Необявленная война (СИ)

‒ Так что там, на семинаре? ‒ прервал следователь его тираду.

‒ На каком семинаре?

‒ По поводу этих детей.

‒ Пришли к выводу, что это последствия образа жизни молодого поколения.

− А вы что?

− А я не согласен, − отрицательно покачал головой доктор. − Я был знаком со многими матерями этих детей, почти все эти женщины в момент зачатия и после него, не прикасались, ни к алкоголю, ни к табаку и тем более к наркотикам. До зачатия, да – признавались, что пробовали, но это было давно.

− В чем же тогда причина?

− Если бы я только мог знать…

‒ И что совсем никаких догадок?

‒ Нет, некоторые мысли у меня все же имеются.

‒ Со мной поделитесь, или это тайна?

‒ Да какая это тайна?! ‒ усмехнулся Федоров. ‒ Нет никакой тайны. Я думаю, это не простая случайность. Вот и всё. И дело тут не в образе жизни молодого поколения. Хотя и это тоже очень важно. Просто кому-то это очень нужно. Вот, что я думаю.

‒ И кому же это нужно?

‒ Понятия не имею.

Доктор Федоров призадумался. Некоторое время они провели в молчании. После чего следователь проговорил каким-то странным тоном, в котором доктор смог почувствовать некоторую долю отвращения.

− Почему вы держите их в этих камерах?

− Для поддержания жизнедеятельности их неокрепших организмов, − спокойно ответил Федоров, прекрасно понимая смысл заданного вопроса.

− А вы уверены, что это правильно? Почему бы просто не избавиться от них? Ведь в будущем они не принесут никакой пользы ни государства, ни обществу.

Доктор ничуть не смутился. Он отвернулся к окну и задумчиво проговорил:

− А от инвалидов мы тоже должны избавиться?

− Вы меня неправильно…

− А от тяжело больных? А от пенсионеров?

− Я не…

− Давайте избавимся от всех слабых, немощных и ненужных.

− Зачем же так…

Иванов смущенно молчал, не зная, что и сказать.

Не обращая на него никакого внимания, Федоров продолжил:

− Я считаю, что мы с вами люди полноценные, здоровые, а главное способные трезво мыслить и рассуждать, в отличие от животных и бездушных тварей, не имеем право, даже думать об этом. Вот если вы, не дай бог, попадете в аварию и потеряете обе ноги, сломаете позвоночник, обезобразите свое лицо и станете абсолютно бесполезным во всех отношениях человеком, как для государства, так и для общества. Что тогда? Прикажете от вас избавиться?

− Я?.. Обе ноги?.. Избавиться?..

‒ Простите меня, ‒ вздохнул доктор Федоров. ‒ Не сдержался.

‒ Всё в порядке, ‒ покачал головой Иванов.

Вдвоем они направились в ординаторскую.

Больше следователь не задавал никаких вопросов.

* * *

Ничто не предвещало беды, когда завуч средней общеобразовательной школы Тимофеева Инна Аркадьевна вошла в школьную столовую, которая к этому времени уже была заполнена учащимися из самых разных классов. Многие из них сидели за столами, другие стояли в очереди с пластиковыми подносами в руках и шумно переговаривались между собой.

Она направилась к учительским столам, где уже сидели две женщины среднего возраста и с серьезным видом обсуждали что-то важное. Это были учителя химии и математики. Пожелав им приятного аппетита, она подошла к высокому столу, на котором лежали чистые вымытые подносы, и, взяв один из них, направилась к стойке, предназначенной для выдачи еды только учителям.

Увидев завуча, повариха Жанна поздоровалась с ней, натянуто улыбнулась и, открыв алюминиевую кастрюлю, где хранилось теплое картофельное пюре, запустила туда большую сверкающую поварешку. Инна Аркадьевна заметила, что повариха была слишком бледная и слегка пошатывалась. Ее молодая помощница, которая по обыкновению подменяла ее, когда это было необходимо, вообще отсутствовала на своем рабочем месте.

− Жанночка, в чем дело, ты заболела? − поинтересовалась она, в недоумении глядя на бледную женщину, накладывающую еду в фаянсовую тарелку.

− Да нет, просто от плиты голова немного болит с утра, а так все нормально, − устало проговорила та, поправив белый поварской колпак и вытерев со лба липкий холодный пот.

− Почему ты одна?

− Ольга ушла, сказала, что плохо себя чувствует. Я ее отпустила. Лица на ней не было. Мне с начала тоже плохо было, потом когда таблетку выпила, вроде легче стало. Наверное, это все из-за перемены погоды, Ничего, скоро пройдет.

− Ну, ты смотри – не болей.

− Нет, нет, мне нельзя…

Тимофеева достала из морозильной витрины блюдце с салатом Оливье, поставила его на поднос и, поблагодарив Жанну, направилась в сторону учительских столов. На ходу она бросила короткий взгляд на сидящих за своими столами учеников, которые вероятно пришли сюда раньше других.

Выглядели они как-то странно и необычно. Сначала она не могла понять, что именно показалось ей странным и чем эти ученики так отличались остальных. Но когда пригляделась внимательнее, то заметила, что они были слишком бледные и сидели на своих местах, не производя вообще никаких движений. Только изредка покачивались из стороны в сторону.

Какое-то тревожное чувство закралось ей в душу.

Не отрывая взгляда от этой группы странных учеников, Тимофеева села за учительский стол и поставила перед собой поднос с едой. Наблюдая за ними, она все никак не могла понять, в чем же дело?

Мимо проскочил учитель физкультуры, Владимиров Юрий Кузьмич. Весело поприветствовав своих коллег, он направился к столу с чистыми подносами. Тимофеева отвела недоумевающий взгляд от учеников и посмотрела на еду в своих тарелках. Взяв ложку в руку, она решила приступить к принятию пищи, но отобедать сегодня ей так и не удалось.

В ту же секунду где-то в стороне раздался, какой-то странный грохот и звон посуды. Он исходил от того места, от которого несколько секунд назад отошла Тимофеева. Она, как и многие другие посетители столовой, которые услышали этот странный шум, резко повернула голову в ту сторону и увидела, как испуганный Владимиров бросился к стойке, на которой без сознания лежала повариха.

Она лежала на животе, лицом вниз.

Кастрюля с едой была опрокинута.

* * *