Егерь. Дилогия (СИ)

В таком порядке мы выбрались на одну из просек, которые я еще с верхотуры разглядел. Скорость значительно выросла – под ноги можно было особо не глядеть, риск навернуться и сломать шею отсутствовал. Правда, если бы не слякоть, можно было бы и быстрее идти, но монстры особо не торопились. И правильно, куда ж мы денемся с подводной лодки.

Прореха в камышах буквально через пять минут вывела нас к довольно обширной проплешине у огромного провала в монолите стены. А ничего себе так проемчик, тут не только катер, тут эксплорер‑бот свободно пройдет. Настоящий грузовой шлюз, правда, с аркой поверху, что, на мой взгляд, обычное архитектурное излишество, но хозяевам виднее. Зеленое покрытие, отчетливо выступавшее на массиве камня вокруг входа, при ближайшем рассмотрении оказалось скорее губкой, чем мхом: слишком тонкое и однородное, мох так не растет. На плесень оно тоже мало походило, скорее ею могли оказаться желтые пятна. В глубине провала царила тьма, но конвоиры, не задумываясь, шагнули под свод, и мы последовали за ними.

Внутри, против ожидания, оказалось довольно светло, просто проем был перегорожен чем‑то вроде слабого силового щита, почти не пропускавшего волны оптического диапазона. Скорее всего, защита от паразитов – напряженность поля на порядок ниже нашего «Забора», но насекомых легко удержит. Свет в широкий коридор попадал через неправильной формы окна, разбросанные в шахматном порядке на потолке. Или это не окна? Вряд ли кто будет пробивать настолько глубокие световые колодцы, вход дай бог метров десять в высоту, над ним еще три‑четыре этажа свободно поместятся, если судить по размерам базы. Так что наверняка светильники, просто непривычные для глаза. Стены отделаны тщательно пригнанными каменными плашками самых разных форм и размеров, между ними тут и там попадались вкрапления черного хитина. Однозначно не пластик и не полированное дерево – уж очень этот материал напоминал рачьи панцири, а уж в них‑то я хорошо разбираюсь. Хаотичное на первый взгляд расположение элементов декора при длительном рассмотрении складывалось в некий абстрактный узор, но, как мне показалось, смысловой нагрузки не несло.

Дальний торец коридора был перекрыт аналогичным пологом, а вот за ним открылся обширнейший зал, с хороший стадион размером. С первого взгляда становилось понятно, что это ангар для атмосферной техники. Сразу же бросались в глаза пять круглых черных клякс диаметром метров двадцать каждая. Они резко контрастировали с остальной поверхностью потолка, которая больше всего напоминала прозрачные соты – этот легко узнаваемый узор образовывали скругленные шестиугольные ячейки, отделенные друг от друга узкими каменными перемычками. Даже если бы я никогда не бывал в стыковочных комплексах стандартных баз, все равно догадаться об их назначении не составило бы труда – элементарные стартовые люки. Куда логичнее использовать эти приспособления, чем протаскивать летательные аппараты через грузовой наземный шлюз. Тем более что некоторые из имевшихся в зале машин были весьма громоздкими, да и габаритами заметно превосходили сечение коридора, через который мы только что прошли.

Очертаниями техника Первых мало отличалась от нашей: все те же обтекаемые линии, хищные вытянутые силуэты скоростных машин и яйцеобразная форма транспортников, скорее напоминавших гигантских черепах, чем летательные аппараты. На этом сходство заканчивалось. Более всего имевшиеся в наличии образцы напоминали творения свихнувшихся абстракционистов: дикая мешанина камня, хитина и тускло отсвечивающего металла. Ни одной прямой линии, ни одного ярко выраженного угла. Плавные переходы одного материала в другой, волнообразные поверхности, куски хитина, прозрачные в одном месте и совершенно черные в другом, – ни один человеческий дизайнер даже под кайфом до подобного не додумается. Понять, что машина, рядом с которой мы проходим, всего лишь аналог глайдера, можно было только по силуэту. А уж люк найти так вообще проблема, равно как и блистер: участки, которые могли заменить иллюминаторы, окна либо смотровые щели, были разбросаны по всему корпусу хаотично. Только по отражателям сопел я сумел определить, где у данного конкретного экземпляра корма. Попутно сделал еще одно открытие: аппарат был оснащен ионным двигателем, очень уж форма отражателей характерная. Интересно. Значит, не так уж и далеко они от нас ушли, по крайней мере, никаких сверхъестественных технологий в атмосферной технике не использовали. Выбор материалов корпуса оригинальный, не поспоришь, но у каждого свои тараканы в голове – у Первых вот такие.

