонная система.

  – У-ух, аха, да-а, парни… Хорошо вы меня рассмешили, что редкость, – мужик наконец выпрямился во весь свой немалый рост и посмотрел на нас. – Итак, мне уже всё сообщили. Оружие тут оставьте и просто следуйте за мной. Глупых вопросов лучше не задавать, потому что я их не люблю. Однако вы, хе, – он вскользь вытер правый глаз, – как новенькие и как те, кто неслабо меня развлёк, уже в самом начале трудового дня, – он подмигнул подопечным при последней фразе, на что те отреагировали короткими смешками, – чего до селе не бывало, – можете. Но с этой привилегией лучше не переборщать, а так… Пойдёмте.

  Он уже вышел из клети, как вспомнил нечто важное и, схватившись за голову тремя пальцами, чуть мня редкие морщины на лбу, обернулся к нам и сказал:

  – А-ах, точно… И это, добро пожаловать во Дворец! – он медленно развёл руками в стороны, при этом не прекращая улыбаться. Затем развернулся и, уже продолжив шагать, добавил: – Наверное, единственный оставшийся оплот былой человеческой культуры.

  Но меня эти слова уже не очень волновали: я любовался Дворцом изнутри – он был огромен.

  Свет тут источали несколько десятков ламп накаливания, лишённых своих прекрасных абажуров. Лучи падали на всё находящиеся снизу и, чуть отскакивая от металлических стен, ещё больше наполнял сооружение, изнутри, белизной, от которой так отвыкли глаза и  теперь вновь медленно привыкали. Конечно же, по сравнению с былым, это не слишком ярко, и даже некая дымка (уже будто влившаяся в воздух) присутствовала и тут, но всё же… И тут я осознал – вновь очень медленно – одну деталь: так, стоп, разве Дворец Республики был сделан из стали. Если мне не изменяет память, то он был весь “построен” из окон, все стены полностью просвечивались и пропускали солнечный свет. Но а тут я вижу абсолютно иную картину: металлические листы поставлены вместо стёкал по всему огромному периметру здания, насколько мне только глаз хватает и насколько только видно просторы, ведь большую часть всего помещения уже пожрали люди.. люди Нового Мира.

  Они были везде, их было не счесть. Каждый был занят своим делом: кто-то куда-то спешил; кто-то что-то продавал; кто-то пытался сотворить нечто; кто-то бесполезно застопорял, на долю секунды, на нас внимание; а кто-то просто выпрашивал еды у прохожих. И это всё форменное безумие творилось на территории, не уступающей по размерам футбольному полю.. и это только один этаж, а ведь есть и второй. На который, как я увидел далее, можно было забраться теперь не только с помощью лестниц: человек всегда находил себе место для жизни, тут случилось также. Он будовал свои хлипкие жилища на чужих “головах”. Если места не было внизу, он полз выше, к самому потолку. По этим хибарам, как по мне, теперь и можно было забраться наверх. Они все были непрочные, какие-то не внушающие надёжности или вообще чего-либо подобного. Гораздо реже, кончено, встречались палатки. В основном в них творились некие дела: торговля, мастерская или же ещё что-нибудь. Везде что-то, да происходило, отчего, с одной стороны, становилось радостно на душе, а с другой как-то не по себе: отвык я уже от подобного.

  Воздух тут был стоячим. В нём, в одну сплошную кутерьму, перемешались всевозможные запахи: пота, дерева, грязи, бензина, пороха, еды… А откуда шёл запах еды? Я принюхался, но уловить не смог. Однако как только я подумал об том, чтобы поесть, забытая проблема напомнила о себе.

  – Эм, извиняюсь, а где у вас тут туалет? – спросил, идя в арьергарде, самый не удобный вопрос для гостя, я.

  – Туалет?.. Ха, дождись гримёрных, там уже сходишь. А то так ещё заблудишься, ненароком.

  – И близко эти гримёрные?

  – Близко.

  – А зачем мы вообще туда идём? – тихо спросил Гоша.

  – Чего? – обернулся к нему не расслышавший вопрос мужик.

  – Говорю: зачем нам туда? – чуть повысив голос, переспросил Георгий.

  Мужик оценивающе посмотрел на него, провёл глазами с головы до ног и, с лёгкой ухмылкой, поинтересовался:

  – С пневмата нежить всякую убивать легко?

  Гордо поправив ремень винтовки на плече, напарник ответил:

  – Не жалуюсь.

  Охранник чуть хохотнул, развернулся и, продолжив путь, сказал:

  – В этих гримёрках сидит тот, кто вам нужен.

  Вот и весь предсказуемый ответ.

  Вдруг совсем рядом со мной, в толпе, пробежала совершенно обыкновенная, серая кошка, за ней тут же ринулась маленькая, чумазая девочка в грязной фуфайке. Они быстро скрылись среди людей, и скорее всего только я это видел, но.. почему-то сразу стало грустно и тяжело на душе… Что же мы загубили?..

  А наш отряд шёл дальше. Я пытался не думать о проблеме, однако она так и лезла в голову… настырно, главное. А вокруг всё сновали и сновали люди. В разных одеждах; порванные, не порванные (хоть таких почти и не было); с детьми, без детей; грязные, более-менее чистые; читавшие что-то, или же просто доходяги, ищущие похмелиться. Их было очень много. Я уже давно не помнил подобного количества народа, я предполагал, что столько вообще не выжило, однако вот, они вокруг меня. И даже не знаю, хорошо ли мне было от этого, или плохо: смешанные эмоции какие-то.

  Раньше, Дворец Республики представлял собой две полностью идентичные половины, соединенные вместе – воспоминания школьных экскурсий. Теперь от той одинаковости не осталось ничего. Цветочные сады исчезли со второго этажа – я бы поразился, если бы они были. Хотя правильно, какое кому сейчас дело до цветов и прочей чуши. Сталь прочно обороняла тут живущих от вида, на происходящее вокруг… хотя, как по-моему, туман делал бы это также. А мутантов.. а мутантов пару листов жести и рядов свинца вряд ли остановит, если их, конечно, будет немало, ведь подобный кусок оставшегося человеческого “пирога” достоин куда большего количества бестий, нежели несколько дюжин.

  “А вот всё-таки интересно: куда делось всё стекло”, – подумал я, однако спрашивать не стал, припоминая нелюбовь охранника к глупым вопросам. Надо будет – узнаю, а пока это не так важно.

  Мы прошли чуть ли не до конца помещения, пробираясь сквозь вездесущую толпу. Мне уже пару раз успели предложить купить что-то, чего я даже не успел рассмотреть. Многократно попросили милостыню, и уйму раз задели плечо или же наступили на ноги. Конечно, всё это не очень-то и мешало, куда больнее было тем, кому я, по неосторожности, военными берцами отдавливал ступни, однако о людях напоминало сильно. Причём всплывали в памяти только те черты, отражающие их корысть, жажду выгоды и непреклонность перед чужими бедами, которые в любом случае будут вставать на задний план: после их “важных” (опять же только для них) дел.