Загадочная душа и сумрачный гений (СИ)
Загадочная душа и сумрачный гений (СИ) читать книгу онлайн
...А мины, пущенные "Микасой" по умирающему "Рюрику" - это чистая злобность и ненужный риск получить такой же презент в ответ. Твоя любимая "черная прислуга" - истребители и миноносцы - должны заниматься этой грязной работой. Для главного же дела линкоров - артиллерийского боя - торпедные аппараты это лишний вес, который мог пойти на машины, артиллерию, или броню.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Прежде всего, он из всех наиболее дешевый, как довольствующийся наименьшим процентом предпринимательской прибыли. Этим, во многом, объясняется сравнительная дешевизна немецких фабрикатов и вытеснение ими английских товаров с мирового рынка. Меньшая требовательность в смысле рентабельности немецкого капитала имеет то следствие, что он идет на те предприятия, в которые, по сравнительной их малой доходности, другие иностранные капиталы не идут. Вследствие той же относительной дешевизны немецкого капитала, прилив его к нам влечет за собой отлив из России меньших сумм предпринимательских барышей в сравнении с английским и французским и, таким образом, большее количество русских рублей остается в России. Мало того, значительная доля прибылей, получаемых на вложенные в русскую промышленность германские капиталы, и вовсе от нас не уходит, а проживается здесь.
Наконец, Германия, до известной степени, сама заинтересована в экономическом нашем благосостоянии. В этом отношении она выгодно отличается от других государств, заинтересованных исключительно в получении возможно большей ренты на затраченные в России капиталы, хотя бы ценою экономического разорения страны. Напротив того, Германия в качестве постоянного - хотя, разумеется, и не бескорыстного - посредника в нашей внешней торговле, заинтересована в поддержании производительных сил нашей Родины, как источника выгодных для нее посреднических операций...
***
- Благодарю Вас, Петр Николаевич. Воззрения свои по германскому вопросу Вы мне изложили более чем доходчиво. И, знаете, я практически со всем согласен. Только думаю, что шарахаться из края в край нам не следует. Сближение наше с немцами должно быть действием прагматичным и планомерным, а вовсе не скоропалительной, импульсивной демонстрацией Парижу своих обид. Рвать по живому с французами нам не следует. И не только из-за денежно-кредитных дел. Все-таки, желательно привлечь их к той самой Комбинации, о которой Вы упомянули.
- Безусловно. Разве России нужна новая война? Что же до набившей уже оскомину галльской мечты о реванше, возможно, найдется способ и мирного решения проблемы. Во всяком случае, я знаю, что Государь имел на эту тему разговор с кайзером. И Вильгельм не отверг с порога идею о частичном удовлетворении претензий французов. Как и датчан, кстати. Конечно, о возврате целиком Гольштинии и Шлезвига, как и Лотарингиии с Эльзассом речь нет и быть не может. Но тема плебесцита для Северного Шлезвига и Мозеля с их преимущественно не германским населением, прозвучала.
- Кстати, а с Его величеством Вы обо всем этом говорили?
- Говорил, конечно. По совету Банщикова я даже изложил мое видение германского вопроса отдельным меморандумом. Который, как мне сказал сам Михаил Лаврентьевич, он сумел преподнести Государю под "правильным соусом" и в удобный момент.
- Ага! Так вот откуда ноги растут. Теперь мне понятно, почему в устах Императора столько созвучности тому, что я сегодня от Вас услышал, - рассмеялся Зубатов.
- Слава Богу, если так. Но, Вы, никак, "колоть" тут меня собрались, милостивый государь? Или, не дай Бог, думаете, что наш монарх без шпаргалки не в силах разобраться в хитросплетениях внешней политики? - Дурново притворно грозно нахмурился.
- Господь с Вами, любезный Петр Николаевич. Один ум хорошо, а два - в любом случае лучше. Я лишь радуюсь, что Его величество с некоторых пор предпочел внимать патриотичным интеллектуалам, а не карьерным подхолимам, чей мыслительный аппарат озабочен лишь проблемами личного благоустройства и удовлетворения тщеславия.
- Если Вы меня целиком и полностью причисляете к первым, то Вы мне льстите. А если ко вторым всецело относите министра фон Плеве, то Вы к нему не справедливы. В чем, в чем, но в патриотизме Вячеславу Константиновичу отказывть нельзя.
