Разитель. Трилогия (СИ)

Он поднял глаза на меня; во взгляде было что угодно, кроме ласки.

– Какая самая страшная болезнь в Галактике? – спросил он и сам тут же ответил: – Излишнее любопытство. Летальный исход гарантирован. Особенно в здешнем климате. Как у тебя – голова не болит?

– Не жалуюсь, – сказал я спокойно. – А вот у тебя с памятью не все в порядке. Есть, говорят, какие‑то таблетки для укрепления памяти, как они там называются?

Он покривил губы, возможно, то была улыбка в его трактовке.

– Двадцать восьмой год, десант на Стрелу‑Вторую, ты был во втором взводе, носил звание младшего капрала и тащил ручник.

– Ладно, – сказал я, – обойдешься без аптеки. Чего же ты темнишь, раз вспомнил меня?

– Вот потому, что на память не жалуюсь. Ты в десанте был младшим капралом, да. Однако…

Я поднял руку, останавливая его монолог.

– В мире две смертельные болезни, – поделился я с ним возникшей мыслью. – Вторая – излишнее красноречие. Не то и я вспомнил бы, кто, когда и где носил звездочки, и сколько.

Он кивнул и даже засмеялся – словно хряк захрюкал. Но это продолжалось считанные секунды.

– Ладно, – сказал он, посерьезнев. – Так какой же зуд погнал тебя в такую даль? Коланись.

Схема разговора – шема, как сказал бы Абердох, – у меня уже успела сложиться. Если бы я сразу раскрыл свои карты, Повидж просто перестал бы меня уважать. Ритуал прощупывания и нового признания или непризнания одним другого и наоборот далеко еще не завершился. Так что искать ответ не пришлось.

– В общем, я тут случайно, – сказал я, очень натурально вздохнув. – Пришлось уносить ноги. Подвернулось – сюда. Дружок посоветовал. Но мне сели на хвост. На какое‑то время надо затаиться. Даже в город не вылезать. Так что – помоги по возможности.

– Так, так, – сказал он, веря мне (чувствовалось) только на четверть, да иного я и не ожидал. – Чем же это ты занимаешься в миру, что вызываешь такой интерес? Покупаешь, продаешь?

– И то, и другое. Смотря по условиям.

– Каков же товар?

– Беспроблемный в перевозке.

Он чуть приподнял брови: понял, о чем речь.

– А образцы случайно не при тебе?

– Рассчитываю на долгую жизнь, – разочаровал его я. Он кивнул, словно того и ожидал.

– Жаль. А то, может, возник бы обоюдный интерес. Так чего же ты хочешь?

– Залезть в норку. И пересидеть.

– Легко сказать. Тут у нас крутой режим. И к чужим относятся недобро.

– Это я понимаю. Но ведь приезжают к вам люди: и покупатели, и те, кто хотел бы войти в дело…

Выражение его лица не изменилось, только веки опустились на самую малость.

– Не без этого. Ты покупатель? Или действительно хочешь быть кандидатом? Но для этого твой статус вряд ли подойдет.

– Какой мой статус ты имеешь в виду?

– Ты сам только что сказал: человека, ищущего укрытия.

– Это не статус. Это обстоятельства. А если хочешь официально – перед тобой Чрезвычайный и Полномочный посол мира Симоны в мире Серпы. Можешь не вставать, я не очень обижусь.

Вставать он, кстати сказать, и не собирался. Только приотворил губы в усмешке:

– Хорош, хорош. Ну что же: тогда есть повод для разговора. Но это была только половина условий. Если уж ты наслышан о наших порядках, то должен иметь при себе нечто для взноса.

– Вполне могу предъявить.

– Да? – Он прищурился еще больше. – А обрисовать в общих чертах способен?

– Косноязычием не страдаю.

– Давай, сыпь орехов.

– Говорим официально?

– В рабочее время и на служебной территории только такие разговоры и могут вестись. Учти: ведется запись.

– И вот сейчас тоже?

– Начиная со следующего слова. Включаю. Все. Я постарался изложить ситуацию на Серпе сухо, по‑деловому, с учетом того, что запись будут слушать и другие люди, которых я совершенно не знаю. Но повел рассказ так, что ни намека на уракару с ее семенами не проскользнуло, и само слово это, конечно же, ни разу не оказалось упомянутым. Он слушал внимательно, глядя мне в глаза; я ни разу не отвел взгляда. Когда я закончил, он сказал:

– Полезные вести. Пожалуй, можешь претендовать. Но сразу же хочу предупредить: рассчитывать на какой‑то заметный пост тебе еще долго не придется, даже если примут. Будешь ходить в ассистентах, выполнять частные поручения, присматриваться, привыкать, входить в курс… В общем – на подхвате.

