Инверсия

— Сейчас поймёшь, — пообещал физик.

А Клюев, наконец, пришёл в себя. Вероятно, этому в немалой степени способствовало возвращение Кобыша. Командир оказался той соломинкой, за которую он смог ухватиться.

— Что это ты, Макс? — сурово спросил Дмитрий. — Совсем потерялся. Так нельзя.

— Не каждый день узнаёшь, что ты — лишний в этом мире.

— А ты сделай так, чтобы не считаться лишним! — рявкнул полковник. — Соберись! Нас Андрей для того и позвал. Я правильно понимаю? — он вновь обратился к Бородину.

— Безусловно, — ворчливо подтвердил физик. — Первый этап завершён. Все убедились, что наши изыскания полностью достоверны. Иначе и быть не могло. Теперь следует продолжить работу и довести её до логического конца.

— Погодите! — всё ещё находясь в плену невесёлых мыслей, осторожно попросил Клюев. — А как же мои родители? Мои детство и юность?..

— Ага, — Бородин тяжело вздохнул. — Выходит, тебя не уведомили о том, что ты приёмный ребёнок. Берегли детскую психику от стресса.

— Я?.. — Макс почувствовал, как почва опять ускользает из-под ног.

— Эй-эй-эй! — Кобыш пощёлкал перед носом напарника пальцами. — Стоять, Зорька! Что это ты сегодня, как барышня кисейная!? Ты испытатель или где? Не позорь своих товарищей!

— Не дави на него, Дима, — вмешался Бородин. — Он совершенно нормальный и крепкий парень. Просто то, что с ним сейчас происходит — это любопытный феномен, связанный с получением информации о принадлежности к другому миру. Условно поименован нами «мерцанием реальности». Пока он это состояние контролировать не в силах, но со временем научится. Ещё немного, и с ним можно будет говорить по существу.

— Уже. — Клюев потихоньку возвращался к нормальным ощущениям. — Уже можно.

— Да? — физик в сомнении окинул его взглядом. — Ну, тебе виднее. Ежели так, вернёмся к нашим баранам. Вам, ребятки, известно такое понятие — фрактал?

— Фигура, полученная в результате дробления, — буркнул Кобыш. — Множество одинаковых частей…

— Не совсем так, — поморщился Бородин. — Множество — понятие неопределённое, а фрактал — это структура, состоящая из частей, в каком-то смысле подобных целому. Во всяком случае, так говаривал Бенуа Мандельброт, отец новой геометрии. Во фрактальной структуре любая произвольная точка является точкой разветвления. Специально для вас сообщаю: наша земная действительность— тоже фрактал. Так сказать, частный случай…

Клюев смотрел на него во все глаза, а его непосредственный командир старался сообразить, что же теперь затевают Андрей с компанией. И ещё он никак не мог избавиться от назойливой мысли, именно сейчас повторявшейся снова и снова, мысли о том, что он сто лет уже не видел Вивьен, и что она вполне могла бы здесь появиться, раз уж затеялся такой разговор.

— Чтобы более наглядно представить себе ситуацию, предлагаю вновь перейти к образам, — между тем продолжал Бородин. — Иначе вы можете не уловить нюансов. Сейчас я вас ознакомлю с сутью проблемы.

Экс-пилоты не сговариваясь, качнули головами и опустили веки. И сразу же забыли обо всём на свете. Из шевелящейся тьмы перед ними возникло нечто, напоминавшее сильно разросшийся куст с причудливыми, прихотливо изгибавшимися ветвями. Несмотря на внешнюю схожесть, ни одна из ветвей не повторяла остальные и нигде не пересекалась с ними. Сам же куст занимал практически весь объём видимого пространства, хотя его многочисленные сочленения и отростки довольно плотно прилегали друг к другу.

— Это фрактал реальности, — бесплотный голос физика, казалось, исходил из некоего геометрического центра созданного им изображения. — Причём только та его часть, которая представляет для нас непосредственный интерес. Мы контролируем область времени с 1905 года по сей день и ещё столетие вперёд. Количество ветвей, как можно заметить, тоже весьма ограничено. Пока. О дальнейшем судить не берусь. Вы, вероятно, уже сообразили, что главной последовательности нет. Все реальности, в какой-то степени, равнозначны.

— А контроль-то в чём? — не удержался Кобыш.

— Мы обязаны учитывать и мягко устранять те факторы, которые могут привести к коллапсу земной цивилизации.

— И как вы это определяете? По каким, собственно, параметрам?

— Мы это знаем, — последнее слово физик неуловимо выделил.

— Айзек Азимов, — фыркнул Дмитрий, — «Конец Вечности».