Я знаю подоплеку вашего с ним конфликта. Как и о роли господ Мещерского и фон Витте в нем. Если хотите начистоту: я надеюсь, что та история послужила Вам, Сергей Васильевич, серьезным уроком. Меня судьба тоже поколачивала. И вывод я для себя сделал: никогда не стоит спешить размахивать шашкой в борьбе за самое правое дело, если не уверен, что обладаешь исчерпывающей полнотой информации, - Дурново с улыбкой наполнил рюмки коньяком, - Тем более в нашем нынешнем положении не следует давать верх эмоциям, друг мой.
А сейчас я хочу предложить тост... за Михаила Лаврентьевича Банщикова. Что-то мне подсказывает, что далеко может пойти этот лекарь с "Варяга".
- Принимается, Петр Николаевич. Кстати, как Вы находите последний финт от Регента? С его разрешением на развод Ольги Александровны с Ольденбургским?
- Если честно, мне представляется, что это был отнюдь не эмоциональный всплеск и самодеятельность, а заранее согласованное с братом действие.
- Скорее всего. И, следовательно, мы сейчас имеем перед собой пример продуманной работы августейшего тандема. Не так ли?
- Похоже на то. Складывается впечатление, что Государь очень тонко нашел способ воплощения в жизнь таких своих решений, которые ему самому публично принимать по той или иной причине не очень удобно.
- Что ж, ход тем более сильный. Вдобавок, с прицелом на будущее.
- Надеюсь, что все именно так. Во всяком случае, тот памятный разговор, который у меня состоялся с Михаилом Александровичем по его возвращении в Петербург уже в роли Государя-Регента, произвел на меня изрядное впечатление. Передо мною предстал совсем не тот робкий, но по-детски шаловливый, увлекающийся юноша, над которым часто подтрунивали госсоветовские старики, а кое-кто из известных нам деятелей даже полагал сделать Великого князя орудием собственных честолюбивых планов.
Война не сломала и не развратила его. Не сделала циником или кровяным алкоголиком, как с некоторыми там случается. Все с точностью до наоборот: закалила и обтесала. Уезжал на Дальний Восток великовозростный мальчик. Вернулся - серьезный, цельный, не тушующийся человек, знающий себе цену; знающий чего хочет и что должен.
- Возможно, свою роль тут сыграло то, под чьим началом ему довелось повоевать?
- Несомненно. Попади он в руки не к Рудневу, а к Куропаткину, тот бы его из своих штабных тенёт не выпустил. Только ведь, не в одном начальстве дело...
Ну, что? Стремянную? И, Сергей Васильевич, прошу, не забудьте о моей маленькой просьбе. Мне действительно очень важно пообщаться с господином Балком. Хочется задать ему несколько вопросов лично. По тем его предложениям на Высочайшее имя, с которыми Государь нас с Вами ознакомил осенью.
- Конечно, Петр Николаевич. Я не сомневаюсь, что он Вас интересует с чисто профессиональной точки зрения. Вы слышали, кстати, что нашлись деятели, считающие, что "выскочка ловкостью свел дружбу с братом Государя"? Кое-кто в сферах нынче позволяет себе так поговаривать. И очень рискует, ведя подобные разговоры...
Я обязательно Вам его представлю. Как только он вернется в Россию: сейчас Василий Александрович выполняет за границей некие поручения деликатного свойства, о которых даже Вас я пока не могу проинформировать. За что покорнейше прошу меня извинить.
Глава 10. Ангара - Ляохэ.
М
арт
-апрель
1905-го года.
Императорский поезд на
перегоне Иркутск-Лиственнечное
,
паромо-ледокол "Байкал",
Харбин,
Вл
ад
ивосток, Порт-Артур
.
- Итак, мой дорогой Август, впереди нас ожидает нечто очень интересное, а именно - Великий Байкал и переправа через него на железнодорожном паромо-ледоколе. Лично мне очень интересно взглянуть на это великобританское детище "трепетной дружбы" турецкоподданного грека и российского финансового гения, - Альфред фон Тирпиц тонко улыбнулся, хотя глаза его и продолжали излучать некую холодную озабоченность.