Грибница

Всё это накапливалось и накапливалось. Ярослав вздохнул. Он исправно пополнял список необходимого в специальном блокноте, чтобы при случае привезти всё это из города, но времени на такие поездки катастрофически не хватало. Особенно много он думал о радиостанции. Если бы они смогли раздобыть достаточно мощную рацию, то возможно сумели бы связаться с кем-нибудь из других выживших и хоть бы хоть убедиться, что не одни на свете, и что остальные в таких же условиях и так же одиноки.

Насущной проблемой становилась и одежда. Осень понемногу вступала в свои права, вечерами и по утрам уже бывало прохладно — настала пора позаботиться о более тёплых вещах и вообще взять всякой одежды про запас и побольше, а то мало ли что: вдруг ткани отсыреют на складах да истлеют за зиму, во что они тогда будут одеваться? То же могло произойти и с тканями, и с продуктами, хранящимися в бумажных или холщовых мешках — с мукой, солью, сахаром. Книги также могли отсыреть и пойти плесенью, тогда они потеряют столько необходимых знаний!

А крупы? Когда они закончатся, злаковые придётся выращивать самостоятельно. Но Ярослав не знал как подействуют зимние морозы и влажность на семена, которые ещё оставались в зернохранилищах. Стоит ли им в ближайшем будущем напрягаться и сеять различные культуры, чтобы иметь запас всхожих семян? Слишком мало он знал о хлебоделии, чтобы решиться на какой-то конкретный шаг в этом направлении. От всех этих вопросов и проблем у Ярослава голова шла кругом, а их только прибавлялось.

Да еще и страусы добавляли хлопот. «Сидя в тесном загоне вдали от нас, они только больше раздражаются и уж ни как не учатся хорошим манерам» — допекала его Арина. Ярославу и самому не нравилось, что эму сидят взаперти, но он не мог рисковать: а вдруг история с нападением повторится?

Все в общине уже смирились с тем, что эти практически бесполезные птицы останутся жить с ними и дальше: отказаться от своих питомцев ни Ярослав, ни Арина уже были не в силах. Эму до сих пор активно росли и ели очень много. Ещё по-детски нескладные, угловатые и относительно лёгкие, они всё-таки достигли почти полутораметровой высоты каждый. Ярослав боялся представить, какими они станут, когда вырастут полностью. Наверное, даже большими, чем африканские страусы, и гораздо более массивными. Это пугало. И если бы эму не признавали их с Ариной лидерство абсолютным, то управляться с ними было бы крайне тяжело.

Так во время кормления миски с кормом часто становились предметом раздоров, во время которых находиться рядом с эму бывало просто опасно. Они лягали друг друга, клевались и толкались с такой силой, что порой сбивали с ног своих воспитателей. Вот и сегодня утром галдящая стая налетела на Арину, едва её не опрокинув. Ярослав только подумал, что вот-вот разразится скандал из-за корма, но эму вдруг разбежались — это Арина мысленно рассердилась на них.

После того, как Тарас высказал свою теорию насчёт их ментальной связи с эму, они с Ариной ежедневно пытались её ощутить или использовать. Нельзя сказать, что у них совсем ничего не получалось, но то, что получалось, было совершенно не похоже на управление волей. Например, Арина могла напугать эму, всего лишь только рассердившись на них. При этом ей не нужно было кричать, гонять их палкой или ещё как-нибудь проявлять свои чувства внешне. Четвёрка Арины прекрасно улавливали плохое настроение своей хозяйки и тот час же смирнела. То же самое относилось и к его — Ярослава — троим безобразникам. Но это, конечно же, были не настоящие команды, а просто бессознательно направленные на эму эмоции. Произносимые в уме слова, просьбы, обращения, представляемые образы или действия эму совершенно не воспринимали. Таким образом, им предстояло научиться направлять действия эму с помощью эмоций.

Существовала и обратная связь. Когда эму были голодны или если затевали серьёзную ссору между собой, то у их опекунов стремительно портилось настроение. Особенно сильно была подвержена этому влиянию Арина. Теперь стали понятны её прежние вспышки гнева или злословия, от которых страдали в прошлом все члены общины. Выяснив, что причиной таким перепадам настроения было ментальное проявление эмоций эму, Арина стала вести себя гораздо сдержаннее, а если всё же вспыхивала, тут же извиняюще улыбалась: «Негодники шалят».

