Рапсодия гнева. Трилогия (СИ)

Таня ничего не сказала, она вдруг молча схватила бумаги и кинулась из комнаты.

– Стой!

Алекс вдруг осознал, какую допустил оплошность, и бросился вслед. В вестибюле второго этажа ее встретила Марта. Крепкая бабенка цепко схватила Таню за руки и повисла, не давая сделать ни шагу. Подоспел Алекс. Стало ясно, что вырваться будет не так просто и нужно просто порвать бумаги. Девушка прижала их к животу и упала на пол. Ботинок Алекса вонзился в правый бок, дыхание остановилось, в глазах потемнело. Дикая боль пронзила печень. Но она не выпустила бумаг.

– Позвони Сержу и Стиву! – послышался голос Алекса. Даже не стал переходить на английский. – Пусть приедут. Я пока подержу эту дрянь!

Он опустился на Таню сверху и прижал ее своей огромной тушей так, что она не только шевельнуться не могла, но даже вздохнуть. Речи не могло быть о том, чтобы разделаться с документами. По улице пронеслась милицейская машина с сиреной, звук безнадежно стих за перекрестком.

Через несколько минут на второй этаж ввалились два улыбчивых парня с хорошо разработанными скулами и не менее крепкими бицепсами. Втроем с Алексом они быстро разделались с девчонкой. Не понадобилось даже бить. Она, правда, вцепилась зубами в чью-то руку, но это мало помогло. Алекс поправил одежду, злобно потер прокушенное до крови предплечье, подождал, когда Таня поднимется с пола, и на прощанье отвесил хорошую оплеуху.

– А теперь катись отсюда! – злобно завершил он свое выступление.

От лапищи Алекса у Тани остался кровоподтек на нижней губе. Полщеки распухло. Тело болело и дрожало от пережитого напряжения. Одежда превратилась в лохмотья.

Она зашла в туалет, умылась, насколько могла привела себя в порядок и направилась прямо в милицию.

Когда она сбивчиво рассказала дежурному райотдела о своей беде, тот с недоумением поднял брови и потребовал документы. Долго разглядывал то фотографию, то лицо, потом с сомнением поинтересовался:

– А это твои документы? Что-то не могу разобрать. Видок у тебя!

Таня возмутилась:

– Я же только что сказала вам! Меня избили в американской «Миссии надежды»! Она в кинотеатре «Москва».

Дежурный жестко посмотрел на нее:

– Ты что, указывать мне будешь? Или думаешь, я глухой? Отвечай на вопрос. Имя, фамилия, год рождения.

Таня назвала.

– И вообще. – Дежурный окинул ее весьма скептическим взглядом. – То, что ты там про наркотики говоришь, – это уж точно не в твою пользу. А может, ты сама обдолбилась? И где ты их взяла? Иди-ка ты, пока тебя не задержали. Не отнимай время! А может, ты сама до этого американца домогалась? А? Что на это скажешь? Блин… Сейчас нам только международного конфликта не хватало, когда полон город их десантников.

– Да как же вы так можете! – воскликнула она в крайней степени недоумения. – Вы что, сговорились с ними? Там преступники! Они квартиру у моей матери отобрали мошенническим путем! Они заставили меня подписать бумаги! А вы говорите, что я – наркоманка! Дайте мне бумагу, я напишу заявление. Я хочу написать заявление! Вы не имеете права не принять у меня заявление.

Дежурный разозлился:

– Так! Все! Меня это достало! Савченко! Отведи девушку на посадку. Пусть подумает полчасика, если не поумнеет, будем задержание оформлять.

– Да как вы смеете! – закричала девушка, но крупногабаритный помощник дежурного уже поволок ее в коридор, по обе стороны которого за непробиваемыми дверями с квадратными окошками томились бомжи и другие задержанные лица. Лязгнув ключами, помощник швырнул ее на покрытый черной слизью, заплеванный бетонный пол камеры. На лавке в углу зашевелилось вонючее создание с распухшим от денатурата лицом и хрипло пробасило:

– О! Какую нам цыпочку послали!

