Флаги наших детей

Ему повезло. Змея не изменила целевую точку, хотя в последнюю микросекунду даже его лицо попадало в убийственный радиус. Звон и сотрясение древка дали понять, что металлическая заслонка сработала. Удар был сильный, и, как ни глупы пресмыкающиеся в сравнении с приматом, даже у них есть мозг, и он может получить сотрясение. Хоть на какое-то время. И эта полусекундная потеря тварью ориентации в мире дала ему шанс. Нет, снова не имелось времени на расчеты, обдумывания и прочую культурологическую муть. Было отражение удара и сразу же, без перехода, новый рубящий удар. Но это — уже его собственный удар. Если бы этот, абсолютно интуитивно выполненный бой кто-нибудь заснял, он бы вошел в классику какой-нибудь восточной школы единоборств как пример отточенного годами искусства преобразования обороны в нападение. Ибо этот удар вроде бы никем специально не заточенной маленькой лопаты разом, как ножом, отсек кобре голову. И тут же Герман Минаков отпрыгнул на шаг, наверное, следуя тому же генетическому плану, хотя это уже совершенно не требовалось.

В камнях извивалось, скручивалось в кольца бессмысленно-страшное, но уже ничуточки не опасное безглавое туловище чудовища. Однако и голова его тоже еще не сдохла. Пресмыкающиеся живучи. Испытывали ли эти разделенные останки боль? Наверняка испытывали, и наверняка неописуемо страшную, ибо шкала боли градуируется дифференцированно, в зависимости от близости смерти. Но Герман не мог это чувствовать, он даже не думал об этом. Но он ведал, какую ненависть испытывает к нему злобный маленький мозг, бессильный послать сигнал оставшимся в стороне мышцам. Ибо сигнал посылался, и там, в уже мутнеющем сознании, змея атаковала, неслась вперед, в расставленную рядом двуногость, и пасть — отдельно живущий ужас — все ширила, ширила свое нутро, выставляя наружу сочащиеся клыки.

154

Кабинетные эмпиреи

— Ладно, вы просили аудиенции, я вас принял, — произнес Буш Пятый. — Хотя поверьте, мне сейчас отнюдь не до гостеприимства в отношении партии конкурентов.

Президент был в халате, а сам прием осуществлялся в гостиной. В Белом доме ничто не делается просто так, и, следовательно, из данных обстоятельств нетрудно совершить два вывода. Встреча неофициальная и ни к чему не обязывает, но зато здесь можно обговорить многое из того, о чем в официальном месте лучше умолчать. Гостей у президента оказалось двое, один конгрессмен, а другой достаточно известный промышленник.

— Господин президент, мы понимаем, что у вас куча забот. И догадываемся, с чем они связаны, — совершенно елейным, почти скорбным голосом произнес конгрессмен Марк Лефковитц. — Вот это — Воэм Луэлин, надежда нашей науки и промышленности. Вы, кажется, знакомы?

— Разумеется, — кивнул Буш Пятый.

— И возможно, господин президент, то, что он вам собирается рассказать, вас очень заинтересует. Именно в плане стоящих перед вами проблем.

— Очень интересно, Марк, а вы в курсе проблем Белого дома?

— Ну, даже если бы я не был в курсе, господин президент, то, только просматривая утренние газеты — не индивидуальные, а общедоступные, — я бы понял, о чем думает думу наш верховный главнокомандующий. — Под «индивидуальной» газетой Марк Лефковитц имел в виду подшивку материалов на заданную тему, ежедневно формируемую домашним компьютером по желанию хозяина.

— Ну-ну? — сказал Буш Пятый и поднес к губам стоящий на столике кофе.

— Сейчас вы размышляете о том, проводить или не проводить массированную атаку Нового Южно-Африканского Союза. Так я понимаю?

— Ты прав, Марк. И ты хочешь мне что-то посоветовать?

— О, ни в коем разе, господин президент. Ни в коем разе. Но если вы соблаговолите выслушать моего друга, у вас, возможно…

— Да пусть уже говорит. Хватит тут разводить рекламу. Приступайте, господин Воэм. Я правильно вас назвал?

