Братья Змея

Апотекарий оказывали помощь раненым прямо на палубе, снимали броню и врачевали раны, зачастую не обращая внимания на собственные повреждения. Им помогали лекари из штата боевых барж.

Наконец стихла суматоха, раненых разместили в апотекарионах, и корабли охватила напряженная тишина и оцепенелая боль.

В реклюзиуме своей баржи Сейдон собрал совет, созвав всех капитанов и офицеров подразделений. Великий магистр ордена, разогнав лекарей, сидел в кресле на мостике флагманской баржи, в истерзанном доспехе, перемазанном кровью и ихором. Кровь была его собственная. Лицо под щитком шлема побледнело и осунулось, из клапанов шлема вырывалось резкое отрывистое дыхание. На пластинчатом плаще из чешуи чорва зияли прорехи, на месте выбитых чешуй торчали золотые нити. Великое копье Тиборус лежало на коленях Сейдона.

Когда Приад с непокрытой головой вошел в реклюзиум вместе с другими офицерами, его поразил и опечалил вид великого магистра. Всегда такой высокий, сейчас Сейдон ссутулился и сгорбился. Наконечник Тиборуса погнут и иззубрен, древко все в ссадинах. Приад смотрел во все глаза, ибо братьям редко удавалось лично лицезреть великого магистра ордена, только во время величайших церемониалов. Заняв место в кольце воинов, он заметил, что внимательно смотрит на левую руку Сейдона, огромная латная перчатка с которой была снята и брошена на палубу возле ног магистра. И обнаженная рука, такая большая, но все же такая человеческая, впервые дала понять Приаду, что Сейдон состоит из плоти и крови, как все они. Приад ненавидел себя за то, что заметил, как подрагивает левая рука магистра.

Их всех доконал Ганахедарак! До такой степени, что вынудил магистра ордена — живую легенду, объединяющую целую фратрию, — выказать человечность.

В курильнях вокруг реклюзиума слуги зажгли листья мирта, и в холодном воздухе поплыл ароматный дым. Сквозь цветные стекла высоких сводов виднелись перемигивающиеся звезды.

Вокруг подиума собрались все приглашенные воины и замерли, внимательно и почтительно глядя на магистра. Некоторые, так же как Приад, держали на сгибе руки покореженные шлемы. У некоторых еще текла кровь из ран. Запах крови, грязи и плоти перебивал сладкий аромат благовоний.

Здесь собрались все оставшиеся в живых офицеры. Даже Рийс добрался при поддержке Сеута. Торс у него был перебинтован, как и культя. Остальные тоже были изрядно потрепаны. Крито из отделения «Аэгис» потерял левую руку и лишился левой стороны лица. В правой руке он держал половину рассеченного шлема. Микос из подразделения «Лакодемон», триумфатор Пенсеса и Трибулатиона Рекс, был тяжело ранен в живот. Иклиус из отделения «Фивы», великий герой Берод Фрай, перенес ампутацию правой ноги ниже колена и сейчас тяжко опирался на копье. Приад даже устыдился своих незначительных ран и царапин, самой заметной из которых был припухший кровоподтек, пульсирующий поперек лица от левого уха до щеки.

По жесту Сейдона Циклион, магистр-капеллан, начал обряд разделения воды. Высокий, в череполикой серебряной маске и силовых доспехах, Циклион был воплощением скорби. По его мановению мальчики-прислужники внесли медные погребальные урны, и установили на палубе перед Сейдоном. Пока что они были пусты, но скоро их заполнит прах павших, и они отправятся домой, на Итаку. Шестьдесят один сосуд. Только в отделении «Партус» погибло десять воинов.

Приад сглотнул комок в горле.

— Достопочтенный совет — основа любой фратрии, — после затянувшейся паузы произнес Сейдон. — Мы одержали победу, но мы побеждены; мы проявили чудеса отваги, но мы опозорены; мы живы, но сломлены. Как и наша возлюбленная Итака, данное предприятие имеет светлую сторону и сторону, окутанную вечной тьмой. Я благодарю каждого из вас за проявленное мужество. И приказываю вам передать эту мою благодарность каждому брату под вашим началом. Позор неисполненного долга лежит на мне и только на мне.

— Это не так, господин… — начал Фобор. Капитан походил на бродягу, такой потертой и замызганной стала его когда-то блистательная броня.

