Кремль 2222. Крылатское

Толком не разглядев «улов», я повернул обратно, волоча пойманную добычу по земле. Авось башку об камни не разобьёт. Мне этот воин живьём нужен.

Потеряв бойца, кочевники только ускорили темп. Удирали что было сил. А через завесу прорывались первые ряды конных ополченцев с отцом впереди.

Увидев меня, он поднял руку, останавливая бойцов.

– Прекратить погоню!

Я демонстративно показал на пойманного кешайна. Того слегка оглушило, он лежал смирно, не делая попыток вскочить на ноги и освободиться.

– Принимай языка, староста!

Показалось мне или нет, но в глазах отца мелькнуло торжествующее выражение. Он явно гордился мною.

Двое ополченцев спрыгнули с фенакодусов, подошли к кешайну. Именно тогда я увидел знакомый султан. По всему выходило, что мне удалось изловить начальника нападавшего на маркитантов отряда.

Чуть позже из тумана завесы появился Ероха. Он шагал слегка враскоряку, в правой ноге застряла стрела с жёлто-серым оперением.

– Ну что, мы победили? – тихо спросил он, слегка покачнулся и упал.

Глава 4

Всё население Комплекса, включая стариков и детей, вышло встречать победителей. Даже купцы свернули торговлю.

Мы возвращались без всякого триумфа. Да, вроде бы одержали победу, но какой ценой? Погибло девять ополченцев, двое «ястребков», а уж сколько раненых! Каждый второй из уцелевших, в том числе и Ероха. Еще счастье, что ополченцы первым делом использовали луки, а не вступили в рукопашную схватку сразу. И очень помогли торговцы со своими автоматами.

У маркитантов потери были не такие же серьёзные. Так, в самом начале кое-кто был убит, засада оказалась грамотной, а потом уже сказалось превосходство в вооружении (когда удалось проредить ряды нападающих, вырваться на свободное пространство и организовать оборону). Да и сколько было той охраны?

Прилегающая к Комплексу территория считалась сравнительно безопасной, вот и расслабились немного. Часть возниц пришлось заменить нашими ополченцами, а в повозки впрячь трофейных фенакодусов: маркитанские-то были уничтожены полностью.

Ставший моим трофейный фенакодус чувствовал торжество момента. Он гордо нёс седока. Я нежно потрепал его по холке.

– Как же мне тебя звать-то? Бурка?

Шкура у фенакодуса была бурая, похожая на спекшуюся кровь, и жёсткая.

– Не, – продолжил я рассуждать. – Бурка – не интересно. У нас в стойлах половину так кличут. Не оригинально. Тогда как? Подскажешь?

Одно ухо у коняки отсутствовало. Не то в бою отсекли, не то другой фенакодус оттяпал. За этими животинами глаз да глаз нужен.

– Одноухим будешь? – спросил я и услышал в ответ хриплое рычание. По интонации скорее одобрительное, чем недовольное. – Стало быть, согласен! Давай знакомиться, Одноухий. Меня Нечаем зовут. Авось нас не сразу разлучат.

Колонна медленно втягивалась в крепость через главные ворота. Последними прогрохотали телеги с убитыми. Их предстояло оплакать и похоронить.

Люди уже знали о судьбе Пойменского. Буквально перед нами оттуда с печальной вестью вернулся небольшой отряд, специально отправленный отцом на разведку. Живых найти не удалось. Кешайны вырезали всё население подчистую. Зачем? Об этом предстояло спросить у единственного пленного.

Отряд торопливо рассасывался. Несмотря на трагедию, торг еще продолжался. Маркитанты сразу отправились на площадь. Не зря же они сюда ехали! А вот ополченцам было не до праздника.

В разные стороны торопливо ускакали разведчики. С прыжковой башни в небеса устремились ястребки. Я вызвался слетать еще разок, но тут отец оказался непреклонным. Сразу заявил, что нечего постоянно испытывать судьбу и что я, как и другие уцелевшие ястребки, уже чересчур устал для нового полета.

Отец ушёл вместе с начальником обоза маркитантов – лысым дядькой в выгоревшем на солнце х/б и сапогах-киразачах (а ничего так – добротные сапожки. Мне б такие подогнали – я б не отказался!). У него, единственного из маркитантов, была на себе броня – цельнометаллическая кираса, выкрашенная в защитный цвет. Звали его Буцем. Раньше обозом другой командовал, но в этот раз занемог. Как чувствовал!