— Ничего общего, — мысль Бородина, по ощущениям пилотов, приобрела оттенки строгости. — Мы не Вычислители, а вы — не Техники. Мы все, в первом приближении, рецепторы Мироздания. Низшие уровни рецепторов. С нашей помощью оно преобразует себя и, что вполне естественно, старается избегать необратимых последствий, вызываемых людскими амбициями. Это вводная. Теперь о деле. В родной реальности Макса произошло некое событие, в результате которого его выбросило на нашу ветвь. Подробности нам неизвестны. Но поверьте мне, братцы, это на самом деле так. Потому-то наш фрагмент Сферы и ограничивает его инициативное пространство. К сведению: Сфера в той или иной степени существует во всех реальностях. Чтобы стать адекватным среде обитания, Максу необходимо вернутся в свой мир и устранить причину создавшейся ситуации. Тем более что упомянутое событие активно влияет на все соседние реальности и приводит к их искажению. Такие вот дела!

Впрочем, спасение мира— акция добровольная. Мы в состоянии справиться и сами, но тогда тебе, Макс, не суждено добраться до звёзд. Извини уж. Причины останутся в тебе.

— Не вижу повода для отказа, — Клюев старался сохранить невозмутимость, хотя собеседники и ощущали, что ему явно не по себе. — Как я туда попаду?

— Мы поможем, — с оттенком доброжелательности заверил его Бородин. — Только вот возвращаться придётся самому. Если, конечно, захочешь.

— Куда ж я денусь? — хрипло сказал Макс и открыл глаза. — Здесь мои друзья. Здесь прошла вся жизнь.

— Это правильно, — Кобыш тоже приподнял веки, ровно настолько, чтобы подмигнуть товарищу, мол, не дрейфь, прорвёмся. — Мы тебя будем ждать.

— Надеюсь, ждать придётся не очень долго, — пробормотал Клюев себе под нос и уже значительно громче добавил: — Не надо устраивать долгих проводов. Отправляйте.

Бородин скрестил руки на груди и опустил голову, прижав подбородок к груди.

— «Как нахохлившийся птенец», — успел подумать Макс и исчез.

— Счастливого пути, — автоматически произнёс Кобыш, глядя на то место, где только что сидел его несостоявшийся напарник, потом перевёл взгляд на физика. — А он точно найдёт дорогу назад?

— Вот видишь, — ухмыльнулся Бородин, — ты даже не сомневаешься, что твой ас сделает всё, как надо. А ведь это — самое трудное. Вернуться-то как раз не проблема.

— Кстати, — иронически прищурился полковник, — что это за заявление, будто подробности вам неизвестны? Тоже мне контролёры!

— Это сказано для Макса, не для тебя. Ему незачем знать, что произошло, иначе нарушатся условия вмешательства. Он тоже заметил эту несуразность, но у него уже не оставалось времени…

— Зато оно есть у меня. И я хочу тебя спросить вот о чём: если Клюев устранит причину того самого события, о котором ты упоминал, возникнут новые обстоятельства — в нашей реальности он никогда не появится, и никто из нас о нём просто не вспомнит. Так?

— Забудь про Азимова, Дима, — проникновенно сказал Бородин. — Он считал, что время — вектор, да и не только он один. На самом же деле всё обстоит совершенно иначе. Прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно. Здесь и сейчас. Ты пока это просто запомни. Как аксиому. Возможностей убедиться в этом у тебя ещё будет предостаточно.

— И на том спасибо, — Кобыш выпрямился, Прости, Андрей, но ты меня окончательно запутал. Хотя и обнадёжил. Надеюсь, ты знаешь, о чём говоришь.

Физик подтверждающе кивнул.

2

Издали деревенька выглядела совсем заброшенной. Пять покосившихся домишек с полупровалившимися крышами да несколько бесхозных сараев соответствующего вида. Дорога и вовсе отсутствовала. Макс в раздумье постоял на вершине холма, густо поросшего полевыми цветами, ещё раз окинул взором окрестности и стал неторопливо спускаться вниз. Склон был пологим, шагалось легко, и Клюев незаметно для себя проникся благостью этих мест. Насвистывая незатейливую мелодию, он пересёк луг и добрался до околицы, где и наткнулся на остатки изгороди и первый сарай. Строение оказалось не просто ветхим, а очень и очень древним. Стены его зияли прорехами с изломанными краями, а оставшиеся доски выглядели не серыми, как и положено, от времени, а уже грязно-чёрными. Макс осторожно коснулся щербатого края одной из досок, и от этого лёгкого движения вниз бесшумно посыпалась труха.