Джеронимо! Книга первая. Война (СИ)

— Слушаюсь, почистить обувь, господин сержант, сэр! — вдруг ответил Уэйн. И все захохотали, включая и Толика.

— Ну ты силен, Том, — заметил, отсмеявшись, Джоди. — Прямо мой старик, когда переберет и начинает наводить в доме порядок.

Опять все посмеялись, но теперь, как заметил Толик, как-то с опаской, словно опасаясь его задеть. День прошел, как всегда в суете занятий, только теперь Томпсону, получившему в канцелярии нашивки сержанта и приказ о присвоении постоянного звания капрала, пришлось строить остальных, включая и своих друзей.

Неожиданно оказалось, что управление отделением не такое уж и страшное дело. Главное, четко провести грань между служебным и неслужебным временем, чтобы друзья не сели на шею. Через несколько дней Толик даже заслужил одобрительное ворчание МакГвайра, когда его отделение построилось на утреннюю проверку не только первым, но и полностью, как положено, экипированным.

А в субботу их всех ожидал неожиданный, но приятный сюрприз. Им наконец разрешили увольнение в воскресенье. Вечером в казарме гудели возбужденные голоса солдат, обсуждавших планы на завтра. Даже после отбоя из всех углов доносились шепотки, словно никто не мог заснуть в предвкушении.

Том, Джоди, Джон, еще два солдата из третьего отделения — Генри Райан и его однофамилец Джон, получивший прозвище Второй, решили сразу отправиться в бар «Бизарре», о котором среди обитателей учебного лагеря ходило множество слухов. Бар, расположенный сравнительно недалеко от КПП, напомнил Толику что-то из увиденных в прошло-будущем старых американских фильмов. Народу было много, в основном такие же, как они, новобранцы, получившие первое за несколько недель увольнение. Сквозь шумные выкрики и веселые разговоры пробивалась музыка небольшого оркестрика, наигрывавшего что-то ностальгически-знакомое.

Несмотря на забитое помещение, столик для пятерки друзей нашелся практически сразу, что немного удивило Толика. Но после того, как Джоди и Второй принесли от стойки по двойному виски, он как-то отвлекся и забыл об этом. Как и о странном ощущении, что за ним следят, появившемся сразу после того, как они подошли к бару.

Виски оказалось так себе. Самогон, который Толик пил у себя в Выксе, был, пожалуй, намного лучше этого пойла. Которое, к удивлению окружающих, он проглотил одним глотком, почти и не поморщившись.

— Ну, ты даешь, парень, — восхитился Джон-ковбой. — У нас на ранчо так только один Маслански мог. Поляк. Ты тоже поляк?

— Нет, я русский, — помрачнев, ответил Том. Только сегодня он прочел в газете свежий репортаж о тяжелых боях в России и наступлении нацистов. А он в это время сидит в баре и пьет местный самогон. И ничем не может помочь своим.

— Русский? Был у нас в Кентукки один русский, — тут же среагировал Джоди. — Очень хороший парень, помог как-то моему старику, когда тот не смог дневную норму нарубить.

— Ты что, из шахтеров? — удивился Джон Второй.

— Убежал я оттуда. Сам понимаешь, никакого расчёта вкалывать за еду и товары из лавки компании нету. А уж в шахте…

Тут Генри приволок еще пять двойных и пять кружек пива. Толик, отсалютовав, одним глотком выпил виски и тут же запил пивом, ополовинив кружку.

— Не, наш русский такого не мог, — улыбнулся Джоди.

— Погоди-ка, — Толик почувствовал, что спиртное на него наконец подействовало. Как всегда после выпивки, краски стали ярче, музыка — сильнее и даже мозг вроде заработал быстрее. Тут же он вспомнил, почему слова Кентукки, шахты и лавки вызывали у него ощущение чего-то знакомого. «Гарри, Гарри, как он любил… любит… полюбит эту песню. А почему бы мне и не спеть?» — почему-то последняя мысль показалась ему очень удачной. Опустошив кружку с пивом, он поднялся, не отвечая на недоуменные вопросы друзей. Пробраться сквозь забитый людьми зал было трудновато, но сидели они недалеко от оркестровой площадки, так что Толик дошел до музыкантов без происшествий. Пошептался несколько минут с главным из них, игравшим на гитаре. Еще несколько минут они подбирали мелодию и ритм, причем заинтригованные происходящим посетители понемногу прекращали разговоры и с удивлением смотрели на происходящее.

— Для моего друга из Кентукки! — громко объявил Толик и повторил коронный номер артиста, исполнявшего эту песню — задал ритм, щелкая пальцами.

Посетители внимательно и молча слушали. Только Джоди и еще несколько человек, уловив ритм, поддержали песню, прищелкивая в такт.

После второго куплета припев подхватили уже несколько голосов, а когда Толик проорал последние слова, зал разразился одобрительным свистом и криками:

Возвращаясь к столику и лавируя между восхищенно приветствовавших его посетителей, Том опять почувствовал, что за ним кто-то следит. Но ему было уже все равно.

Столик встретил его восторженным ревом и криком Джоди.

— Ну ты даешь, сержант! Сам сочинил?

— Нет, конечно. Слышал как-то раз, вот и запомнилась.

— Это точно кто-то из наших написал. Такое пережить надо. Вот только последний куплет немного странный, но тоже отличный. Прямо о нашем русском.

Даже местный виски, по вкусу — натуральный самогон, лился в глотку вполне свободно, как вода. Вечер пролетел незаметно, причем их компания ухитрилась даже ни с кем не подраться.

Только вот утром бежать было очень тяжело. Ноги двигались, словно чугунные, во рту было суше, чем в пустыне Сахара в разгар летнего сезона. Похоже, старые привычки Толика и организм Тома оказались не совсем совместимы и теперь боролись друг против друга. Но Толик все же победил, еще раз доказав, что здоровый дух всегда одолеет здоровое тело. Но весь день было действительно трудно, что было понятно — понедельник, он тяжелый день не только в России.

Ну, а со следующего дня стало полегче. Но не намного. К обычному изучению документов, уставов и наставлений, занятиям строевой добавились тренировки в поле, и стрельба из «кольта» и самозарядной винтовки. Винтовка Толику в целом не понравилась. Кургузая, с очень толстой, непропорциональной ложей и малопонятной неудобной механикой. Попасть пачкой с патронами в пазы приемника — еще та задачка, особенно в бою. И целиться навскидку через диоптр не столь удобно, как с открытым прицелом — мишень теряется. Правда на пятьсот ярдов и с готовой позиции благодаря тому же диоптрическому прицелу стрелять намного удобнее, чем из учебной винтовки. Но больше всего Толик возненавидел звук вышибаемой пустой пачки. Ясно было, что его услышат на расстоянии нескольких десятков метров даже днём. Он сразу сообразил, что в условиях не слишком интенсивного боя, на реальных городских или лесных дистанциях (метров пятьдесят), звон пачки будет слышен вполне явно для противника. Особенно если пачка падает на камни или металлические конструкции. Короче, заглушить этот звук может лишь канонада интенсивного боя. Эхо выстрела звон не скрадывало — как специально засек Толик, пачку вышибло вместе с экстрагированной гильзой, уже после звука выстрела. Конечно, деваться-то некуда, Гаранд — это не автомат Калашникова, но, как известно, за неимением горничной приходиться довольствоваться тем, что есть.