Я - инопланетянин

– Значит, уйти – это сделаться Старейшим? – прошептала Фэй.

– Старейшие – часть мировой ноосферы, и я упомянул о ней, когда поклялся Вселенским Духом. Этот Дух – ноосфера Вселенной, и наши знания о ней скудны – мы не способны воспринимать ее отчетливо. Большая часть этих знаний пришла от Старейших. Возможно, они – посредники между Вселенским Духом и существами из плоти и крови.

– Полубоги? – выдохнула Фэй.

– Можешь называть их так.

– Но чем они занимаются? Исследуют звезды, другие миры и галактики, другие цивилизации, отличные от уре-нирской?

– Нет, нет! У них есть проблемы посерьезней, а эти игрушки оставлены нам. Они лишь помогают, разыскивая те планеты, чья ноосфера соединилась со вселенской. Делают так, чтоб мы могли отправить туда Наблюдателей... ну, кое-что еще... Ты назвала бы их Старшими Братьями, блюстителями равновесия и порядка, но это наша, человеческая точка зрения. Видишь ли, милая, их нелегко понять. Даже наших Старейших, наших кровных родичей...

Ресницы Фэй взметнулись, как темные крылья бабочки.

– Ваших... родичей... – повторила она. – А что, есть и не ваши?

– Разумеется. Возраст Галактики – миллиарды лет, и в прошлом были расы, достигшие расцвета в неизмеримой древности и отказавшиеся от телесного обличья. Наши Старейшие – самые юные, и временами мне кажется, что там, – я показал глазами вверх, – они считаются детьми или подростками, еще не достигшими зрелости. Может быть, я ошибаюсь... почти наверняка... Мы знаем лишь то, что Старейшие с разных миров – единая галактическая раса, не отвергающая нас, не позабывшая родства, готовая прийти на помощь. Если мы попросим...

– Это случится обязательно? – тихо вымолвила Фэй, глядя на пламенные языки костра. – Я имею в виду, что через много-много лет мы на Земле тоже станем бессмертными и научимся превращаться в Старейших? Будем жить в Галактике и заниматься такими вещами, о коих сейчас нельзя и помыслить?

– Так и будет, если вы не уничтожите свой мир, а заодно и самих себя. И если вы не пропустите эру расцвета – тот период, когда необходимо не расселяться среди звезд, не захватывать новые территории, а искать дорогу в ту реальность, что лежит за гранью бытия. Иначе...

– Что? – Ресницы ее снова взметнулись.

– Иначе – упадок, вырождение и гибель. Знаешь, есть в Галактике планета... автохроны зовут ее Анхабом... прекрасный древний мир, некогда мощный, жизнеспособный, но время его растрачено в пустых забавах. Они не нашли дороги – может быть, никогда не найдут, хотя и пытаются... но их уже мало, слишком мало... на три порядка меньше, чем обитателей Земли... Живут они тысячелетиями, но не желают продлить себя в потомстве, и это самое страшное. Они устали.

– Разве им нельзя помочь? Им, нам и остальным, кто не нашел дороги?

Я прикоснулся губами к ее ресницам.

– Представь, перед тобой – личинка... Можно ли сразу превратить ее в бабочку? Ты понимаешь, что нет... Теперь другой пример, совсем невероятный: личинка стала куколкой, но ей так хорошо в уютном коконе, что покидать его совсем не хочется. Представь, что ты прорвала оболочку, но там не крылатая бабочка, а нечто застывшее, неподвижное, перезревшее и не способное измениться... Нет, моя фея, дорогу показать нельзя! Каждый находит ее сам – или не находит и превращается в тень в памяти Вселенной.

Я замолчал. Костер угасал, сухие стебли мха прогорали, подергивались пеплом, яркие алые искры больше не кружили в прохладном воздухе. Костры всегда напоминали мне жизнь и смерть цивилизаций: пламя разгорается, вспыхивает мощно и яростно, и в эти минуты надо пристроить над ним котелок, сунуть в огонь железку или что-то еще, дабы использовать его энергию. Глядишь, останется потом клинок, или обожженный сосуд, или хотя бы кружка чая... А если не успеешь, дрова сгорят, огонь источится бесполезным дымом и умрет. Nil sine magno vita labore dedit mortalibus, что означает: жизнь ничего не дает смертным без большого труда.

Фэй приникла ко мне, и я почувствовал, что щеки ее влажны.

– Ты можешь забрать меня в свой мир? Тогда, когда решишь вернуться?

– Это не в моих силах, родная. Зато я могу остаться здесь, с тобой. Я ведь сказал: все мои годы будут твоими.

Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула и вытерла глаза. Потом прошептала:

– Тогда расскажи про Уренир. Какие у вас океаны и горы, какие реки и города? Какие деревья в ваших лесах, какие птицы и звери? Как вы живете, как любите, как веселитесь и грустите? Как вы узнаете, что пришла пора уйти? Как вспоминаете ушедших и как...

– Расскажу, – промолвил я, – все расскажу, моя фея. Для этого у нас хватит времени.