Планета битв

– Но самое ужасное, — вздрагивая от пережитого ужаса, говорил Краббе, — Это дымы на горизонте. Мы решили, что на подходе минимум десяток кораблей. Ваши суда чадят, как адские кухни.

Лускус рассмеялся. «Жидкий уголь» действительно при сгорании давал очень много дыма, который в безветренном воздухе сгущался над кораблями в исполинское облако.

Несколько отрядов пехоты из числа групп специального назначения грейтов попытались было оказать сопротивления. Им удалось сбить четыре паролета, и, окажись у них хоть один танк, исход боя оказался бы под вопросом. Но танки, самоходки и бронемашины с треском горели среди спиртового озера, пушки на десантных транспортах были разбиты прямыми попаданиями с «Мардера», а орудия «Петра Желтовского» довершили разгром, раздолбав в пух и прах оружейные склады.

– Мы не ожидали нападения, — все повторял трехзвездный генерал, словно оправдываясь. — По нашим данным, у вас не имелось достаточной индустриальной базы, чтобы построить все это…

Из дневника Клима Елисеева:

На рейде Седьмого острова, рядом с полузатопленным катером береговой охраны, дымит трубами «Мардер». Вокруг нашего флагмана снуют катера и лодки. Низкие силуэты авианосца «Матушка Мария» и монитора «Петр Желтовский» отчетливо читаются на траверзе порта, одним своим видом напоминая о кровавой бане, устроенной неприятелю.

Вереницы пленных бредут мимо разрушенных строений базы к пирсу, где их ждут бывшие десантные баржи, превратившиеся в транспорты для перевозки заключенных. В чистое небо поднимаются многочисленные дымы — это догорают казармы и технические постройки базы. Пожары никто не тушит — не хватает людей.

В толпе пленных я заметил сгорбившегося человека, который, несмотря на жаркий день, прятал лицо под капюшоном плаща. Я уже писал, что бывают в жизни моменты, когда ты действуешь по наитию, когда разум отключается и нечто, чему нет названия — не инстинкты же диких предков это, в самом деле! — ведут тебя и заставляют совершать непонятные на первый взгляд, а порой и страшные поступки.

Так и произошло. Сбежав с высокого крыльца штаба, единственной уцелевшей на острове постройки, я, не слушая окрики стражников, вломился в колонну пленных, добрался до человека в плаще и сдернул с его головы капюшон.

Это был Ван Варенберг. Каракурт. Убийца. Преступник. Но прежде всего — мой личный враг. Несколько секунд мы стояли друг против друга и молчали. Голландец презрительно кривил губы в усмешке, я хватал воздух открытым ртом. Потом все — угрюмые лица пленных, черный дым в небе, само небо и сверкающая Эос — для меня словно исчезли. Осталась только эта вот усмешка — и черный паук с красными крапинами, растопыривший неприятно голые лапы на бритом черепе Ван Варенберга. Звенч сам собой оказался у меня в руке, и я принялся рубить этого паука…

Потом была комната в штабе, злой, как черт, Лускус, который орал на меня, как капрал на солдата-первогодка.

– Зачем?! Идиот! Сопляк, тряпка, баба!! — Одноглазый скрипел зубами, пиная стулья. — Живой голландец — лишний козырь в торговле с федералами! Он же военный преступник! То, что он — живой! — очутился на Медее — тоже чье-то преступление! А кроме того, прыгуньи твои мозги, он связывал грейтов и снейкеров! Это через него к ним прибежали пулевые винтовки, понимаешь? Он мог бы сдать нам все оставшиеся контакты, все ниточки этого клубка… Дурень! Ох, Клим, ну ты и дурень, мать твою…

Я даже не пытался оправдываться. Я даже не вспоминал тех, кого убил сам Каракурт и кого убили по его приказу. Я просто молчал и ждал, когда Лускус проорется. Все равно исправить ничего было уже нельзя. И главное — я не испытывал ни малейшего раскаяния. Повторись все — я снова убил бы Ван Варенберга, убил не задумываясь.

Плюнув, одноглазый ушел. Я посидел-посидел, глотнул холодного чайкофского из фляги и тоже выбрался на свежий воздух.

Лускус, наблюдавший за погрузкой оборудования и ящиков с чертежами, захваченными десантом в штабе, покосился на меня и неожиданно с хрустом потянулся.

