По следу Саламандры

в лавке Кантор обнаружил много следов. Оно и понятно — посетители.

Широкая дверь с витражным переплетом посредине была приоткрыта. За ней — лестница, что вела наверх. Кантор тронул рычаг, дверь откатилась в сторону с легким шорохом тисовых роликов. Почти беззвучно.

Кантор принялся осматривать ступени.

Здесь были следы троих. Один явно высокого роста, о другом трудно было сказать что–то определенное… Третий был настоящим исполином. Крупные отпечатки обуви, сильно вдавленные в ворс ковровой дорожки.

Причем он прошел самым последним, и напрямую через лавку с улицы. Его отпечатки хранили еще влагу подошв. Да, вот еще… Он поднялся, спустился и поднялся снова. Первый раз — прошел крадучись. Спускался — перепрыгивая через три ступеньки. Несколько раз мазнул влажным плечом по стене. А вновь поднимался — поспешно и не таясь.

Если Клосс что–то и понимал в исследованиях Кантора, то сочинитель решительно ничего. Образ антаера сделался в этот миг для него еще более романтичным и таинственным.

Поднявшись по узкой винтовой лестнице в квартиру лавочника, имевшую, совершенно очевидно, и отдельный вход, Кантор и его спутники увидели просторную комнату с очень высоким потолком.

Здесь царил разгром. В глаза бросалось кровавое пятно на полу. Тут и там черепки посуды. Круглый стол на боку, а за ним — Лендер едва не вскрикнул — показалось тело, но нет, скатерть, свитая в причудливый жгут. Зеленая, с золотыми рыбками скатерть…

Окно — единственное, но практически во всю стену и закрываемое тяжелыми плотными портьерами — было разбито в центре.

Ветер качал распахнутые портьеры. Какие–то обрывки, подхваченные сквозняком, блуждали по полу. Жилище фейери, решил антаер. В этом нет сомнений.

Кантор, почти как прежде Флай, только совсем с другим чувством, представил себе, как владелец скобяной лавки, зашторив окно и раздевшись, расправляет крылья и повисает в воздухе под потолком.

Пухлые, удобные кресла, обтянутые рыбьей кожей с серебряным шитьем, — одно опрокинуто, но след на полу указывал, где оно стояло прежде — обращенное к окну. Второе тоже было сдвинуто с места и залито кровью. Третье кресло, прежде явно стоявшее у камина, отброшено в сторону.

Сделав Клоссу и Лендеру знак, Кантор со своим оптическим стеклом двинулся в прихожую.

— Вот скажите, — обратился к Лендеру Клосс, — что вы думаете об этих креслах?

Лендер ответил без особого энтузиазма:

— Очевидно, вот на том кресле, которое в крови, сидел кто–то, кто был сильно ранен. Кровь и вокруг. Ее много. Но где этот несчастный?

— Это действительно очевидно, однако полицейский сразу скажет, что их расстановка имеет смысл.

— Смысл?

— Конечно. Просто вам не видно. Видите след на полу? Одно кресло было повернуто к окну… Зачем?

— Для того чтобы смотреть в окно.

— А зачем это было нужно?

— Э–э… любоваться видом. Зачем еще? Взгляните, какой открывается великолепный, завораживающий вид! Если бы у меня, как у владельца скобяной лавки, оставалось много времени для досуга, то я смотрел бы и смотрел.

С высоты скалы Элкин–маунтин — в верхнем городе, как на ладони раскинулся вид на нижний город, парки в зеленой дымке листвы, кривые улицы, разноцветные крыши, редкие по весенней поре дымки каминных труб…

Море вдали, словно завернутое за край света, термопланы в небе и облака цвета сливочного мороженого в яркой зовущей синеве. Окно давало комнате сходство с рубкой воздушного корабля. Прекрасный солнечный день стоял над столицей, а казалось — царил над всем миром.

«День над Миром! — воскликнул мысленно Лендер, — возвышенный абсурд! Но стоит где–нибудь испробовать».

Однако чудовища, крадущиеся во мраке, оставили в этом великолепии ночные следы: кровь, смерть, разрушение. И тайну бессмысленно–жестокого злодеяния.

— А зачем хозяину квартиры, простому торговцу петлями, скобами и вьюшками, смотреть в окно так часто, что он даже место для этого оборудовал? — не унимался Клосс.