— Абсолютно, господин президент, — поклонился Воэм Луэлин, насколько это было возможно в сидячем положении. Вы позволите, — сказал он и протянул руку к минеральной воде. Минеральная вода была в маленькой пластмассовой бутылочке, ибо большую и наполненную, а тем более стеклянную, теоретически можно использовать в качестве холодного оружия. А когда рядом президент Соединенных Штатов, это являлось недопустимым. Воэм Луэлин промочил горло, откашлялся и приступил: — Итак, господин президент, стоящая перед вами альтернатива воистину страшна. У вас, как я знаю (я могу, разумеется, ошибаться, но простите мне как не допущенному в высшие сферы политики), имеется три варианта действий. Первое, оставить все как есть. То есть продолжать войну обычными методами как ни в чем не бывало. Не обращая никакого внимания на поднимающийся в Африке и за ее пределами ропот. Вы прекрасно понимаете, что в этом случае весь мир, видя такую терпимость нашей страны, поймет это как слабость и с удовольствием примется помогать нашему противнику. Еще неизвестно, чем обернется такой вариант.

Вот второй вариант. Перевести конфликт в новую, очень опасную фазу — ядерную войну. Да, мы здесь солидно, многократно, точнее, сто или даже тысячекратно превосходим НЮАС по запасу и качеству ядерных зарядов. После ущерба, нанесенного флоту, он будет на стреме и, может, вообще не допустит очередных ударов противника. Так что с нашей стороны опасности подвержены только армейские части, готовящиеся высаживаться в Африке. Да и то не впрямую, а из-за опасности радиационного заражения в результате нашей же деятельности по «перелопачиванию» местности. Наши противники запуганы. Америка показала свою решимость и силу. Вроде бы концепция абсолютно выигрышная. Однако кое-что мы все-таки теряем. А теряем мы в очень большом — в нашей же будущей безопасности. Ведь на чем пока она стояла? Я не буду тут обсуждать экономические и финансовые аспекты, ладно? В военном отношении она покоилась на нашем огромном техническом превосходстве. Все знали, Штаты могут разбить кого угодно, с минимальными потерями и вовсе не прибегая к забытым в двадцатом веке атомным бомбам. Что будет теперь? Атомные войны, может быть, чуть с меньшей эффективностью, но, поверьте, не с меньшим эффектом, может вести и Китай. Да и Россия может. Вполне допустимо, небольшую, локальную по масштабу, способны провести даже какое-нибудь из казахских ханств или Индонезия. Сейчас уже не сильно разберешь, у кого есть, а кто только способен в течение считаных месяцев состряпать бомбу. Так что получается? Америка просто продемонстрирует, что ядерной дубиной вполне можно махать и даже бить. И оказывается, наше технологическое превосходство было раздутым мифом. Как только нас чуть прижали, мы перешли к козырю, известному всем.

Следующий, третий вариант. Тут я очень коротко. Уж слишком всем все здесь ясно. Это вариант, в котором наша страна прекращает войну и уходит. Политический проигрыш здесь очевиден. Я уж не говорю о будущих трудностях с дележом нефти. Но мы просто покажем всем, что мы слабы. Надувной боец, у которого иголка выпустила весь порыв.

— Значит, — спросил президент, забыв о своем остывшем кофе, — вам лично не нравится ни один из этих ходов? Хорошо! Что же вы предложите в качестве четвертого блюда?

— Я хочу вернуть мою страну и мой народ… — Слушающий Воэма Луэлина президент чуть скривился — не нравились ему высокопарные слова из чужих уст. Вот сам он всегда произносил их с удовольствием. — Я хочу вернуть Америку на тот путь, с которого она еще не сошла, но вот-вот сойдет. Этот путь — технологическое превосходство над другими странами. Мы держимся этот линии со времен разработки атомной бомбы. Но грешно сейчас возвращаться в столь седую древность. Хотя использовать самые новейшие достижения, может быть, и стоит. Но совершенно не так, как вы думаете, господин президент.

— Интересно, — сказал Буш Пятый. — Я, например, подумал, что речь идет о бомбардировке бункеров. Но вы продолжайте, продолжайте, Воэм.

— Копеечная экономия — вот причина, по которой США вынуждены стоять перед таким выбором, как сейчас. Однако это иная плоскость. О ней в другой раз. Сейчас о четвертом варианте. Руководимый мной концерн создал оружие, которое может дать вам надежду на сохранение нашего лидерства на планете.