Права мутанта (СИ)

А стоило бы ребятам Виссарионыча в массовом порядке обратить оружие против двуногих, как мамонт их тут же принялся бы топтать. Фу ты, беспроигрышная мутантская тактика.

- Этот слон у них - не простой, - добавил другой ополченец, - не просто животное. Он у них - как мозг операции. Верно говорю? Ему-то все мутанты и подчиняются.

В своём бывшем лагере четверо спасённых без труда разыскали не замеченные захватчиками тайники с боеприпасами, чем уже окончательно решили главную проблему отряда Сокола.

К лагерю Скорика могли бы и не заворачивать. Но, ради полноты картины, сделали лишний крюк на БТРах. И этот лагерь оказался растоптанным, а частично, видимо - уведённым в плен. Сам атаман Скорик попал под тяжёлую мамонтову ногу. Лицо, искажённое гримасой боли, осталось для Сокола узнаваемым. А вот на месте живота и грудной клетки - не сказать, чтобы хоть что-то осталось. Мокрое место уже высохло.

Навестить лагерь атамана Никитина - последняя задача перед тем, как стать лагерем самим и принять бой на подступах к ЧНР. В отношении этого лагеря - тоже никто не питал иллюзий. Победили бы никитинские - давно бы вышли на связь по рации. А молчание - знак полного поражения.

По сложившейся уже традиции, капитан Нефёдов проводил атамана Сокола с людьми до места трагедии. Лагерь никитинских выглядел похоже на ранее рассмотренные - с одним отличием. Атамана Никитина, кажется, устранила не мутантская сторона. По почерку судя - свои. Труп Никитина висел на высокой ветке одинокой хвойной сосны в центре лагерной поляны. А на груди его - табличка: "Предателю от Заслона". Коротко и ясно.

И - оставалась надежда, что, по крайней мере, часть никитинских избежала плена и разгрома. Неподалёку от лагеря обнаружились явные следы боя, а чуть дальше - места, где горел лес, как будто подожжённый напалмом.

5. Ратко Милорадович, профессор этнолингвистики

Ратко и не думал, что ему так быстро приведётся посетить особо охраняемый барак с пленными бойцами Заслона. Но привелось - на пятый, примерно, день. Одно неосторожное слово в бараке овощеводов - и его сочли неисправимым врагом мутантов. Ещё одно - и его перестали терпеть.

А незадолго перед тем - вот неожиданность - в прежний его барак подселили пару чешских антропологов. Мантла и Грдличку - последних, кто в Столичной Елани оставался из состава этнографической экспедиции.

- Это мне только кажется, или нашей экспедиции больше нет? - спросил тогда Милорадович едва ли не саркастически.

Чехи сарказма даже не заметили. Мантл с прискорбием согласился:

- Вы правы, какая может быть экспедиция, когда погиб пан Кшиштоф!

Смех, да и только: для чешского коллеги вся экспедиция заключалась в одном профессоре Щепаньски. Есть пан Кшиштоф - есть экспедиция, хоть бы все остальные участники трижды перемёрли.

А Грдличка весь ушёл в свои переживания. Тот факт, что в отсутствие пана Щепаньски положение его сподвижников резко пошатнулось, очень уж его встревожил. И ведь не за себя переживал! Повторял:

- Мутанты выйдут из-под европейского контроля. Это страшно!

А Мантл ему на то:

- Пока что их действия - в русле основных директив.

А Грдличка:

- Мне кажется, они только делали вид, что нам подчиняются. Их настоящий хозяин - Мамонт. Только его они и слушают, больше никого. Как Мамонт прикажет, так и сделают. И он - наверняка рукотворен. Один чёрт знает, что это за организм, но в него встроен огнемёт. Такого в живой природе не бывает. Огнедышащие драконы никогда не существовали, это доказано. Кто сделал Мамонта, тот и контролирует ситуацию. Наши европейцы? Вряд ли. Американцы - тоже вряд ли. Неужели русские? - этот исполненный паранойи вывод ужасал Грдличку больше всего.

- А что, если Мамонт спонтанно родился в среде мутантов? Что, если он - не продукт заговора, а дитя естественного отбора? - возражал Мантл.

