Черные ангелы

Я вспомнил, что не ранее, как три дня назад об этом же говорил Леха. А может быть, уже и не три дня назад? Все смешалось.

— Но сейчас другая ситуация. Землю уже никто не опекает, — сказал Мирон и посмотрел в высокое небо, где плавал след от реактивного самолета.

— Ты думаешь, нам всем конец? — задал я риторический вопрос. — Что-то не верится.

— Не думаю, а уверен. Кто-то играет роль Бога. — Мирон осторожно потрогал свою голову. Повязка давно слетела, и кровь запеклась.

— Как это? — удивился Лука, а Люся с любопытством уставилась на Мирона.

Она лежала, оперевшись на руку, и Лука незаметно для всех нас заигрывал с ней, щекоча ей ухо травинкой.

— А вот так: долгие годы 'они' наблюдали за нашим развитием, потом передрались из-за Земли, а те, кто выиграл, решили сделать ей кердык.

— Так не бывает! — заметила Люся, морщась от ухаживаний Луки.

— Бывает. — Мирон ничком лег в траву и раскинул руки. — Еще как бывает!

— Не очень логично, — заметил я, поглядывая вокруг.

Действительно, как-то не верилось, что грядет или уже где-то идет война.

Стрекоза насторожилась. Ей так же, как и нам, хотелось жить.

— Мне кажется, это 'им' невыгодно, — сказала Люся.

— Не-а-а… — покачал головой Лука, маслеными глазами разглядывая ее, — не может быть. Не верю, чтобы кто-то во вселенском масштабе проявил враждебность.

— Почему бы и не враждебность? — возразил я, отрывая взгляд от стрекозы, — вдруг у них свои мотивы, опять же: черные ангелы, например, или те же самые хлысты. Зачем-то они их делают?

— У меня как-то не укладывается в голове, — произнесла Люся. — Какой-то детский, примитивный ужастик с чужими.

— А вдруг действительно! — вскричал Лука так, что Люся поморщилась.

— Да, нас учили, что мы одиноки, — пошевелился я.

Стрекоза внимательно разглядывала меня. Ее большие фасетчатые глаза казались бездонными.

— Учили-не учили, а надо признать, что нам помогают, но как бы в спешке, — сказал Мирон. — Такое впечатление, что у 'них' нет другого выхода. — Он приподнялся и вопросительно посмотрел на меня.

— Помогают?! — переспросила Люся, но ей никто не ответил.

Неужели он говорит о черных ангелах и хлыстах? — думал я. Или для него все едино?

— У кого, у 'них'? — спросил я, показывая рукой на окрестности.

Стрекоза вспорхнула и исчезла. Лука посмотрел на далекий лес и холм, над которым торчала крыша дома, а Люся поерзала, раскладывая на солнышке подмокшие сигареты.

— Ну, я не знаю, — уступил Мирон. — Но согласитесь, все было сделано с максимальной эффективностью.

— Кто 'они'? — снова спросил я.

— Ну хорошие астросы, что ли, — неохотно пояснил Мирон, боясь насмешек и предлагая верить в то, во что и так все верили. — И тут бы начался обыкновенный земной бедлам: со всеми правительствами, все надо было согласовывать, со всеми надо было договариваться. На это ушла бы куча времени. Все равно кто-то остался бы обиженным. А так всех под одну гребенку, чтобы ни правых, ни левых, ни центристов. Ни Америк, ни Рассей. Взяли и захватили.

— Что-то очень сложно, — заметил Лука. — Не по-людски.

— А люди им теперь не нужны, — убежденно ответил Мирон.

Видать, они часто говорили на эту тему, потому что Люся только хмыкнула и принялась сворачивать козью ножку. Табак был сырой и плохо горел. Она закашлялась, но все равно продолжала сосредоточенно дымить, словно в этом заключался какой-то сокровенный смысл.

— Просто захватили планету, — через минуту сказал Мирон. — Оставили бы все так, как есть. Мы бы безропотно служили. Непонятно, зачем им нас переделывать?

— Как это зачем? — удивился Лука.

— Надо! — иронически произнес Мирон, поднимаясь.

Никому не хотелось верить в плохое, и мне тоже.

Мы впряглись в руки астронома, как в оглобли, и потащили. Тяжел был астроном, хотя и костляв, как старая лошадь. Наверное, он видел третий сон, потому что даже не открыл глаз.

