Семнадцатая карта (СИ)

— А чего ты испугался? — спросили пацана, когда он рассказал об этом случае. — Взял бы да — слово на е с приставкой: вы — ее.

— Сам попробуй, — ответил парень.

Мне очень хотелось посмотреть на ее ноги, и я полез. Да даже, наверное, не поэтому. Сама ситуация была редкой. Хотелось узнать, как все это будет. Ноги у меня отяжелели, лицо покраснело.

— Стесняется, — сказал кто-то.

Лицо мое опускалось все ниже и ниже. Наконец, оно скрылось за крышкой стола. Я встал на колени. Я совершенно не мог увидеть, где лежит Золотая Ручка. Прекрасное зрелище вечернего заката. Шелк переливался. Розовый цвет переходил в бордовый. Шелк морщился многочисленными складками перистых облаков. Натягивался мощными бедрами на белое тело. Ноги еще больше разошлись, и я видел подрагивающее белое мясо, чувствовал манящий запах женского пота. Я сглотнул слюну. И в этот момент я увидел Золотую Ручку. Она как библейский меч отвлекла мое внимание от сокровища. Блеснула лучом, как острым лезвием. Я хотел протереть глаза и задел одну ногу Семиклассницы. Она ничего не сказала, только зад ее чуть-чуть сполз со стула. Если бы женщина ничего не сказала, я бы обнял этот зад обеими руками и отсосал у учительницы прямо через панталоны. При всех. Но тут я услышал голос, прозвучавший, как гром среди ясного неба.

— Хорошо, садись, я ставлю тебе отлично. Ты хоть ручку-то там нашел?

— Да, — пискливым голосом ответил я.

— Что с тобой?

— Горло перехватило, — сказал я и поднялся с колен.

— Выпейте.

— Меня и так уже все считают за алкоголика.

— Чтобы о вас ни говорили, все равно вы как Гималаи. Чем больше снега на Вас падает, тем вы только выше, — сказал маленький Хас, и как фокусник вынул из-за спины пузырек.

— Писят, — сказал Эль, и трясущимися пальцами принял от Хасика стаканчик.

— А никто тебе больше и не нальет, — сказал карлик.

Ельцин выпил, прикурил сигару и спросил:

— Ну, че там, в мире-то происходит?

— Послушай, сделай мне миньет, — сказала Сонька Золотая Ручка.

— Ты же не Береза. Какой еще миньет? — Эль пыхнул ароматным дымом окурка. Когда-то заезжий Билл оставил ему целую коробку настоящих кубинских сигар. Но Кум, падла, все отобрал и разделил между собой, начальником Зоны и Замполитом. Две сигары досталось Ерофееву, одна Эдуарду Радзинскому. Он сих пор хранит ее как память, о том, что получил от Американского Президента настоящую кубинскую сигару.

— А тебе, дорогой, хочется по-научному? — спросила Сонька с наглой улыбкой на искривленных крашеных губах. — А ты бы не предавал демократию. Все ученые проститутки тогда бы были твоими. Ну, хорошо, хорошо, не обижайся. Хочешь кунеленгус? Ну, давай, давай. — Она медленно подняла юбку и приблизилась к бывшему президенту племени Мумба-Юмба. — Нау ар ю? Энд вот ебаут ю?

— Зачем ты говоришь по-английски? Знаешь же, что я на нем ни — слово на х — не понимаю.

— Дорогой, ты же любишь иностранок. Представь себе, что я валютная проститутка. Хорошо?

— Нет.

— Ну ты же любишь валютных проституток.

— С чего ты это взяла?

— Ну а, Береза, он кто, если не валютная проститутка? А у него ты делаешь миньет.

— Не говори глупостей. Он просто мой деловой партнер.

— Что может быть важнее секса? — Она встала совсем близко. Президент лизнул ее разок и передал окурок Хаси.

— Подержи. — И добавил, обращаясь к высокой Соньке: — Скажи, что ты не проститутка.

— Я проститутка.

— Прошу тебя, скажи, что ты Моника.

— Какая Моника? Не знаю я никакой Моники.

— Скажи, пожалуйста, что ты Моника Левински. Так мне легче представить себе себя Президентом. Хочь не русским, но хоть американским.

— Если обещаешь себя вести хорошо, скажу.

— Да. Да, да, да.

Минут через пять подошел Береза.

— Ты чего приперся? — спросил Хас.

— А чего?

— Через плечо. Так не делается. Два персонажа на одну роль. Так нельзя. Сонька же здесь.

— Да ладно, я сейчас уйду.

— Ну ладно, говори, чего надо?

— Не тебе.

— А кому?

— Только моему президенту.

— А ты не видишь, он занят? Ослеп, что ли?

Даже за пределами туалета слышны всхлипывания Эля и сладострастные вскрики Золотой Ручки.

— Летс гоу! Летс гоу!

— Он не захлебнется? — участливо спрашивает Береза.

Так… Что у нас еще там?

Сорокин одной рукой перебирает клавиши компьютера. В другой у него бутерброд с колбасой Столичной. Пелевин сидит на кожаном диване, и пишет что-то на журнальном столике. Он поднимается и говорит:

— Забей это. — Подает листок.

— Че здесь? Ага.

Зюганов и Анпилов на крыше основного двухэтажного корпуса. Они лежал за пулеметом Максим. Анп с серьезной рожей держит двумя руками пулеметную ленту. Зю поднял руку в коммунистическом приветствии. Но он не стоит, а лежит слева от пулемета с биноклем в руке. А другая-то рука как раз и поднята вверх.

— Ну — слово на букву б — вылитый Чапаев.

В роли Анки-пулеметчицы Нина Андреева. С голливудской улыбкой она говорит:

— Ща — слово на б — замочим их всех. Ну, как нас в школе учили.

На груди у Анки алый четырехлепестковый бант. Впрочем, у всех троих на груди алые банты. На папахе у Петьки алая же полоса. Такого же цвета широкая повязка на рукаве Зю.

— Ты до подвала дошел? — спрашивает Пелевин.

— Нет еще.

— Как дойдешь, добавь там прозвище Ужастиловна.

— Это про кого? — спрашивает Сорокин.

— Учительница литературы из десятого класса. Большой педагог.

Она и Алеха Мараев поймали в подвале Гарри Поттера и — слово на букву е — его во все щели. Алексей дородный парнина с рыжей бородой. В круглых очках с большими линзами. Он смотрит, как Ужастиловна раздевает Гарри Поттера.

— Ну че ты ломаешься, как целка, — говорит она Гарри. — Че ты — слово на б — из себя строишь? Ты же пидор из седьмого отряда!

— Нет.

— Что нет?!

— Я Волшебный Мальчик.

— Тем лучше, — спокойно говорит Ужастиловна. — Нам очень нужен Волшебный Мальчик.

— Зачем? — удивился Гарри Поттер.

— Слово на букву Е — будем, — сказал Леха и начал раздеваться. На зоне он работал начальником хозчасти. И эта каптерка подчинялась Мараеву персонально. — Глупый мальчик.

— Я не понимаю, по какому праву… — че-то хотел возразить Гарри.

— На то и взрослые люди, чтобы понимать детей. Это дети не могут понять взрослых. И знаешь почему? Потому что они дети.

Поттер увидел короткий, толстенький, как репка, обрубок Алексея Мараева, закричал и побежал по коридору. Сверху кое-где капала вода.

— Чего он испугался? — спросила Ужастиловна.

— Сам не понимаю, — удивленно пожал плечами Алексей. — Ну ничего, бежать здесь некуда. Дверь сверху закрыта. Куда он денется?

— Тем не менее, искать мы его не будем, — сказала Ужастиловна. — Здесь недалеко у меня прикована его тетка. Щас я тебе покажу ее. Называет себя теткой, а ведь на самом деле она ему мать.

Ужастиловна выводит из-под капающих труб женщину в красивой изодранной одежде. Это миссис Роулинг, тетка Гарри Поттера.

— Алексей, ты что стоишь, как будто никогда живой телки не видел? Положи ее на старый вентиляционный короб, а руки привяжи к трубе.

Леха делает, что ему приказано. Ужастиловна приносит тазик с соленой водой и розги.

— Сейчас ты мне ответишь на все вопросы, Джоана, — говорит Ужастиловна и кладет розги в тазик для замачивания.

Ужастиловна это прозвище, которое дали учительнице литературы ученики. А зовут ее Татьяна Милюстиновна. На учительнице такие же большие круглые очки, как у Мураева. Губы у нее тонкие, ротик маленький, как у пиявки, лицо полное. Я бы даже сказал очень полное, с натянутой, гладкой, как у наполненного водой презерватива, кожей. Головка маленькая, плечики широкие, пузо приличное. А вот зад очень большой. В некоторых случаях его можно использовать даже, как журнальный столик или даже трибуну. В зависимости от обстоятельств. На него можно положить пачку сигарет и спички, или просто облокотиться как бы нечаянно, положить тряпку или мел. Иногда этот зад перетягивал внушительный живот и Ужастиловна падала на жопу. Но тут же подпрыгивала, как Ванька-Встань-ка. Она была похожа… черт, я таких овощей и фруктов, кажется, не видел. Это были два треугольника, соединенные друг с другом основаниями.