Железный замок

Добравшись до сеней и поднявшись на ноги, наёмники прошли внутрь, где сидела хозяйка дома, окружённая детьми и прижавшая их к себе, как наседка. Она смотрела на них с неприязнью, но молчала. Табас попробовал ей улыбнуться, но не смог: губы сами собой искривились в дурацкой усмешке, истолковать которую можно было как угодно. Они прошли в одну из комнат с противоположной стороны дома, заваленную всяким пыльным барахлом — тюками с одеждой, какими-то сундуками и инструментами.

Ибар подошёл к окну и выглянул наружу из глубины комнаты, стараясь оставаться в тени. Окна выходили в сад — тот самый, с беседкой и розовыми кустами. Вдруг напарник нырнул вниз и потянул Табаса за собой, ухватив за майку.

— Что там?

— Солдаты.

Табас тихонько выругался. К нему в мысли начало потихоньку просачиваться отчаяние. Не стоило считать Вольных идиотами — Табас сам бы первым делом распорядился окружить деревню.

— Что делать? — спросил он, надеясь, что Ибар знает правильный ответ на этот вопрос.

— Пошли назад.

Наёмники успели прямо к началу представления. Толпа на площади перед серым кубом администрации разрослась — теперь тут стояли не только мужики, но ещё и женщины, и даже хнычущие дети. Табас сперва удивился тому, что все они не поленились и вышли, но затем увидел, как двое солдат ведут, то и дело подгоняя в спины стволами автоматов постоянно причитавшую дородную бабу и трёх её детей — двух мальчишек и одну девочку лет тринадцати.

Вольные взяли в кольцо жителей деревни и держали оружие наготове. Судя по увеличившейся численности, сюда постепенно подтягивались остальные солдаты. От былого дружелюбия верзилы не осталось и следа: теперь он не пытался надавить на жалость, а что-то втолковывал народу, то и дело сплёвывая на землю. Однако, он всё ещё говорил, а не угрожал и не стрелял, так что пока ситуация не была взрывоопасной. Табас отдал бы правую руку за возможность услышать, что он там рассказывает.

— Ах так! — заорал вдруг здоровяк, и, отскочив, выхватил пистолет. — Значит так, да? Предатели, да? Да я вас сейчас всех тут, по закону военного времени! Не хотите по-хорошему, значит, устрою вам по плохому! — наёмник снова фальшивил, как тогда, когда пытался воззвать к совести деревенских, но в этот раз было похоже на то, что он сам себя раззадоривает, дабы напугать пейзан ещё больше.

Верзила наотмашь ударил кого-то рукояткой пистолета по морде. Человек, откинувшись и нелепо взмахнув руками, упал прямо в толпу, которая его удержала и недовольно загудела.

— Вы чой-то делаете, а? — заверещал тонкий старушечий голос.

Разговор вёлся на повышенных тонах, поэтому Табас мог слышать, о чём шла речь.

— Ма-алчать! — рявкнул здоровяк, наставляя пистолет на толпу. Вольные немного расступились, взяв оружие наизготовку. Один из них — худой и смуглый солдат с белой повязкой на глазу — передёрнул затвор. — Мы за вас там кровь проливаем! А вы что?!

— А нам самим что жрать потом, а? — раздался густой мужской бас, слишком громкий для простого ответа — мужик тоже накручивал себя, видимо, собираясь устроить драку. — Посохло же всё! Нет ничего! Пришли тут, тоже мне! Кровь они проливали!

— Молчать, крыса! — озверел здоровяк и поднял пистолет. — Кто сказал? Кто сказал, я спрашиваю?! Кто предатель?!

— А ты меня в предатели не записывай, понял? Тоже мне! — толпа загудела громче, похоже, басовитый мужик их вдохновил на сопротивление. — Пришли тут! Требуют им всё отдать! Из наших же домов баб и ребятишек, как скот, выгнали! Защитнички хреновы!

— Да я тебя! — здоровяк не успел договорить, потому что давешний бас раздался так громко, словно источник находился от Табаса на расстоянии вытянутой руки.

— Бей их!

И в ту же секунду всё завертелось.

Толпа выплеснулась из кольца наёмников, словно вода из упавшей на пол чашки, хлынула наружу с первобытным рёвом. Закипела драка, но выстрелов, к счастью, пока слышно не было: наёмники, застигнутые врасплох, отбивались прикладами.

