Личный номер 777

— О, боже! — страдальчески сморщился Санин. — Сохрани и помилуй этот гребаный детский сад!..

В этот момент земля под ногами задрожала, и в небо рванулся столб огня. Уши заложило от страшного грохота.

— В укрытие! — завопил сержант, тщетно пытаясь перекричать звуки вторичных разрывов.

Пихаясь, новобранцы ринулись ко входу в блиндаж. С неба, кружась, падали горящие обрывки. Кусочки раскаленного щебня впивались в мешки с песком, словно пули. Расплющенная банка из-под сухпая влетела в блиндаж и завертелась юлой.

— Иисус на самокате! — ругнулся Жалсанов, отдернув ногу. — Горячая!

Через несколько минут связь заработала и тактический компьютер начал рассылать вводные. Санин принялся выталкивать солдат из блиндажа.

— Все помнят, что нужно делать при сигнале «Шторм»? — кричал он. — Давайте, давайте! Занимаем места согласно расписанию! Наш гидрант номер пять! Вы двое — бегом за лопатами!

Ветер принес с собой волну едкого дыма.

— Ну и пекло! — воскликнул Пан, оглядевшись по сторонам.

В неровном свете осветительных ракет окрестности вокруг посадочной площадки напоминали изрытый кратерами астероидный пейзаж. Земля спеклась в хрустящую корку. Повсюду, насколько хватало взгляда, догорали какие-то обломки. Казалось, самый воздух трещит от нестерпимого жара.

— Надеть воздушные маски! — приказал Санин. Затем, оглядев свое жалкое воинство, он покачал головой и процедил: — Тем, у кого они есть…

Уже через несколько минут солдаты седьмого взвода, исключая лишь нескольких легкораненых, тушили пожары и оказывали первую помощь обожженным. Когда мимо них промчался голый Авакян, сержант Санин распрямился и четко отдал честь вопящему во все горло дежурному по лагерю. Затем он в резких выражениях отправил нескольких новобранцев посообразительнее отловить контуженного лейтенанта. Сначала, правда, он хотел попросить их оказывать офицеру должное уважение, но передумал. Скорее всего, в подобной ситуации такая просьба показалась бы бессмысленной.

«Черт подери, — устало подумал Санин. — Что же случилось с проклятой армией? Куда она катится, мать ее, если даже офицеры бегают по лагерю в чем мать родила и хнычут, как последние салаги?»

«Вертушка» стрекотала над джунглями, оставляя позади громады торчащих из тумана вершин; ей навстречу над темным горизонтом поднималась светло-серая полоска. Под днищем проносились серые волны тумана, и время от времени в неровных разрывах мелькал призрачный блеск рисовых чеков или, быть может, болот — Брук никак не мог решить, что именно. Санитары в расслабленных позах сидели спиной к борту и молча смотрели в одну точку; их взгляды были пусты, словно парни в зеленых летных шлемах дремали с открытыми глазами. До Брука никому не было дела. Про него просто забыли, словно он был неодушевленным багажом.

Порывы ветра сотрясали утлую воздушную машину. Лицо холодили струйки пахнущего железом прохладного воздуха, но Бруку было тепло и уютно. Он откинулся на мягкий подголовник и закрыл глаза под бормотание старшего медицинской бригады, который устроился на откидной скамейке из нейлоновых полос рядом с бортовым стрелком и вел переговоры с базой.

Голос медика звучал ровно и безразлично: «Три девять шесть, отелю-восемь, докладываю, погрузка, э-э-э, двадцать три ноль восемь, повторяю: два три ноль восемь, квадрат ноль семь дробь один один. Две единицы ричи-нина-санта. Никак нет. Повторяю: два ричи-нина-санта…»

Брук уже оправился от потрясения, которое испытал, когда машина оторвалась от земли и унесла его прочь из лагеря. Монотонный голос медика убаюкивал, он все бормотал и бормотал, словно читал бесконечную молитву: «Травматическая ампутация обеих ног ниже колена, прием. Так точно, обеих. Один сидячий, ранения головы. Никак нет, по последнему. Сейчас уточню».

— Эй, на палубе! — крикнул он, обернувшись. — Что там со вторым?

— Осколочные в голову, — не поворачивая головы, отозвался один из санитаров. — Прыгающая мина.