Кешайна вели под плотной охраной. Не столько боялись, что убежит, сколько переживали, что народ выместит на нём зло. У некоторых в Пойменском были родственники, а про друзей и знакомых говорить нечего.

Эх, будь моя воля, я бы сам из этого урода отбивную бы сделал, особенно после того, что увидел в сожжённой деревне! От расправы удерживало сознание, что кешайн нужен как язык. Вдруг его соплеменники где-то рядом кишмя кишат?

Одноухого у меня всё же отобрали. Заявился наш хозяйственник по прозвищу Прапор (говорят, от древнего воинского звания образовано – прапорщик, знаменосец, только что-то я никогда его со стягом не видел) и заявил:

– Тебе, Нечай, фенакодус ни к чему. Я его реквизирую.

Он протянул руку к фенакодусу.

– С какой стати, Прапор? Я Одноухого в бою добыл! Это мой трофей! – обиделся я.

– Ты у нас кто: кавалерист или ястребок?

– Ястребок.

– То-то. Рождённый летать скакать не должен. Приказ Добрыни-старосты.

Так я снова стал безлошадным.

На время объявленного отдыха пошёл к ангару договариваться о новом крыле. Кое-какой запасец ещё остался. Да и из потерянных что-нибудь восстановить реально. Конечно, меня помурыжат, как без этого, но крыло взамен уничтоженного в бою дадут. А будут упираться – я им всю печенку проем. На ястребках вся разведка лежит. Без нас Комплекс всё равно что без глаз и ушей.

Ероху положили в госпиталь. Лекарь, который его осматривал, заверил, что всё в порядке. Парня чуток подлатают и снова в строй. Стрела оказалась неотравленной, попала в мягкие ткани, крови вытекло немного.

– Завтра не обещаю, но через недельку ваш Ероха будет как новенький танцевать, – заверил лекарь.

– Навестить сегодня можно?

– Завтра приходите. Мы ему раны обработаем и особым отваром напоим. До утра проспит без задних ног.

По пути всю дорогу крутил в памяти то, как ловко я стрелу в полёте поймал. Вспоминал и сам себе не верил. Про подобные случаи приходилось слышать раньше. Отец рассказывал, что среди кремлёвских дружинников есть такие умельцы, разве что ртом пули не ловят. Но они годами специально тренируются, а я о подобном и не помышлял. Тем более, одно дело слышать, а другое проделать самому. Даже занозу не засадил! Блин, голова кругом идёт!

Наш завхоз по характеру был близнецом Прапора. Зимой снега не выпросишь. После полуторачасовой перепалки я уж было решил, что без отца не обойтись, но завхоз всё же сдался. Открыл заветную дверь и вручил крыло.

– Если и это проголубоглазишь, больше не приходи. На калитке летать будешь!

– Спасибо, дядь Сень! – обрадовался я и побежал проверять крыло.

Потом время закрутилось, завертелось. Я и заметить не успел, как наступил вечер, и вспомнил, что пора бы поужинать. Кое-как привел себя в порядок, умылся да отправился в трактир, лелея внутри надежду, что свижусь там с Варей. Авось, и поговорить удастся.

Может, я и на поединок с Чубарем из-за неё вызвался? Парни всегда не прочь перед зазнобами покрасоваться. Нет, вряд ли. Тут что-то другое, не думал я тогда о девушках. Сущности, завладевшей мной в тот миг, не было никакого дела до Вари. Просто кулаки зачесались.

После боя с кешайнами чуток отпустило, я стал прежним. Вопрос – надолго ли? Что за странные инстинкты и желания начинают меня одолевать? Имело смысл поговорить с отцом, но я видел, что он занят. Тут не до бесед. Ну и, в конце концов, я не мальчик. Пора решать все вопросы самостоятельно. Отец бы это одобрил.

По дороге в трактир узнал новость. Кто-то решил отпраздновать победу, словно было что праздновать. Тут горевать впору и о погибших жителях Пойменского, и об ополченцах… Но с другой стороны, вся жизнь – сплошные потери. Каждый выход за пределы стен уже риск. А тут – бой. Да и кто может знать, что ждет всех завтра? Пусть будет праздник. Может, последний.