Я - инопланетянин

Мы миновали каньон и очутились на плоскогорье, тянувшемся к югу, востоку и западу, насколько хватало взгляда. Небо над нами было не желтым, а голубовато-серым, солнечный диск обрел вполне отчетливые контуры, и в свете, более ярком, чем в предыдущие дни, плато казалось бесконечными городскими развалинами. Камни громоздились на камни, большие глыбы утопали в грудах щебня, там и тут высились остроконечные зубья скал, а между ними зияли трещины, широкие и черные, точно врата преисподней. Здесь дул довольно сильный ветер, рождавший странное чувство нереальности: клубилась пыль, холодило лицо, но слой затянувших небо туч был недвижим, как крышка над исполинской кастрюлей.

«Остатки Тиричмира», – подумал я, обозревая плоскогорье. Снежная шапка его исчезла, несокрушимая плоть развеялась прахом, и если бы у гор существовали кости, то я бы сказал, что не осталось даже их. И все же я мог определиться в этом хаосе, ибо токи эоита были чистыми, мощными, живыми. Центр его лежал на юго-западе, но не в пяти километрах, как думалось прежде, а в восьми-девяти; значит, Обитель Света немного восточнее. Впрочем, я не надеялся найти ее руины, я лишь хотел оказаться в том месте, где находился монастырь.

Когда-то, очень давно, я спросил Аме Пала, как он уйдет. Теперь его слова звучали у меня в ушах: «Узнаем, когда мой свиток развернется до конца... Я узнаю и ты... Там, в небе, скитаются души праведников, целые сонмы душ, а еще – боги, асуры, будды... Вдруг найдется такой, который передаст тебе привет от меня. Я попрошу...»

Может быть, и в самом деле попросил?..

Я оглянулся на своих спутников. Макбрайт обозревал пейзаж с мрачным видом, должно быть, прикидывая, что пробираться по этим камням не подарок; янтарные глаза Фэй поблескивали, а склоненная к плечу головка говорила о том, что она трудится, пытаясь нащупать границы бассейна; Сиад хмурился, и эта гримаса на обычно бесстрастном темном лице казалась столь же удивительной, как улыбка носорога. Я мог побиться об заклад на собственное тело, лежавшее сейчас в гипотермии, что думает он вовсе не о дороге через плато, незримых стенах вуали, скалах, трещинах и остальных опасностях, а совсем о другом. Наверное, о тех вещах, в каких не сомневался ни единый человек с эпохи плиоцена. В конце концов, все мы уверены, что мы – люди...

– Чертова плешь... – пробормотал Макбрайт. – Камни да трещины, трещины да камни... Сколько мы одолеем за день?

– Нас никто не подгоняет, – заметил я, а Фэй произнесла певучую фразу на китайском.

– Что она говорит?

– Это пословица, Джеф. Смысл такой: важно не бежать сломя голову, а двигаться в нужном направлении.

– И какое тут направление – нужное?

– Вот это. – Я показал на юг, где, по моим расчетам, прежде располагался монастырь.

Макбрайт сдвинул с налобника каски бинокль.

– Там расселина. Широкая, дьявол! Метров семьдесят.

– Переберемся, – бросил я и посмотрел на Фэй. – Как насчет вуали?

– Далеко, командир. Почти не чувствую.

– Тогда вперед!

Мы углубились в хаос скал, ребристых глыб и завалов щебня, огибая большие расселины, перепрыгивая через малые, стараясь избегать пыльные облака, которые кружил ветер. Дорога не баловала однообразием: острые утесы сменялись рваными базальтовыми обломками, нагроможденными друг на друга или сидевшими в мелком щебне, словно прибрежные валуны в песчаном дне; среди камней и скал змеились трещины, по временам неглубокие, но иногда казавшиеся пропастями, достигающими самых недр Земли; потом камни и скалы вдруг расступались, трещины исчезали, почва становилась ровной, будто арена цирка, окруженная амфитеатром из переломанных скамей, колонн и арок. Преодолев эту полосу препятствий, мы вышли к огромной расселине, тянувшейся с запада на восток; провал, как и показалось Макбрайту, был метров семьдесят-восемьдесят шириной, а о его глубине не удалось составить представление. Возможно, камни, брошенные Фэй, и долетели до дна, но грохота мы не услышали и потому решили, что спускаться вниз не стоит. Выход в данном случае был один: найти подходящее место, где трещина сужается, и перебросить крюк с канатом на другую сторону провала. Условившись о времени поисков, мы разошлись: я с Фэй – на восток, Мак-брайт с Сиадом – на запад. До сумерек было еще часов пять.

Когда, удалившись на сотню шагов, мы потеряли из вида зеленую и желтую фигурки, Фэй коснулась моего плеча.

– Арсен...

Голос ее был напряженным, да и само обращение – Арсен, не Цзао-ван – подсказывало, что она не намерена шутить или требовать историй об иных мирах и галактических тайнах.

Не сбавляя шага, я наклонился к ней.

– Что, милая?

– Вуаль далеко, но я чувствую что-то другое, странное... Это совсем непохоже на вуаль! Она – как занавес из нитей, а иногда – как проволочная сеть... ну, ты понимаешь... А это...

– Струйки, что пронизывают тело, да? Падают сверху, текут снизу, словно ты бесплотная тень в фонтане... Похожее ощущение, верно?

Брови ее изогнулись парой напряженных луков.

– Ты тоже чувствуешь? Ты понимаешь, что это такое?

– Конечно. Там, в вашей школе, в Хэйхэ, тебя учили брать энергию от деревьев? – Она кивнула, не спуская с меня широко раскрытых глаз. – Помнишь это ощущение? Особенно если стоишь в дубовой роще, прижавшись к стволу, чувствуя, как идут от дерева жизненные токи... Правда, похоже?

– Очень! Теперь я поняла... Похоже, только сильнее... гораздо сильнее... Что это, Арсен?

– Эоит. Особая область на земной поверхности. Зона, где ноосфера планеты сопрягается с Вселенной, где бушует живая энергия, уходит в космос и падает к Земле. Вон там, – я вытянул руку, – центр эоитного зеркала, но приближаться к нему нельзя – потеряешь память или начнутся галлюцинации. Восточнее, за этой трещиной, стоял монастырь. Буддийский монастырь, Обитель Света... Мне доводилось там бывать.

– И мы... мы идем туда? В этот монастырь? – выдохнула Фэй.

– Во всяком случае, попробуем добраться к месту, где он был. Если б не эта трещина...

С минуту мы шли в молчании, лавируя среди камней и посматривая в сторону провала. Он то сужался, то расширялся, но всюду был слишком широк, чтобы надеяться на фокус с крюком и канатом. Мы прошагали с километр, потом еще столько же, и наконец Фэй спросила: