Приговор судьи

– Дым? – Загребельный призадумался. – Не похоже это на дым.

– Как самочувствие? – я быстро оглядел своих людей. – Никто, ничего не ощущает? Странного, необычного, болезненного?

Мои товарищи переглянулись. Ипатич пожал плечами, Леший отрицательно покачал головой и только Пашка признался:

– Уши заложило. Так бывает, когда на самолете летишь.

– Есть чуток, – Загребельный вяло кивнул, тем самым подтверждая, что перепад давления и вправду имеет место, только он уж очень незначительный.

– Это все? – я и сам стал чувствовать легкую глухоту.

– Все, – пацан кивнул.

– Ладно, тогда идем дальше. Только осторожно!

Мы были вынуждены рисковать, так как все еще ничего не выяснили, не разведали. Даже наоборот, загадок стало еще больше.

Шагов через пятьдесят стало заметно, что светится совсем не поверхность земли. Красноватое свечение распространяла гирлянда каких-то темных образований разбросанных по границе тумана. На вершине каждого из них располагался странный источник света, который испускал целый веер тонких, похожих на лазеры, лучей. Именно благодаря этой подсветке мы и разглядели еще кое-что. Туман на самом деле вовсе не являлся таковым, тоесть туманом в привычном понимании этого слова. Он состоял из крупных хлопьев, которые неслись в нем словно снег в хорошую сибирскую метель.

– Пепел! – меня будто током ударило.

– Думаешь? – Загребельный стал приглядываться.

– Уверен.

– Выброс пепла это ведь неизменный атрибут перехода в другое пространство, – даже в такой почти экстремальной ситуации мозг чекиста работал четко и безотказно, ну прямо как автомат Калашникова. – Вспомни, Макс: случай с тем кентавром, которого ты препарировал в Одинцово, место откуда исчезли кашалоты, наконец, туннель, открывшийся в мастерской Рынка. Там везде сыпался этот гребаный пепел.

– Так это и есть «зеркало»? – мой взгляд переметнулся с Лешего на Серебрянцева. ФСБ сделало свое дело, теперь слово было за наукой.

– Объект без сомнения искусственный и работает явно не так, как «зеркало»… По крайней мере, не так как то «зеркало», что мы повстречали в Наро-Фоминске.

Ипатич стянул с носа свои запыленные очки и стал в спешке их протирать полой куртки. Он очень торопился, он не желал ничего пропустить, он спешил, словно серая стена могла вдруг исчезнуть, так и не позволив себя исследовать.

– Откуда известно, что не так? – я силился понять логику ученного.

– Люди оттуда не возвращались, Максим Григорьевич, понимаете? А «зеркало»… Оно ведь, как я понял, само по себе безопасно и выйти из него рано или поздно все равно можно. – Объясняя, старик покачал головой. То ли он горевал о пропавших без вести, то ли осуждал меня за тугоумее.

– Опять же, мы не можем сказать точно, что тот туман под Харьковом и этот… – Андрюха кивнул в сторону бушевавшей невдалеке от нас серой вьюги. – Короче, что они одно и то же. Хотя очевидцы и утверждают, что внешнее сходство имеется… – Леший мельком указал на этого самого белобрысого очевидца с «укоротом» в руках, а затем продолжил: – Но ведь ведет туман себя совершенно по-разному.

– Мне кажется, что я бы смог все объяснить, – Ипатич, наконец, вернул очки себе на нос и сквозь них гордо взглянул на нас с Загребельным.

– Даниил Ипатиевич, мы слушаем. Внимательно слушаем, – я немедленно потребовал объяснений.

– Следует всего лишь сравнить, – просто ответил ученый. – По словам Павла туман под Харьковом быстро двигался, внутри него перемещался объект или объекты, испускавшие интенсивное красное свечение. Сейчас мы наблюдаем стоящий на месте туман и такие же неподвижные, светящиеся красным устройства. Параллели здесь напрашиваются сами собой.

– Вы предполагаете, что эти фонари… они и создают провал в пространстве?

