Я - инопланетянин

Фэй благодарно потерлась щекой о мое плечо.

– Кажется, могу. – Потом: – Расскажи мне о твоих родителях.

– Это непростая история. Мои земные отец и мать умерли, однако...

– Почему ты так сказал – земные?

Она глядела на меня широко раскрытыми глазами, совсем темными в ночном сумраке. Я знал, что отвечу ей. Пусть все будет ясно – ясно сразу, полностью и навсегда.

– Потому, малышка, что на вашей Земле я пришелец. Фэй кивнула.

– Все мы здесь пришельцы. Приходим, живем, уходим... Я понимаю.

– Нет, не понимаешь.

– Чего же, Арсен? Разве ты не из России? Не из Петербурга?

– Нет.

– Значит, из Белоруссии или с Украины. Но это ведь тоже Россия!

Я усмехнулся. Она прекрасно разбиралась в политике! Страны, может, и разные, зато народ один.

– Слушай меня внимательно, Фэй, я не отсюда. Не с вашей Земли, а из другого обитаемого мира, понимаешь? – Глубокий потрясенный вздох. – Вселенная очень велика, и жизнь существует не только здесь. Разумная жизнь, которой свойственны жажда знаний и тяга к поиску себе подобных... – Молчание. С трепетом в сердце я произнес: – Ты веришь мне?

– Я верю всему, что ты скажешь, Арсен. Я чувствую... нет, знаю, что это правда.

«Все-таки непохожа на Ольгу, – подумал я. – Изумление, любопытство, но не страх. И вера, всепоглощающая вера. Доверчивость юности, которую не выбила, не растоптала даже проклятая школа в Хэйхэ... Нелегкий крест, но разве не в испытаниях и бедах крепнет мужество? То, чего не хватило Ольге...»

Ладошка Фэй коснулась моей груди.

– Ты человек, Арсен... если я в чем-то уверена, так в этом.

– Человек, – подтвердил я. – Чтобы узнать людей, надо быть человеком, как же иначе? Поэтому тот, кто пришел, слился с рожденным на этой планете и превратился в человека. В меня, Арсена Измайлова.

– Тот, кто пришел... Может быть, в тебя вселился гуй [51] ? – Голос девушки дрогнул. – Я сумела бы его изгнать. Мой прадед...

– Да, я помню, он был шаманом и властвовал над духами... Не тот случай, девочка. Некого изгонять! Того, кто пришел, и того, кто родился, больше нет. Они не существуют, понимаешь? Есть только я.

– Ты... – Ее ладонь порхала над моими волосами, как легкокрылая пичужка. – Ты... ты лун-ван, царь драконов, прилетевший к нам из звездного чертога... Из какого же, милый? Тай-и, Цин-лун, Чжу-цяо? Из Бай-ху или Сю-ань-у? [52]

– Мой дворец далеко, – сказал я, – в одном из галактических звездных скоплений. Здесь, на Земле, вы зовете его звездным кластером номер... Ну, не важно! Наше солнце все равно не увидеть, тем более – планету. Только... – Она улыбнулась, когда я перешел на китайский. – Только, милая, я не лун-ван, а мэнь-шэнь [53] . Всего лишь скромный мэнь-шэнь.

– Тогда уж – Цзао-ван [54] !

Ей непременно хотелось повысить мой статус, и я кивнул:

– Да, малышка. Так будет точнее.

– Цзао-ван, Цзао-ван! – Радостно улыбнувшись, она соединила ладони в бесшумном хлопке. – Я буду звать тебя Цзао-ваном!

– Зови. Какие возражения?

Я снова напомнил себе, что Фэй лишь по облику взрослая женщина и этим обязана Анклаву и вуали. Но двадцать лет – это двадцать лет... Каким бы тяжким испытаниям ее ни подвергали в школе, к каким бы миссиям ни готовили, возраст брал свое; детское прорывалось в ней, будто требуя компенсации за то, что отняли, чего недодали, чего лишили. «Детство долго не расстается с человеком, – подумал я. – В самом счастливом случае, до зрелых лет, если память о нем не сотрут грехи, которые творятся взрослыми: зависть и корысть, ложь и злоба, предательство и убийство».

Цзао-ван, хранитель очага... Для Аме Пала я тоже был Хранителем – не потому ли, что я неравнодушен к бедствиям мира сего? И не по этой ли причине я попал в Анклав?

Не знаю, не могу сказать. Но что бы ни подвигло меня на труды, награда оказалась щедрой.

Я думал об этом, прижимая к себе горячее тело Фэй.

Утром, переправившись через реку, мы углубились в джунгли. Странноватый лес; казалось, что неким волшебством нас превратили в крошечных сантиметровых человечков, отправив затем в луга, поросшие травой, осокой и папоротниками. Обычную траву здесь заменяли мхи, воздух был душным, грунт – влажным, хотя до болота недотягивал, пышная серо-зеленая растительность поднималась на высоту пятнадцати метров, не слишком препятствуя движению, – дистанция между стволами солидная, подлеска вовсе нет. Однако пришлось замедлить темп: мох и сыроватая почва – гораздо худшая опора для ноги, чем камень и та асфальтная поверхность, что встретилась нам у границы Анклава. К тому же незнакомые дебри всегда таят опасности – во всяком случае, их больше, чем на открытом месте: обзор невелик, масса помех для метательного оружия, ну, и, конечно, хищники. По счастью, псевдокактусы и легионы насекомых нам больше не попадались, но лес не был безжизненным: что-то копошилось во мху, тут и там ползали твари, похожие на огромных мокриц или кошмарную помесь омара и паука, а временами мы давили червей – больших, размером с руку, мягких, безглазых и отвратительных. Впрочем, вся эта живность не проявляла агрессивности, тогда как вопль, который мы слышали ночью, не шел у меня из головы. Глотка у той зверюги была здоровая, а где большая глотка, там и большие зубы.

Я велел приготовить дротики, и мы проникли в лес, двигаясь ромбом: Сиад и Джеф – слева и справа от меня и сзади на десять шагов, Фэй – в арьергарде, в самой безопасной позиции. Хотя кто мог сказать, что тут опасно, а что – нет? Оставалось лишь надеяться, что испускавшая вопли тварь не обладает интеллектом тигра и не имеет привычки прыгать на последнего из путников. Так мы двигались пару часов в полном молчании и тишине, нарушаемой лишь шелестом листвы да чавканьем почвы под ногами.

До возвышенности на юго-западе, которая, согласно моим подозрениям, была Тиричмиром или его руинами, оставалось километров пятьдесят-шестьдесят. Минимум два дня пути, а это означало неприятную ночевку в джунглях, под странными деревьями без веток, на коих не соорудишь помост, а древесину не сожжешь в костре.