Сейдон поднял левую руку, заставляя Фобора замолчать, и продолжил:

— На мне и только на мне. Братья, с момента основания нашей фратрии друг друга сменили восемнадцать магистров ордена — прославленных предводителей, наследовать которым было честью. Во время правления моих предшественников и моего орден Железных Змеев одерживал безупречные победы и стяжал славу, а также претерпел поражения, что случается с любым славным войском. Мы торжествовали победы на Падающей Звезде, Презариусе, Амболде-одиннадцать, Корнаке и Фар-Халлоу и высекали сказания об этих битвах на стенах нашей крепости. Мы скорбели о таких несчастьях, какие случились на Бернуне, Аутвард-Каленке или Форбориуме. Но никогда прежде нам не доводилось стать свидетелями такого дня, как этот. Никогда еще нам не доводилось одержать такую победу, которая была бы равна поражению. Ни разу мы не бросали начатого, оставляя взывающих к нашей помощи людей… — Сейдон умолк, затем пробормотал: — Никогда прежде… в последний раз…

Собравшиеся молчали. Сейдон провел рукой по зазубренному древку любимого копья и заговорил снова:

— Это идет вразрез с нашей присягой, противоречит нашим древним договорам. Это бесчестит наше смелое заявление о кампании. В этой ошибке я виню только себя. Только под моим правлением случалась с орденом такая беда.

Магистр ордена взял копье и швырнул на палубу. Тиборус откатился к ногам стоящих воинов.

— Братья мои, я должен искупить свою вину. Ради морального духа ордена, ради его доблестного имени мне нужно найти способ обратить позор в славу. Только я не знаю, как. Мы — величайшие воины нашего времени. В ходе обычной войны мы можем сойтись с любым врагом и победить его. Но мы не в силах совладать с бесконечным множеством врага. А зеленокожим нет числа. Мы складываем их трупы в пирамиды высотой до небес, но их не становится меньше.

Сейдон поднял голову, чтобы взглянуть на своих воинов, и свет проник под его тяжелый капюшон и очертил линию подбородка и щеки. На бледной коже блестели бусины крови.

— Сейчас я обращаюсь к вам, моим воинам и братьям, за советом и ответами на вопросы.

Все молчали.

— Нам нужно подумать, — наконец, произнес Петрок.

Собравшиеся посмотрели на него. Сгорбившись от боли, он стоял в ряду воинов. Ранения в живот и грудь, которые он получил от орочьего варлорда, нуждались в срочном внимании апотекария.

— Так я и сказал, библиарий, — заметил Сейдон. — Возможно, пришло время подумать…

— Нет, господин, — отрезал Петрок. — Я хочу сказать, что мы должны обдумать путь к победе. Мы пришли к тому, что все наше воинское мастерство оказалось бесполезно. Поэтому придется использовать ум.

Несколько офицеров, в их числе и Фобор, восприняли это предложение неоднозначно и переглянулись с ухмылками.

— Сила — это все, что у нас есть, — провозгласил Мирмед из отделения «Анкизус». — Сила — это то, чем мы так успешно пользуемся.

— Данная задача не по зубам одному только братству воинов, — заявил Сеут. — Нужно собирать флот. Это задача для боевых кораблей.

— Сеут прав, — поддержал брата Сардис из отделения «Лустра». — Там, где потерпела неудачу пехота, за дело должен браться флот!

— Сожжем орков и миры, откуда они к нам приходят! — крикнул Фантус.

— Ганахедарак тоже сожжем? — поинтересовался Петрок.

— Если это понадобится, чтобы очистить Рифовые Звезды и завершить нашу кампанию! — отрывисто отвечал Сардис.

— Сжечь всех этих людей?.. — вздохнул Петрок.

— Они все равно уже мертвы, — пробормотал Фобор.

— Пусть орки испытают на своей шкуре полную ярость ордена! — воскликнул Медес из отделения «Сципион». Это предложение заслужило одобрительные возгласы братьев.

— Двадцать пять отделений? Тридцать? Пусть сойдутся с сотней и превратятся в грязь, их породившую!

— Верно! — воскликнул Иклиус. — Дайте фратрии волю и сожгите их к чертям!

— Хочешь преумножить выпавшие на нашу долю страдания, брат Иклиус? — спокойно спросил Петрок. — У нас было тридцать отрядов, и мы везем домой шестьдесят одну урну. Останется ли хоть кто-то в живых, чтобы вернуть урны домой, на Итаку, если мы всю тысячу бросим на зеленокожих?