Вообще первое время, после того как была раскрыта их эмоциональная связь с эму, Ярослав с Ариной страдали чем-то вроде раздвоения личности. Им никак не удавалось определить, где же кончаются эмоции, навеянные переживаниями страусов, а где начинаются их собственные. Но постепенно, после долгих самокопаний, они научились разбираться в своих ощущениях, выделять «позывные» эму и даже игнорировать их, как бы отодвигая на задний план сознания. «Закрыться» от своих подопечных полностью ни Ярославу, ни Арине ещё не удавалось. Просто иногда (в общем-то большую часть времени) они не чувствовали своей связи со страусами, а иной раз эта связь появлялась сама собой. Обычно это случалось, когда птенцы страдали от скуки, были голодны или чем-то встревожены. Разобрать, что именно хотят эму, опираясь только на ментальную связь с ними, им пока не удавалось, но Арина утверждала, что различает «почерки» своих подопечных.

Характеры всех эму действительно были очень индивидуальны. Среди четырёх питомцев Арины особенно выделялся норовом самый крупный птенец. Арина считала, что он мужского пола, хотя внешне самцы и самки эму совершенно не различаются. Эго, как назвала Арина этого птенца, был достоин своего имени: он был невероятно наглым, задиристым и не чурался обидеть своих меньших собратьев, в общем — настоящий эгоист.

У Эго была фаворитка среди тройки Ярослава. Арина считала её самкой и прозвала Мавкой в честь известной лесной нимфы. Мавка была самой изящной и грациозной среди остальных эму. Она не выделялась ни особым ростом, ни большой силой, но была невероятно юркой и всегда брала сторону Эго в его стычках с товарищами. Перья, которые уже появились на крыльях и на хвостах у всех птенцов, у Эго и Мавки были особенного густо-коричневого цвета с тёмными концами.

Характером выделялась ещё одна самка — Пава — из четвёрки Арины. Она была почти такой же крупной, как и Эго, но в отличие от него, имела очень ровный и даже мягкий нрав. Пава всегда предпочитала оставаться в стороне от ссор, за стычками своих более темпераментных братишек и сестрёнок наблюдала с лёгким неодобрением: так смотрела бы почтенная матрона на возню ребятишек, затеявших ссору в песочнице. Когда же свара собратьев становилась совсем уж шумной, Пава вмешивалась и запросто расталкивала драчунов, тем более что её сторону тут же принимали ещё две самки из Арининой четвёрки.

Одна из них отличалась необычной окраской (кроме тёмных штрихов её хвостовые перья были разукрашены ещё и продольными светлыми полосками) и Арина назвала её Яркой. У второй отросли самые длинные из всей стаи когти, да и агрессии было многовато. Ярослав радовался, что Цапа, как Арина назвала эту особо когтистую эму, была самой маленькой после Мавки в стае и ходила под началом у спокойной Павы.

У Ярослава в тройке кроме Мавки были ещё два эму — самцы. Они были похожи, как две капли воды: оба коренастые, с мощными ногами, с цепким взглядом одинаково-оранжевых глаз, с матовым серо-коричневым оперением на крыльях и украшенным широкой тёмной каймой — на хвостах. Арина затруднялась их как-то назвать, потому что на ум ей приходило только одно: «Близнецы».

Сам Ярослав и вовсе не утруждал себя придумыванием имён для своих подопечных. Обычно он обращался к ним так: «Эй, кто тут есть хочет? Налетай!», или так: «Свинтусы, айда за мной!» — и этого было достаточно, чтобы привлечь внимание эму.

Вообще для птенцов был важен скорее зрительный контакт, нежели обращение по имени. Стоило задержать взгляд на ком-то из них, и он тут же поворачивал голову к смотрящему. Тарас утверждал, что зрительный контакт помогает установить ментальную связь между эму и их воспитателями. Но Ярослав пришёл к выводу, что это не всегда так. Возможно, чувство контакта играет определенную роль, но чаще эму поворачивались затем, чтобы взглянуть на хозяев, если нуждались в подтверждении голосовой команды или реагируя на их эмоционально окрашенные мысли. Чаще в последнем случае, так как все словесные выражения, которыми пользовались они с Ариной в общении с эму, те уже выучили и научились на них реагировать соответствующим образом. Так и старые собаки, прожившие всю жизнь рядом с одним человеком, начинают воспринимать целые предложения из его речи, как какую-нибудь конкретную команду. В этом нет ничего особенного, хотя со стороны может показаться, что собака выучила человеческий язык.