Меня, как закоренелого технаря заинтересовала чисто техническая сторона вопроса, ну а вот Леший… Подполковник ФСБ узрел в словах ученого нечто совершенно иное:

– Кто-то создает два вида порталов. Одни сравнительно небольшие подвижные, другие гораздо более крупные, стационарные. Возникает вопрос: для чего это все нужно? – Загребельный призадумался, болезненно скривился и попытался сам ответить на свой вопрос: – Первое, что лично мне приходит в голову, так это ловушки.

– Ловушки? – переспросил Серебрянцев. – Кто-то защищает зоны, откуда стартует терраформация?

– А для чего нужны подвижные порталы? – со страхом и одновременно с надеждой в голосе спросил Пашка. Сейчас даже дураку стало бы понятно, что мальчишка думает о своем отце, о участи которая его постигла.

– Подвижные… – Загребельный еще больше потемнел лицом. – Понимаешь, Павлуша, ловушки, их ведь ставят не только для защиты. Бывают ловушки и для охоты.

Слова Лешего, хоть и были произнесены очень негромко, но все же возымели свое действие. Черное действие. Владыка зла будто подслушал их, понял, что люди проникли в его сокровенную тайну и яростно взревел от гнева. Правда, рев этот больше походил на раскат грома или взрыв, прозвучавший где-то за нашими спинами.

Крутанувшись на сто восемьдесят градусов, мы все как один вскинули оружие. Только вот стрелять оказалось не в кого. Все что открылось глазу, так это клубящееся огненное облако, которое поднималось над вереницей оплавленных тюремных корпусов.

– Дьявольщина, вертолет! – Леший первым догадался о случившемся.

– Лиза! – с этим криком мы с Пашкой сорвались с места и по цепочке наших собственных, еще не до конца стертых ветром следов, кинулись навстречу чудовищной, парализующей дыхание и само сердце неизвестности.

Глава 3

Не помня себя от горя, позабыв об осторожности, я метался меж груд разогретого, искореженного взрывом металла. Куски вертолета оказались разбросаны в радиусе полусотни метров. Огня уже практически не было. Только дым, жирный смрадный дым, в котором угадывался тошнотворный, чудовищный привкус сожженной живой плоти. Я чуял его и глухо стонал, а может рычал от приступов нестерпимой боли. Господи, неужели дым – это все, что осталось от них… от нее?!

Имя Лизы я не смел произнести ни вслух, ни даже в мыслях. Казалось, что сделай я это, и ее смерть станет реальностью, свершившимся фактом. А так… Обманывая самого себя, я искал что-то, а не кого-то. Что-то, что поможет очнуться от страшного сна, сообщит, что все произошедшее это неправда, бред, жуткое наваждение. И вот тогда я вздохну с облегчением, упаду на колени перед своей возлюбленной, буду обнимать ее ноги и молить о прощении: за то, что не послушал, за то, что ушел. И несгибаемому полковнику Ветрову будет глубоко наплевать, что он унижается и ведет себя как настоящая тряпка. Пусть смотрят все, хоть целый мир. Клянусь, я сделаю так, я буду внимать ее словам и слушаться ее, как родную мать. Пусть только Лиза окажется жива!

Я все-таки произнес имя девушки, и был немедленно покаран за святотатство. На глаза вдруг попался кусок железа. Вообще-то прежде он именовался Снайперской винтовкой Драгунова образца 1963 года, однако теперь с оторванным прикладом и оптикой, разбитым цевьем и сплюснутой ствольной коробкой некогда грозное оружие приобрело вид старой, погнутой, да к тому же еще и изрядно закопченной рулевой тяги от какого-то древнего грузовика или трактора. Винтовка лежала придавленная сверху куском вертолетной лопасти, а рядом по черной пыли расплывалось какое-то тягучее бурое пятно, от которого поднимались струйки то ли пара, то ли дыма.

Ноги подкосились сами собой, и я медленно опустился на колени. Протянул дрожащую руку и сграбастал полную жменю горячего и липкого черного песка. Мне потребовалось где-то с полминуты, чтобы понять: нет, хвала всевышнему, это не кровь. Это какая-то техническая жидкость.

– Что у вас тут?

Хриплый бас Загребельного заставил меня медленно повернуться. Андрюха прибыл на место взрыва только теперь и притащил с собой тяжело дышащего, валящегося от усталости Серебрянцева.

– Ничего… – я обреченно покачал головой. – Никто не выжил.