Я кивнул:

– Службу я понимаю.

– Да, было у тебя время понять. Ну а еще перед тем тебя как следует протестируют, если будут пробелы в качествах – чему‑то обучат, хотя я думаю, что этого не потребуется. Опыта тебе не занимать. Ладно, приятно было выслушать. А то тут порой такую дребедень приносят – уши вянут. Тебе разрешается пребывание здесь, пока твой вопрос будет проходить по начальству. Буду тебя рекомендовать как моего ассистента. Есть и такая должность тут. Не бойся, сапоги чистить не придется.

– Пребывать здесь – это где же? У тебя в кабинете?

– Зачем же. Есть жилые этажи. Можешь устроиться весьма комфортабельно – если, конечно, имеешь на то средства. Халявы тут нет. Денег‑то с собой много?

– Прости, – сказал я очень серьезно. – Собирался, сам понимаешь, впопыхах, забыл бумажник под подушкой. Повидж снова похрюкал.

– Я так и подумал, знаешь ли. Богатым ты не выглядишь.

– Да, – согласился я. – У меня всегда все на лице написано. Хотя устроиться хотелось бы получше. Если бы мне открыли кредит.

– И не мечтай, – заявил он категорически.

– Тогда подскажи другой способ. Вразуми.

– Подумаю. Ладно, давай свою регистрационную карту…

Я внимательно оглядел комнату.

– Теперь тут уже глухо?

– Ты маленький? – сказал он. – Все крутится, усвоил? Он встал, и со своей рабочей стойки принес большой блокнот и кулограф. Им можно смело писать, не опасаясь, что на нижних листах окажутся отпечатки. Я кивнул и написал только:

«Прошел сюда без регистрации. Неофициально». По огоньку, что зажегся в его глазах, я понял, что написанное заинтересовало его куда больше, чем сообщенная мною информация.

– Душновато тут, тебе не кажется? – сказал он вслух.

– Кажется – это слабо сказано. Сейчас бы где‑нибудь около воды, на песочке…

– Песка здесь немерено, – откликнулся он. – Воды – океан. Но только пить ее нельзя. Имеем время до полудня. Пошли?

– Жалко, что океан не пивной.

– Были бы деньги, – усмехнулся он. – Ладно, ты гость родины, как‑никак. Поехали.

Путь, по которому мы проследовали, чтобы выйти из Рынка, был совершенно не похож на тот, каким я сюда явился. На ближайшем лифте мы поднялись почти на самый верх и вышли ярусах в двух от поверхности. Там оказался обширный гараж, скользунов и колясок в нем стояло видимо‑невидимо; судя по их количеству, народу тут работало никак не меньше дивизии. Мы уселись в одну из колясок, весьма породистую. Повидж включил автомат, и мы покатили. Проехали по широкому коридору, въехали в туннель, и в самом деле гремевший от множества машин, летевших навстречу, и лишь через пять с лишним километров, миновав три контрольных поста, оказались на поверхности – где‑то за городом, на природе, которая на первый взгляд казалась совершенно нетронутой.

Похоже, пива в этом мире было больше, чем воды – судя по тому, что пивом мы запаслись сразу же, а до воды же пришлось добираться довольно долго. Правда, даже на этой классной коляске по такой дороге пришлось бы долго добираться куда угодно: при полном напряжении сил невозможно было двигаться быстрее гуляющего пенсионера. Скучая, я поглядывал направо и налево, любуясь красивыми особняками, отстоявшими далеко друг от друга в глубине садов. Да, похоже, люди здесь не очень нуждались, во всяком случае, некоторая их часть. Как и во всей Федерации, впрочем.

– Ты не здесь обитаешь? – на всякий случай поинтересовался я, когда мы проезжали мимо какой‑то особенно вызывающей виллы.

– Я – по другой дороге, – откликнулся он. – Здесь – середнячки, несолидный народ. Брокеры, секретари, кое‑кто из разъездных агентов – не выше. Вот и ты через годик‑другой…