Граница (ЛП)

     — Фриско! — крикнул молодой пехотинец в свой коммуникатор. — Да отзовись уже!

     — Он не ответит, — сказал ему напарник. — Похоже, какое-то дерьмо ворвалось и пробило защиту там внизу.

     — Что происходит? — вдруг воскликнул кто-то другой, перекрикивая сигнал тревоги. — Сержант Эйкерс, отвечайте!

     — Я как раз пытаюсь прояснить ситуацию, сэр, но все под контролем.

     Джефферсон решил, что сержант Эйкерс явно боялся, но старался сохранить голос твердым и властным. Джефферсон повернул голову, чтобы узнать, что за незнакомец перекрикивал сигнал тревоги, хотя уже догадывался, кого увидит в коридоре. Он узнал голос этого человека, и его присутствие было единственной причиной, по которой это убежище все еще функционировало и охранялось агентами Секретной Службы и морской пехотой.

     В коридоре стоял президент Соединенных Штатов.

     — Джейсон! — воскликнул Джефферсон, обращаясь к президенту Билу. Он видел его лично лишь однажды. Это было много лет назад, когда Джефферсон Джерихо еще называл себя Леоном Кушманом и работал в Арканзасе добровольцем для предвыборной кампании Билла Клинтона. Джейсон Бил был молодым студентом юридического факультета в Миссури, старше Джефферсона на четыре года, но настолько же самоуверенный и с дьявольской деловой хваткой. Эти двое встретились на вечеринке, на которой курили травку и разговаривали о желании Леона пойти по стезе порно актеров, после чего у них развернулась дискуссия о различных атрибутах этой профессии и об определенных актрисах. — Это я! Леон Кушман! Ты меня не помнишь?

     Джейсон Бил был одет в темно-синий костюм, белую рубашку и красный узорчатый галстук с настолько тугим узлом, что он, казалось, душил его. На лацкане его пиджака блестел значок с американским флагом. Бил был худым, и костюм и рубашка, похоже, были велики ему на пару размеров. Его грива светлых волос поседела и заметно поредела спереди, однако он тщательно причесывал ее и, вероятно, пользовался средствами для укладки. Он все еще был красивым мужчиной, очень фотогеничным и харизматичным, но теперь вокруг его сияющих голубых глаз темнели круги, а сами глаза казались запавшими. Глубокие морщины пересекали высокий благородный лоб. Он раскрыл рот, и, пока Джефферсон ждал ответа, в углу левого глаза президента начался заметный нервный тик, из-за которой через секунду начала странно подергиваться вся левая сторона лица, как будто он ожидал удара в челюсть с левой стороны, или только что его пережил.

     — Леон Кушман! — повторил Джефферсон. — Вечеринка в квартире Джинджер Райт, май 1992 года!

     Первая Леди — которую звали не Джинджер Райт — стояла позади своего мужа. Ее звали Аманда, девичья фамилия Гейл, дочь президента влиятельного финансового агентства в Миссури. Именно она основала агентство по связям с общественностью, которое в дальнейшем помогло Джейсону Билу пробиться в Овальный Кабинет. Похоже, она помогала ему и сейчас, держа его под руку и не давая ему упасть.

     — Кто этот человек? — спросил Бил у конвоиров Джефферсона. Его речь звучала медленно и неразборчиво. Тик продолжался и лишь усиливался с каждой минутой. — Почему он здесь?

     — Сэр, пожалуйста, возвращайтесь в свою комнату, — попросил Эйкерс. — У нас все под контролем.

     — Я требую ответа. Заработала тревога. Вэнс не отвечает на мой вызов, как и Беннетт. Я требую, чтобы вы рассказали мне, что происходит.

     — Сэр, пожалуйста...

     — Сержант, мне через час выступать на телевидении перед американским народом. Они заслуживают знать, в чем дело, — он поднял глаза к потолку, его лицо страшно дергалось. — Эта тревога... вы можете ее остановить?

     — Да, сэр, — ответил Эйкерс. Джефферсон заметил, что молодой сержант переглянулся с Первой Леди, и та ответила ему едва заметным кивком. — Если вы вернетесь в свою комнату, сэр, мы обязательно отключим сигнализацию и приведем все в порядок.

     — Ко мне скоро придут люди, чтобы сделать макияж, — рассеянно произнес Бил.

     — Джейсон! — снова попытался Джефферсон. — Я же писал тебе, помнишь? Просил подписать для меня фотографию, — он вспомнил, что в последние несколько раз использовал совсем другое имя во время общения с Билом. Он сделал несколько запросов, прислав президенту фотографии с просьбой о подписи, чтобы впечатлить своих «Рисковых Игроков». — Джефферсон Джерихо! Ты не помнишь?