Лука продолжал любезничал с Люсей. Пожелтевшая трава торчала между камнями, и дом практически был незаметен на фоне горы. Скат крыши упирался в гору. Калитка состояла из ржавой колючей проволоки и куска трубы. Мирон слегка толкнул ее ногой, и труба с лязгающим звуком упала на землю.

— А вдруг там кто-нибудь есть? — спросила Люся с упреком.

— Здесь сорок лет никого не было, — ответил Мирон, поднимаясь на крыльцо и возись с ржавым замком.

Как же Лука вошел? — удивился я. Еще я приметил за кустами сруб колодца. Откуда он знает о сорока годах и вообще о самом доме? — подумал я. И зачем он нас сюда притащил, если здесь сорок лет никого не было?

Мирон изменился, но я это не сразу понял. Это вообще сразу не понимаешь, потому что все происходит незаметно. А когда видишь, то уже поздно. В нем сработали заложенные облучением генетические механизмы, и он помнил то, что не должен был помнить. В таком виде обычные люди не могли существовать, это было нарушением законов природы. Человек без прошлого не имеет будущего.

— А это домик вахтавиков, я слышал о нем, — неизвестно кому пояснил Мирон. — Только не очень-то посидишь без еды.

Мы бросили астронома на крыльце — сил больше не было — ввалились в комнату и упали ничком на какие-то грязные матрасы.

— Как ты думаешь, где мы? — спросил Мирон через минуту.

— На Земле, — ответил я, с отвращением вдыхая прелый запах дома.

— Это ясно. А где именно?

— Понятия не имею.

— А ты заметил след от самолета?

— Заметил… — сказал я.

Действительно, длинное облако в небе очень походило на спутную струю от реактивного самолета, которую постепенно размывал ветер. Самого самолета мы не заметили.

В комнату влетела Люся с каким-то кульком в руках. Она высыпала содержимое прямо на матрас перед моим носом. Это оказались макароны — такие старые, что стали черными, к тому же внутри них была какая-то подозрительная паутина. Но все равно они показались нам восхитительными. Туда же в эту кучу она насыпала соли.

Следом за Люсей вошел Лука. По его обиженной физиономии можно было догадаться, что он попытался добиться от Люси взаимности за пачку макарон.

— Хотела сварить, но посуды нет, — посетовала Люся.

— И так сойдет, — похвалил Мирон, макая в соль и смачно хрустя макарониной.

Я тоже обмакнул макаронину в соль, и мне казалось, что это самой лучшей едой, которую я ел в жизни.

— Оставим профессору, — сказал Мирон, отодвигая в сторону несколько макаронин.

— Ешьте… ешьте… там еще есть… — заявил Лука постным голосом.

Похоже, с ним случился острый приступ альтруизма. Но с другой стороны, если бы он сам все слопал, то точно лопнул бы. Мирон хмыкнул, словно угадав мои мысли, но промолчал. После истории с куколками он вообще не замечал Луку. Я его понимал, потому что Лука надоел всем еще в редакции.

Я наелся и пошел осматривать дом. Он состоял из двух смежных комнат — большой и поменьше. В большой стоял продавленный диван, стена вдоль него была залапана сальными руками. На обоях — плесень, в углах черная паутина, окна мутные. Под потолком голая лампочка. Я щелкнул выключателем — она послушно загорелась.

В кухне, где кроме печки и облезлого шкафа, в котором Лука обнаружил продукты, грязного стола, рукомойника и колченогой табуретки больше ничего не было. Напоследок выглянул в окно: на лугу в низине, как бородавки, торчали стога сена.

— Слушай… — сказал я Мирону, вернувшись в комнату, — здесь кто-то живет…

Мирон заинтересовался и пошел посмотреть. Следом поднялась Люся. Когда она проходила мимо, я меня словно ударило током, и я невольно представил, что мы вдвоем в постели. Она словно угадала мои мысли, посмотрела на меня своими темными, как маслины, глазами и сказала, обращаясь к Мирону:

— Нашли место, где кормятся жуки?

Все так же не отрывая от меня взгляда, она тряхнула головой, и волосы упали на глаза, которые возбужденно заблестели.

— А что они могут есть? — спросил, оживившись, Мирон.