В общем, интересно было послушать мысли неисправимых ревнителей социал-дарвинизма, уже отбракованных в ходе некоторого отбора. И отбора - несомненно искусственного, совершённого кем-то вполне осознанно, по известным ему признакам. Таким секретным, что оба чеха, как ни старались, соответствовать им не смогли.

Долго слушать, однако, не пришлось. Кто-то из новых соседей по бараку, которым не хватило нар, настучал на Ратко мутантам-надзирателям. Заводит, мол, провокационные разговоры. Кто бы мог подумать, что и в концлагере они запрещены? Милорадовича о том не предупреждали.

Жалобы Грдлички с Мантлом ещё звучали, а надзиратели уже стояли рядом с Ратко. И начали демонстративно хмуриться, отчего слова с языка Грдлички стали сползать медленно и тяжело, подобно черепахам.

- Не следует в бараке говорить обо всяком разном! - строго сказали мутанты-надзиратели. - Не забывайте, что вы здесь гости, а гость не должен испытывать гостеприимство хозяев.

Здорово сказано! Причём отрепетированным хором.

Сложность текста надзирателей явно превышала их интеллектуальные силы. В сочетании с потухшим взглядом, отсутствием смысловых пауз и неизменностью самих текстовых формул она не оставляла сомнения: всё, что надзирателями проговаривалось, было ими заучено заранее. Для каждого случая своё. По специальной методичке.

Мутанты действовали, как роботы. Но Мантл и Грдличка поспешили принести извинения, на всякий случай заискивающе улыбаясь. Милорадович промолчал - тоже на всякий случай. Не помогло.

- На вас уже не первый сигнал, - строго, но сравнительно вежливо сказал ему один из надзирателей, - однако вы так и не исправились. Отныне в этом светлом бараке вы более не вправе находиться. Следуйте за нами.

А второй надзиратель толкнул его в спину, чтобы придать ускорения.

Так Ратко Милорадович поменял прописку внутри Глухомани на барак самого строгого режима содержания.

Из чего состояли здешние строгости? Во-первых, заключённых вообще не кормили. Во-вторых, из барака выпускали не дальше внутреннего забора, где держали под постоянным прицелом пулемёта со специальной вышки. В-третьих... Нет, ничего третьего Милорадович бы не вспомнил.

А дальше шли послабления. Во-первых, работать на мутантов обитателям особого барака не приходилось. Во-вторых, за их речами никто уже не следил (сильнее-то не накажешь, кроме как ускорением смерти) - а значит, здесь не было "стукачей". В-третьих, и надзиратели в этом бараке появляться опасались: очень даже могли обратно не выйти.

Итого, послаблений больше. Милорадовича это порадовало.

Ратко свёл знакомство с товарищами по несчастью. Убедился, что почти все они - ополченцы из Заслона. И каждый из них появился здесь недавно. "Старожилы" провели здесь от силы пару недель, остальные меньше. Многолетних узников, как в бараке овощеводов, не могло быть в принципе, ведь тут вообще не кормили.

Интересно, почему не кормят, подумал Ратко, может, пытаются приучить к людоедству? Вероятнее, впрочем - не кормили, поскольку не особенно интересовались их судьбой. Или - сочетание обеих причин.

А ещё в этом "особо строгом" бараке открыто обсуждался план побега. В среде "овощеводов" о таком и заикнуться бы никто не помел, зато тут - в порядке вещей. И ведь речь шла не о каком-то побеге "втихаря". Заключённые в полный голос, не стесняясь, говорили о восстании.

Ясное дело, главное препятствие для побега - вышка с пулемётом. Вот если бы как-то пулемётчика вырубить... Но как бы такое провернуть? До такой высоты и камень толком не добросишь. Вот если бы где-то достать надёжную рогатку!..

Особенно много в бараке оказалось тех Ребят-из-Заслона, которые недавно воевали под началом атамана Виссарионыча. Попали сюда по глупости, чувствовали сильную досаду. Они-то и усердствовали в поиске способов подавить пулемётный огонь с вышки.

Что любопытно: только заговорили про рогатки, а какой-то умелец уже сотворил пару экземпляров. Туповатые мутанты при захвате спешили, обыскали людей плохо - вот и нашлись вполне пристойные тугие ремни, способные забросить камень высоко вверх. А с деревом для самой рогатины проблем не случилось. Пусть в бараке особого режима не держали деревянных нар, но перекрытия-то оставались.