Создание оказалось синявкой когда-то женского пола, давно утратившей любые признаки оного. Таня поднялась с гадкого склизкого пола и попыталась хоть как-то отряхнуться. По ноге струйкой текла кровь с разбитого при падении колена. На белой футболке отпечатались черные следы какой-то грязи.

– Мамочка! Что же ты наделала! – сдерживая наворачивающиеся слезы, прошептала девушка.

– Какие часики! У!

Синявка приблизилась к Тане и протянула грязную, дурно пахнущую клешню к руке с часами.

– Не трогайте меня! Это подарок! Хоть вы-то меня не трогайте! – взмолилась девушка. – За что же мне это такое целый день сегодня?

– А чем я тебе не нравлюсь? – насупилась синявка. – Чё, не подхожу тебе? Чё? Некрасивая, да?

Она сжала распухшие губы и опасно прищурилась.

– Да нет… Просто не трогайте меня!

– А часики дашь?

– Я же говорю, это подарок. Ну пожалуйста, отойдите от меня!

– А ты когда-нибудь целовалась с женщиной? – вкрадчиво спросила синявка. – Мужчины такие грубые… Иди ко мне.

Жуткое создание протянуло заскорузлые руки с черными ободками грязи вокруг ногтей. Таню затрясло крупной дрожью.

– Возьмите часы, только не трогайте, я прошу!

Девушка торопливо расстегнула ремешок и протянула часы. Женькин подарок было жаль до слез, но перспектива близкого контакта с мерзкой синявкой была страшнее.

Заскорузлые пальцы неуверенно, но цепко сжались, схватив добычу, однако на этом Танины муки не закончились. Синявка повертела часики, хотела нацепить на запястье, но ремешок не сомкнулся на распухшей руке.

– Ладно, – буркнула она и сунула их в карман. – А теперь, слышь? – Она впилась в девушку жестким хищным взглядом. – Поцелуй меня сама! В щеку. Чё! Брезгуешь? А то я не прошу тебя!

Таня кинулась к двери камеры и заколотила, сбивая кулачки до синяков.

– Помогите! – не помня себя от омерзения и ужаса, закричала она. – Выпустите меня отсюда! Не буду я писать никакого заявления! Только выпустите, прошу вас.

В ответ раздался дружный хохот обитателей камер. Лязгнули ключи, и появился помощник дежурного:

– Кто шумит?

Сразу все стихло.

– Выпустите меня, дяденька милиционер. Выпустите, пожалуйста! – запричитала Таня сквозь всхлипы.

Помощник подошел к ней, пристально посмотрел в окошко и зло сказал:

– Будешь шуметь, пойдешь в мужскую камеру.

Из мужских клеток раздались одобрительные возгласы, кто-то нарочито громко заорал, как сексуально озабоченный боров.

– Цыц! – крикнул на них милиционер и удалился.

– Ты чё… – хрипло утешала девушку синявка, неожиданно проникшись сочувствием. – Ты чё, думаешь, мусор за тебя заступится? Ха-ха! Да скажи спасибо, что они до твоих сисек не добрались. Хотя они у тебя махонькие… Дай посмотреть?

И Таня с содроганием почувствовала, как грязная клешня крадется по ее плечу. Она ничего не сказала, молча прошла в уголок камеры и, съежившись, присела на железную скамейку.

– Ну покажи… – с унылой безнадегой тянула синявка. – Тебе же только маечку приподнять…

Через полчаса Таню вызвали к дежурному. Она равнодушно проследовала за помощником. Два милиционера вывели ее из помещения райотдела, затолкнули в «уазик», грубо захлопнув тяжелую дверь.

За решеткой заднего окна «уазика» быстро удалялось здание райотдела. Через двадцать минут машина остановилась, и Таню вывели во двор какого-то жуткого здания, все окна которого были забраны решетками.

– Что это? – робко спросила она у сопровождающих милиционеров.

– А ты что, тут впервые? Ты ж наркоманка! – усмехнулся молоденький лейтенант.

– Нет, я никогда здесь не была. Я не наркоманка, – грустно объяснила Таня.