— Три девять шесть — отелю-восемь, — снова заговорил старший команды. — Есть по последнему. Мина-ловушка, легкие осколочные в голову, предположительно контузия, общее состояние удовлетворительное…

Под это бормотание Брук и заснул. Во сне ему явилась тетя Агата, которая почему-то орала на него голосом Вирона. Жилы на ее тонкой шее вздулись от напряжения, словно канаты.

— Куда это ты собрался, чертов крестьянин? — вопила она. — Знаешь, что я с тобой сделаю? На куски тебя порвать, и то мало!..

Ее сменила Марина в комбинезоне пилота менгенских ВВС. Широко размахнувшись, она швырнула оторванную ногу Глазера в искусственный пруд, и лебеди-утилизаторы кинулись в драку за право сожрать щедрое подношение.

— Ну? — подбоченясь, спросила Марина. — Видишь, во что ты вляпался? А ведь я тебя предупреждала — надо было идти во Флот!

Потом машину тряхнуло, и он открыл глаза. На мгновение его охватила паника. Он не понимал, где он, как сюда попал и куда его везут. Пахло холодным железом, потом и лекарствами, лицо горело, все вокруг плыло и покачивалось, в красной мгле вырисовывались неясные силуэты, а над самым ухом, обдавая его теплом дыхания, что-то настойчиво повторял незнакомый голос.

Брук поднял руку и протер глаза — он сидел в глубоком кресле внутри воздушной машины, которая закладывала вираж перед посадкой на авиабазу. Рука его коснулась повязки на голове, и события прошедшего дня всплыли в памяти.

Один-одинешенек. Летит неизвестно куда.

Санитар легонько потряс его за плечо и снова спросил:

— Эй, малый! Ты как, не спекся?

Лицо медика в красном свете бортовых плафонов казалось лицом зомби с тлеющими угольями вместо глаз.

— Слышишь меня? — допытывался санитар. — Сколько пальцев показываю?

— Три, — разлепив запекшиеся губы, ответил Брук. — Три пальца. Я в порядке.

— На вот, глотни, — санитар протянул бутылку воды с надетым на горлышко пластиковым стаканчиком. — Потерпи, уже скоро.

Вода оказалась теплой и безвкусной. Звук двигателей изменился. Машину начало трясти. Мимо иллюминатора проносилась клубящаяся муть — коптер вошел в толщу тумана. С потолка, раскачиваясь при каждом вираже, свисали незакрепленные привязные стропы. Потом внизу показались огни авиабазы — издали они казались пригоршней светляков, копошащихся во тьме.

Кто-то из медиков ударил по сенсору двери, свет красных плафонов стал ярче, и фрагмент переборки с гулом уполз в сторону. Отсек наполнился шумом и запахами отработанного топлива. Мимо двери проносились полосы тумана, подсвеченные посадочными огнями. Брук увидел, как внизу промелькнули три огромных транспортных самолета — их неуклюжие туши громоздились на краю посадочного поля, словно выброшенные на берег киты с бессильно поникшими плавниками.

«Какие огромные», — подумал Брук. Даже в такой момент его одолевало любопытство. Он вытянул шею, стремясь увидеть как можно больше, но успел рассмотреть только пронесшиеся внизу ряды самолетов на стоянках, потому что старший санитар ухватился за страховочные стропы и встал в открытом дверном проеме.

Земля накренилась. Они летели на высоте всего несколько десятков метров и продолжали круто снижаться. В отсек ворвался порыв сырого ночного ветра, и Брук, поежившись от холода, забрался поглубже в кресло. Потом двигатели взвыли на высокой ноте, машина задрожала, задрала нос, после чего последовал мягкий толчок.

— Прибыли, — сказал маленький санитар и ловко освободил Брука от привязных ремней. — Давай помогу.

— Сам справлюсь, — ответил Брук. Он поднялся и под бормотание радио в кабине пилота спустился по трапу. Его голова все еще кружилась, отчего казалось, будто бетон под ногами покачивается, словно палуба огромного корабля.

Свист турбин постепенно затихал. Сквозь шум останавливающихся винтов стали слышны неразборчивые голоса в громкоговорителях, гул двигателей и далекие звуки сирен.

Медик подал ему тюк с вещами и указал рукой куда-то в сторону осветительных вышек.