Блуждающие огни

— Это тоже с непривычки.

— Да ну их на фиг, такие привычки, — сказал я раздраженно.

— И неприятие этих привычек — у вас тоже с непривычки, — хохотнул Федулов.

Застава проснулась. Люди выстроились к умывальнику. Сонно шлепала по пыли смена часовых. Повара кудесничали возле полевой кухни. Дым винтом поднимался к небу и растворялся там без остатка.

— Сейчас вот позавтракаем, и вам значительно полегчает, — сказал Федулов.

— Когда едем? — спросил я.

— Не торопись. Тут сообщение пришло. Кажется, командование приготовило для нас работенку. Вы пока идите к кухне, прогуляйтесь. Я, как все выясню, дам вам знать… Решкин! — крикнул капитан в блиндаж.

В темном проеме показалась голова прапорщика.

— Сходи на кухню и возьми с собой корреспондентов. Пусть позавтракают.

— Так точно!

Питание на заставе оказалось самым демократичным в мире. Вы подходите к полевой кухне. Протягиваете правой рукой железную миску — и повар наваливает туда половник каши. Тянете левую руку с железной кружкой — и получаете порцию чая. («Кофе не положено! Не во Франции живем!») Здесь же, на крыле двухколесной полевой кухни, — порезанный хлеб. Можешь подцепить его зубами и валить со всем своим добром на все четыре стороны. Ни тебе вредных теток с кассовым аппаратом, ни вечно уставших от тупости покупателей разливщиков и поваров. Спокойно подошел, спокойно отвалил. Все довольны.

Решкин повел нас к танкам. На корме, у врытой в землю машины, мы разложили завтрак и принялись вкусно чавкать.

Неожиданно откинулся люк на башне, и появилась голова в шлемофоне:

— Ну, вы жрете! У меня от вашего чавканья аж желудок повело!

— Не хрен спать, — вкусно жуя, отреагировал прапорщик Решкин. — Скоро поедем, так что поторопись.

Заинтригованный танкист вылез уже совсем и, бросив шлемофон в люк, с грохотом спрыгнул на землю:

— Куда едем?

— А тебе не все равно? Тут куда ни поедь — один хрен в горы упрешься. Иди жри и разогревай машину. Серьезно говорю.

— Как же вы задолбали меня, военный, с вашими военными тайнами, — весело сказал танкист и пошел к кухне.

На шее у Решкина висел красивый кулон. Начищенный до золотого блеска пулеметный патрон с ажурной гравировкой из замысловатых символов.

Я сказал про украшение:

— Интересная штучка.

Решкин довольно ухмыльнулся:

— Сам сделал. Это моя так называемая «серебряная пуля». Против здешней нечистой силы.

— Кстати, о нечистой силе. Тащ прапорщик, а что было написано кровью на стене разгромленной заставы?

Решкин удивленно на нас посмотрел:

— Вам разве не рассказали?

— Да забыли спросить, — слукавил Колчин.

— «Блуждающие огни», вот что было написано, — добродушно пояснил Решкин. — Они тут у нас заместо нечистой силы.

— Это от них патрон? — спросил я.

Решкин погладил пальцами кулон:

— Он самый. Письмена вот на нем сделал. Из древних молитв. Местные научили.

— А зачем письмена? И на каком языке? — заинтересовался Колчин.

Решкин пожал плечами:

— Не знаю. Местные нарисовали, я передрал на патрон. Эти «огни», говорят местные, совсем неуловимые. Так просто их не возьмешь. Вот и заставу нашу они запросто постреляли. А мы их и найти потом не смогли.

— А нам говорили, что моджахеды заставу уничтожили.

Решкин хитро глянул на нас:

— Доедайте, и пойдем к Федулову. Там, наверное, уже приказ получен.

* * *

Александр Петрович выглядел несколько озадаченным. Общение с вышестоящим командованием всегда приносит сюрпризы. Федулов курил свои мерзкие дешевые сигареты и о чем-то усиленно размышлял. Я по-быстрому сгонял в наш блиндаж и принес ему блок «Мальборо».