– Денек-то какой, а? После наших дождей тут прямо курорт. Пойду-ка я пройдусь, разомну ноги…

Легко сбежав с металлического настила, он привычным движением закинул за спину винтовку, жестом остановил порученцев и охрану и двинулся в глубь острова, обходя базу слева. Я некоторое время смотрел ему в спину, потом пошел следом. Одноглазый, как и стэлмены, никогда ничего не делает просто так. Впрочем, он и есть стэлмен, Поводырь, Знающий путь. Стало быть, если Лускуса потащило куда-то — это неспроста. Интуиция — дитя информации…

– Что, тоже застоялся? — с усмешкой бросил Елисееву канцлер, когда Клим догнал его на поросшем травой склоне. Он полностью овладел собой, и на его лице не осталось и тени бушевавшего полчаса назад гнева.

– Как говорили моряки прошлого: «После плавания нужно попрать ногами твердь земную», — ответил Клим.

Они поднялись на сглаженную временем и ветрами возвышенность, горбом поднимающуюся над бухтой. Отсюда весь остров был как на ладони. Километров семь-восемь в длину, двенадцать в ширину, он напоминал зеленый блин, у южной стороны которого какой-то исполин отъел изрядный кусок.

– Вернемся — всерьез возьмусь за Юного пророка. — Лускус на ходу ударил кулаком в раскрытую ладонь.

– А мне, видимо, придется опять в горы? — поинтересовался Клим.

Одноглазый остановился, в упор посмотрел на него.

– Тебе разве самому не интересно разгадать этот ребус?

– Может быть, и интересно… Но одного интереса тут мало. Устал я, что ли? — Елисеев вздохнул. — Хочу дома пожить, с женой и дочкой. С учебниками опять же недоделано. И Дома Памяти — это же очень важно. Я уверен: если серьезно взяться, если разработать методики и опросить каждого взрослого человека на планете, можно собрать столько знаний!

– На хрена? — спокойно спросил Лускус.

– То есть? — У Клима вытянулось лицо. — Но ведь знания… это… математика, физика, химия, литература, языки…

– Не нужны пастухам и пахарям ни физика, ни химия, — жестко проговорил одноглазый. — Через несколько поколений тут будет чистое Средневековье, а на остовы паровозов и Шерхелевого бугеля люди станут молиться и жертвы им приносить, как великим и могучим богам.

– Но научно-технический прогресс нельзя остановить! — не сдавался Клим. — Всегда найдутся люди, которые захотят пойти дальше…

– Дальше некуда, Клим. Мы достигли вершины этого самого прогресса — в здешних условиях, разумеется. В космос нам не выйти, дистанционные средства связи не выдумать, вычислительные машины не построить, разве что арифмометр. Все, амба. А когда нет пространства для развития, наступает не прогресс, а регресс.

– Откуда ты знаешь? — Клим с досадой нахмурился. — Ведь могут же быть открыты новые источники энергии, новые законы… А вдруг объект «Зеро» поможет? Он-то использует энергию, и если понять, какую…

– Вот видишь, — удовлетворенно кивнул Лускус. — Без него нам никак. А ты говоришь — учебники…

Елисеев понял, что теперь уже он злится. Канцлер снова развернул ситуацию в свою пользу. Это его умение всегда добиваться поставленной цели, без оглядки на средства и затраты, бесило Клима давно, но вот сейчас он вдруг почувствовал, что готов сорваться.

– Ты… Я убил одного убийцу, а ты… Идешь по головам… По трупам! Да, по трупам! — выпалил Клим.

– Я офицер Главного управления разведки Федерации, — просто ответил Лускус и, неожиданно повысив голос, с нажимом заговорил: — У меня задание. И интересы, которыми я руководствуюсь, — это интересы всего человечества, если хочешь знать. Перед ними всё — ничто. Трупы, головы… Эге, а это что такое?

Он оборвал себя на полуслове и вытянул руку, указывая куда-то вперед. Клим невольно посмотрел туда и заметил в полукилометре низкое серое сооружение с полукруглой аркой, притулившееся у небольшого холмика. Ему увиделось что-то очень знакомое в скошенных гранях, темных полосах и прямоугольниках по бокам постройки. И эта арка в задней части так похожая на…