     Рот президента открылся и закрылся снова. Казалось, на его глаза упала какая-то мутная завеса.

     — Вернемся домой, Мэнди, — пробормотал он своей жене, которая и сама едва держалась на ногах от усталости, хотя оставалась очень красивой, спортивной и собранной женщиной. Ее длинные темно-каштановые волосы поседели, а глаза запали и потускнели, приобретя цвет пепла. Она повела своего мужа к двойным дверям в конце коридора.

     — Эйкерс Два Ноль, — снова произнес Эйкерс в коммуникатор. — Чертова тревога! — раздраженно прошипел он, обращаясь ко второму морскому пехотинцу, а затем снова обратился к коммуникатору. — Кейт, ты там? Ответь мне!

     — Дэнни, прием! — говоривший задохнулся, и за ним прозвучал какой-то спутанный шум, как будто мимо мчалась целая толпа людей, и каждый считал своим долгом толкнуть его. — Вы на посту?

     — У нас было совершено проникновение. Сюда проник один из вновь прибывших. Он что-то болтает о Горгоне на третьем уровне. Что там за история?

     — У нас был прорыв.

     — Принято. Что прорвалось?

     — Тебе придется в это поверить. Я тебя почти не слышу, у меня уши повреждены. У нас здесь полное дерьмо, док уже в пути. Мы потерял Джексона, и у нас тут еще пять человек в крайне плачевном состоянии.

     — Что? Потеряли Джексона? Как?

     — Я не могу говорить, Дэнни, у меня голова просто раскалывается...

     — Понял тебя. Так что мне делать с этим сукиным сыном?

     — Задержи его. Мы разберемся на каждом уровне уже скоро и найдем там всех, кого сможем.

     — Там мертвый человек на третьем уровне, — сказал Джефферсон. — Один из агентов. Горгон убил его.

     — Стой, помалкивай, — приказал ему Эйкерс. — Слушай меня внимательно и делай все очень медленно. Прислонись спиной к той стене, заведи руки за голову, сядь, скрести ноги перед собой и сиди спокойно.

     — Я знаю президента. Я знал его, когда он был студентом-юристом. Что он имел в виду, когда говорил о телеви...

     — Заткни свой рот и сиди смирно, — второй морской пехотинец направил свою винтовку прямо Джефферсону в лицо, и маленькая красная точка засветилась у него на лбу.

     Джефферсон сел. Что ж, позже еще будет время связаться с Джейсоном Билом, подумал он. Если президент, конечно, его вспомнит. Пока проповедник решил больше не задавать никаких вопросов. Он хотел выжить, и пока два морских пехотинца с винтовками охраняли его, ему лучше было оставаться на месте.

***

     — Черт, — прошипел Вэнс Дерриман, подводя итоги разрушений в гараже. И как им теперь вытащить отсюда эту штуку? Каким образом починить входную заслонку? Беннетт погиб, несколько других солдат находятся в лазарете в тяжелом состоянии, весь уровень разрушен, в небе корабли Горгонов и Сайферов, которые все еще сражаются друг с другом, хотя инопланетянин — который выглядит с виду как человеческий мальчик с серебряными глазами — сказал, что поле битвы уже удаляется от территории Белого Особняка.

     В голове у Вэнса стучало, нервы были словно опалены, все ощущения казались затуманенными, и ему мерещилось, что он даже получил серьезные повреждения внутренних органов, потому что несколько минут назад его вырвало с кровью. И эта тревога... ее завывание так болезненно сказывалось на его изможденных ушах.

     — Кто-нибудь, отключите сирену! — закричал он. Его голос прозвучал, как бормотание под водой. — Боже, прекратите этот шум! — он не мог думать, не мог сосредоточиться, не мог ничего осмыслить. Рассуждение всегда было его сильной стороной еще до того, как инопланетяне принесли в этот мир хаос, разрушение и войну. Все должно было иметь смысл, все имело свое рациональное объяснение. Когда его проинформировали о Зоне-51, он оградил свой разум от этого. Это была не его ответственность, чужая. А ведь он мог уделить этому брифингу больше внимания, мог послушать о кораблях с других планет и артефактах, которые исследовали в S-4 для военных целей, но он отгораживался от этого, мысленно переигрывая партии в гольф или слушая Первую Симфонию Рахманинова, воспроизводя ее по памяти, вспоминая так же, насколько холодно она была встречена критиками в 1897 году.