— Тащ капитан, курите лучше наши сигареты.

— А чего? — удивился он, глядя на свой окурок.

— Сигареты, которые вы курите, напоминают нам о страшном вреде этой пагубной привычки, — поддержал меня Сашка.

— Когда едем? — спросил я.

— А вот сейчас и поедем! Только у меня одно условие.

Мы кивнули.

— Лишних рук у нас нет, — сказал Александр Петрович. — Ежели чего, защищать себя будете сами. Поэтому автоматы в руки, и — вперед!

— Журналистам запрещено брать в руки оружие, — насупился Сашка.

— А вы, мля, не на прогулке. И не в ресторан идете, — сказал беззлобно Федулов. — Я не хуже вас знаю про ваши богоугодные миротворческие правила. А теперь поймите меня. Духи шарят вокруг постоянно. Сейчас получены данные разведки. Поблизости, как минимум, две группы боевиков. Если нарвемся, то у нас не будет времени прикрывать грудью вашу задницу. Поэтому правило у меня одно: автомат берете — едете с нами. Не берете — не едете. Понятно?

Я посмотрел на Сашку и кивнул.

— Ты хоть автомат в руках держал? — уточнил Федулов.

— Да, — сказал я. — Но мне больше нравится автомат для подводной стрельбы. Отличная машинка. Под водой стреляет иглами. А вылез на сушу, магазин поменял — и стреляй обычными автоматными патронами.

— Ни фига себе! — присвистнул Александр Петрович.

— Я сказал то же самое, когда впервые увидел это оружие. Крутая техника. Служил я тогда, знаете ли, в спецназе Военно-морских сил Черноморского флота. Во время еще первой войны в Ираке, «Буря в пустыне», помните?

Капитан Федулов ошарашенно кивнул.

— Зона ответственности Черноморского флота — Средиземное море. Так вот, мы, маскируясь под матросов на гражданских судах, ночью уходили в подводные рейды, минировали иракские военные корабли и потом подрывали. Обеспечивали высадку американской морской пехоты на побережье. Зрелище, скажу я вам, когда корабль взлетает на воздух! — Я мечтательно запрокинул голову.

Кругом — тишина. Я огляделся. Казалось, вся застава застыла: вот он какой, живой диверсант из Военно-морских сил, участник «Бури в пустыне»!

— Что? — спросил я.

Все молчали. Даже Колчин отвесил челюсть.

— Да ладно, расслабьтесь, — сказал я со смехом. — Пошутил. Честное слово.

— Ты где служил? — решил еще раз уточнить Федулов.

— На флоте.

— В спецназе?

— Нет, конечно! Мне только адмиралов возле штаба охранять разрешали.

— Адмиралов, значит?

— Ну, да.

— Хорошо, — сказал односложно Федулов.

— Старшина Решкин! — окликнул капитан прапорщика. — Дайте журналистам автоматы и разгрузки.

— Пущай в блиндаже возьмут.

Мы сходили в блиндаж. Я снял со стены автомат какого-то прапорщика и взял его разгрузку.

— Тут у меня магазины, — напутствовал он. — Тут гранаты.

— Лучше я вам гранаты оставлю.

— Чего так?

— Да не приходилось никогда пользоваться, — признался я.

— Ну, тогда оставь. Вместо них лучше патронов себе насыпь. Мало ли!

Я нацепил разгрузку. Он подогнал мне ее под размер. Автомат я зарядил и сразу поставил на предохранитель.

На улице уже кряхтели и лязгали два танка.

М-да. Стоило нам приехать на заставу, как я почти сразу же нарушил главную заповедь журналиста: никогда не брать в руки оружия. Вообще-то мне не раз приходилось нарушать еще и Божьи заповеди. Но если во втором случае я искренне раскаиваюсь, то в первом — никогда. Жить почему-то всегда хочется несоизмеримо больше, чем соблюдать какие-то правила. Я ведь не убивать кого-то еду.