Все остальные машины от глайдера отличались лишь размерами и обводами. Еще одной их общей чертой являлась безжизненность: я при всем желании не обнаружил ни одного индикатора готовности или чего‑то подобного, равно как и габаритных огней. Плюс ко всему толстая губка, служившая здесь заменителем коврового покрытия – кстати сказать, очень похожая на ту, что стены облепила, – потихоньку начала забираться на борта аппаратов. При этом она нигде не была нарушена, то есть ни одна из этих махин не трогалась с места уже довольно давно. Точнее сказать не могу – кто ее знает, какой темп роста у губки? Может, месяц прошел, а может, и несколько тысяч лет. Но очень похоже, что техника пылится здесь без дела. Какой из этого можно сделать вывод? Да элементарно – нет тех, кто может ею пользоваться. Впрочем, есть альтернативный вариант – они нашли более удобный транспорт. Так что шанс встретиться с таинственными Первыми хоть и ничтожно мал, но не равен нулю. Вот будет хохма, если нас сейчас выйдет встречать одно из этих таинственных существ! Впрочем, это уже перебор, я скорее в пресловутого «бога из машины» поверю. Все признаки налицо.

Конвоиры на окружающие чудеса внимания не обращали – или привыкли, или им вообще все по барабану. Если верно второе, то я с предположением насчет биороботов не ошибся. Хотя надо признать, поведенческая программа у них весьма гибкая: когда мы достаточно удалились от грузового шлюза, кислотные недомерки сразу же умчались куда‑то по своим неведомым делам, оставив нас в компании растаманов‑переростков. Те тоже немного расслабились, разомкнули строй – видимо, поняли, что побега уже можно не опасаться. Эх, если бы не Галя! Я бы им тут такую шикарную партизанщину устроил! А вместо этого приходится безропотно шагать за широкоплечим монстром, который показывал дорогу, и глазеть по сторонам.

Девушка молча шла рядом, неестественно спокойная и даже слегка отрешенная. Стресс? Или, наоборот, в руки себя взяла? Перехватив мой взгляд, она вдруг подмигнула и ободряюще улыбнулась. Я в ответ лишь укоризненно покачал головой – нашла время, честное слово! Удостоверившись, что со спутницей все в порядке (насколько это возможно в нашем положении), я вернулся к созерцанию внутренностей базы.

Зал, как я уже говорил, поражал размерами. Мы добрались почти до его середины, но я так и не заметил признаков функционирующих механизмов. И вообще, на это звание тянули только застывшие на вечном посту летательные аппараты. Никаких лязгов, низкого гула привода подъемно‑транспортных машин, даже вентиляции не слышно. Зато в избытке шорох разной громкости и тональности: каждый наш шаг сопровождался скрипом псевдогубки под ногами. Более тяжелые конвоиры и шума производили больше, однако и им было далеко до местной обслуги: в промежутках между техникой сновали без видимого порядка разнообразные вспомогательные дроны. Мелкие, не больше енота, псевдомуравьи перемещались редкими цепочками, твари покрупнее, похожие на пауков, но размером с хорошую овцу, двигались небольшими группками по три‑четыре особи, многие тащили в жвалах комки слизи, слегка смахивавшей на воск. Но самое большое впечатление произвели местные носильщики – этакая помесь краба с тележкой‑платформой, вроде тех, что портеры на вокзалах используют. Эти узкоспециализированные существа, оснащенные вдобавок могучими клешнями, по габаритам не уступали легким глайдерам, да и по грузоподъемности тоже. Увидев такого монстра впервые, я испытал просто детское желание забраться в «кузов» и прокатиться с ветерком. Еле себя пересилил. Да и охранников нервировать не хотелось. Только тогда я понял, что веду себя совершенно неадекватно: видимо, сумма впечатлений перевалила за некий предел, после которого я уже ничему не удивлялся.