— Я, разумеется, не полицейский, — подавляя раздражение, заговорил Лендер, — мой разум скуден, а понятия узки. Но с этим вопросом мне все видится совершенно ясным. Он смотрел в окно, потому что любил в него смотреть. А любил он в него смотреть, потому что это было прекрасное переживание, доступное далеко не всякому. Был бы я полицейским, проницательным и приверженным строгому рассуждению во всем, я озаботился бы совсем другим вопросом.

— Каким же?

— Кого выбросили в окно?

— Кого?

— Кого–то определенно выбросили. Ведь окно разбито.

— А с чего вы взяли, что это был кто–то, а не что–то?

— Откуда мне знать. Может быть, и что–то. Сначала это что–то смертельно ранило того, кто был в кресле, потом выпало из окна, потом вернулось и похитило тело.

— Да что за ерунду вы говорите! — взвился Клосс. — Как это такое может быть?

— Понятия не имею. Вы мне объясните, а я расскажу читателям с ваших слов.

Лендер, довольный произведенным эффектом (Клосс не мог найтись с ответом), подошел к единственному, как казалось, не пострадавшему предмету в комнате. То была небольшая этажерка с книгами и какими–то простенькими безделушками.

— Молот Исса! — вошел Кантор. — Он вернулся и забрал тело!

— Кто вернулся? — почти в один голос спросили Клосс и Лендер.

— Флай, наш беглец, разве нет?

— Так это он… — растерялся Клосс. — И здесь, и в подворотне?

— Нет. Флай еще не убивает. Он только готовится. Но тот кто его ищет, уже начал.

— А кто его ищет? — удивился Лендер.

— Кто–то, кроме нас, — был ответ.

— Что мне делать? — продемонстрировал готовность Клосс.

— Приступайте к работе. Я все посмотрел. Мне здесь делать уже нечего. Я еще раз осмотрюсь на улице. А вы осмотрите все самым тщательным образом и опишите. Воздержитесь только от выводов и гипотез, что я тут слышал. Они настолько тонки и остроумны, что могут сбить меня со следа. И еще… Не указывайте в протоколе цвет двери, которую увидите в коридоре. Не нужно…

— А что с ней не так? — удивился Клосс.

— Она желтая.

Некоторое время сочинитель и помощник антаера смотрели друг на друга с выражением полного непонимания на лицах.

— Что–то еще, шеф?

— Желтая дверь. Да… — Кантор немного задумался. — Эксперта и мастера с фотографическим аппаратом я сейчас же пришлю сюда. Всё завтра мне на стол. Результаты анализов, протокол, снимки, всё. Как обычно. За Давилкой Шмидтом возобновить наблюдение и вести непрерывно.

— Да, шеф.

— Кровавый след начинается, — сказал Кантор. — Тело хозяина лавки, скорее всего, за стеной владений лендлорда Стиба. А значит, недосягаемо для нас. Домашние любимцы безумного аристократа уже растерзали тело и растащили объедки. Но стену осмотрите потом. Возможно, дождь не смыл следы, или тело переваливали через стену, когда он уже кончился. Пойдемте, Лендер.

Антаер и Лендер вышли из лавки, звякнув густоголосым печальным колокольцем.

Кантор вновь отдал несколько распоряжений.

— У нас обширная программа на следующую часть дня, — заявил Кантор.

Но его спутник не испытал воодушевления от этой перспективы.

— Достойный Кантор, — сказал сочинитель, — я вдруг ощутил острую необходимость отправиться домой.

— Да?

— Да.

— Ну что ж…

— Я, видите ли, писал всю ночь. Почти не спал. Потом переживания, знаете ли. А вот кровавое зрелище мне показалось уже лишним.

— Как знаете, — Кантор пожал плечами.

Бледный, даже позеленевший Лендер действительно производил впечатление больного, которому лучше прилечь.

— Кроме того, — сказал он, оправдываясь, — я заказал книги о саламандрах и обо всем, что с ними связано. Может быть, смогу найти что–то полезное.

— Вот это дело. Об этом мне следовало подумать самому, — несколько преувеличенно обрадовался Кантор.

— Вам не составит труда навестить меня ближе к вечеру?

— Не составит.

— Пусть даже поздно, — виновато улыбнулся Лендер, — пусть даже ночью. Тогда, когда вам будет удобно.