— Шмотки! Пошли! — Ибар дёрнул за руку засмотревшегося Табаса и сбежал вниз по крыльцу. Они в два счёта сорвали форму с верёвки и повернулись для того, чтобы скрыться в ближайших кустах, но довести дело до конца им было не суждено.

— А ну стоять! — красноречивый щелчок затвора заставил Табаса внутренне сжаться и похолодеть. «Только этого не хватало», — подумал он, представляя, как будет оправдываться и ползать по земле, умоляя его не убивать. Он видел, как верзила мерзко ухмыляется и говорит что-то вроде: «Значит, пока мы там кровь проливали, они тут отдыхали? Нехорошо, сукины дети!»

К сожалению, план Ибара не сработал: не все наёмники были заняты дракой с местными.

— Вы откуда такие красивые, а? Ты глянь, вольные, — присвистнул наёмник, державший их на прицеле. — Ну-ка ребята, медленно оружие на зе… — невидимый Вольный начал произносить стандартные фразы — уверенный в том, что ему подчинятся. В этом он оказался почти прав: покорившийся Табас начал опускать руку с автоматом, но Ибар, похоже, был слеплен из другого теста. Издав звериный рык и каким-то невообразимым образом изогнувшись, он отпрыгнул в сторону и выпалил очередью прямо в падении.

Табас, едва услышав выстрелы, завалился на левый бок в сухую колючую траву и резко обернулся для того, чтобы увидеть, как падает следом за ним здоровяк с татуировками на лице и кровавым пунктиром в груди.

Драка на площади, которая до этого шла не в пользу местных, расцвела новыми красками. Да, на стороне деревенских было численное превосходство, но солдаты действовали слаженнее, да и окопный опыт, как ни крути, был полезнее пьяного мордобоя по воскресеньям. Многих мужиков уже опрокинули на землю и деловито пинали ногами, но выстрелы заставили Вольных отвлечься. Они уже увидели двух вооружённых мужиков в одном белье, поэтому Табас, понимая, что сейчас его превратят в решето, поспешно вскинул свой автомат и дал первую очередь — по головам, даже не задумываясь о том, что где-то позади наёмников могут быть деревенские.

Спустя секунду Ибар поддержал его огнём — и пейзане, почуяв победу, воспряли. После первой панической очереди Табас переключился на одиночные и следующие полминуты выщёлкивал бывших сослуживцев по одному, наблюдая, как их черепа взрываются фонтанами костей и мозгов. Рядом просвистела первая и последняя на сегодня очередь.

Полсекунды на прицел — и тот самый солдат с повязкой на глазу лишился верхней половины черепа.

В конце концов, всё смешалось настолько, что Табас не мог больше стрелять, поскольку боялся навредить местным.

С громкими ругательствами те набросились на Вольных — всем скопом, даже женщины с детьми были при деле, и вскоре враг был повержен и растоптан. Люди разбегались с площади, крича и стеная, а Ибар, на ходу закидывая автомат на спину, помчался в самый эпицентр драки. Табас поспешил за ним.

Народ толкался и был на взводе. На Табаса и Ибара кидали неприязненные взгляды, но не лезли — понимали, что это именно благодаря им наёмники не захватили всю деревню. В пыли нельзя было ничего не разобрать, а Ибар упрямо лез в самую гущу, непонятно зачем. Где-то рядом послышался чей-то жуткий вой: толпа подалась в ту сторону, и Табас следом за ней.

Судя по воплям, полным ненависти, там кого-то методично били.

— Стоять! — рявкнул Ибар, вырываясь на свободное пространство. Табас, шедший в фарватере, смог пройти за ним и рассмотрел, что на самом краю площади троица разъярённых дюжих мужиков пинала сапогами уцелевшего Вольного. Из одежды на нём был только рваный френч без половины пуговиц.

Жуткий вой повторился и обернувшийся Табас увидел, что голосит та самая давешняя дородная баба. Она стояла, запрокинув лицо к небу, и орала нечеловеческим голосом, от которого кровь стыла в жилах — столько было там обиды, ненависти, ужаса и боли.

Женщина прижимала к огромной обвисшей груди дочь — голое безвольное тело с синяками на шее и кровью на обнажённых бёдрах. От увиденного у Табаса помутилось в голове: он сжал кулаки и сам готов был присоединиться к озлобленным мужикам, желавшим запинать насильника насмерть.