Глядящие из темноты

— И что? — спросил Берг.

— А то, — терпеливо сказал Айльф, — что проследили вас до самой Фембры, да и устроили засаду на обратном пути. Правда, когда ребятишки увидели, что на острове творится, они малость перепугались… ну их, говорят, нечистая это сила. Потом глядим, скачет господин Ансард на борзом коне, а при нем сумка вот такая толстая. Ребята про страх свой и позабыли. Правда, нужно сказать, Ансард этот хорошо соображает — он, когда на него насели, сначала вас пришить попытался, а потом понял, что к чему, сумку схватил, шпоры дал — и в бега. Ребята, понятное дело, за ним… Ну а я — за вами.

— Ты, выходит, и с разбойниками знаешься, — брезгливо заметил Берг.

— А что, разбойники тоже люди. Чем они хуже того же господина Ансарда? Это он вам так личность раскрасил, амбассадор Берг?

Берг мрачно покосился на него и ничего не сказал.

— Спасибо, Айльф, — Леон с наслаждением откинулся на груду плавника, — правда, спасибо. Но ведь ты не обязан был выручать нас. Мог просто смыться… Сам видишь, ненадежные мы товарищи. Так все-таки, скажи на милость, почему ты это сделал? Только не надо про священный долг слуги и все такое… Айльф задумчиво глядел на огонь.

— Священный долг — он разный бывает. Помните, как я вам рассказывал, сударь. Гунтр… он странные вещи говорил, он говорил, что сами мы обречены. Разве что появится кто-то чужой, кто-то из другого мира… Может, он и сам не верил тому, что говорил, но все равно надеялся… до самой смерти надеялся.

— Я не понимаю, — сказал Берг.

— Я тоже раньше не больно-то понимал, сударь. Зачем все менять, если жизнь идет себе и идет… А теперь, кажется, понимаю.

— Но, — спросил Леон почему-то шепотом, — что же мы можем сделать?

— Не знаю, — так же тихо ответил Айльф, — иногда мне кажется — уже достаточно того, что вы есть. А иногда — что проклят тот день, когда вы пришли из вашей Терры. Как знать, если бы не вы, может, ничего бы и не было. Жили бы себе, как жили…

— Чего не было бы? — с раздражением спросил Берг, растирая распухшие запястья. — Голода? Стихийных бедствий?

— Как знать, сударь, — задумчиво ответил Айльф, — посудите сами… когда вы появились, здесь все было совсем по-другому.

— Ну и что? Это совпадение. Случайность.

— Гунтр, бывало, говаривал, что случайностей не бывает. Что на каждое событие есть своя причина. Нужно только понять — какая.

— Хорошо, — нетерпеливо сказал Берг, — допустим. И что ты теперь предлагаешь?

Айльф пожал плечами.

— Во-первых, я предлагаю убраться отсюда, сударь, — сказал он буднично. — Не век же сидеть тут, точно водяные крысы. Потом, опять же, неизвестно, что лучше: если разбойнички возьмут верх или если новый владыка наш господин Ансард разбойничков под орех разделает. Так или иначе — в Солере вам места нет. Да и меня ищут — люди Ансарда уже несколько дней по городу шатаются, в каждую дырку нос суют.

— Я уже думал об этом, — сказал Леон. — Помнишь, Берг, ты говорил, что мы с самого начала не с теми связались… Как в воду глядел. Нам нужно идти в Ретру. Так, мол, и так, просим политического убежища… Этот узурпатор, нынешний маркграф Солерский… ну и так далее…

— Да, — кисло сказал Берг, — убежища… Что все-таки произошло на Фембре, Леон?

— Сказано же, не знаю!

— Погодите, — вмешался Айльф, — это куда вы собрались? В Ретру? После того, как амбассадор Берг угробил старого герцога?

— Может, новый герцог на него за это не в обиде? Потом, есть еще и Эрмольд…

— Леон, — Берг явно был настроен пессимистически, — в Ретре им может понадобиться от нас точно то же, что и Ансарду. Особенно если Ансард все же решит ВЫСТУПИТЬ.

— Решит, сударь, — кивнул Айльф со знанием дела, — уж не сомневайтесь.

— Ну вот, — Берг вздохнул, — а что там вообще творится, в городе?

— Люди шумят, говорят, сама Карна благословляет их на святое дело, святой отец что твой пророк Струм Одержимый, повсюду носится — говорит, что Солеру само небо вручило эту погрязшую в пороке Ретру. Что мол, было ему видение такое, что прогневали мы небо, потому как обратились к старой, значит, вере, но вразумили нас, и теперь Солер, значит, должен очиститься в священном огне и все такое… Может, господин наш Ансард в эти проповеди и не слишком-то верит, но ведь не дурак — если не уведет людишек из-под городских стен, они от Солера камня на камне не оставят.

Им уже терять нечего. А в Ретре, говорят, молочные реки текут. Так что примет вас новый герцог, кем бы он ни был. Просто чтобы насолить этому индюку Ансарду. Надо же, амбассадоров упустил!

— Не в этом дело, — пробормотал Берг, — не в этом дело…

— А что? — обернулся к нему Леон. — Есть другой выход?

— Нет, — мялся Берг, — но это тоже, знаешь, не выход… Потом, как мы туда пройдем? — Берг, казалось, согласился с неизбежным. — Орсон на границе войска поставил… Ансардовы шпионы наверняка шныряют по всему Солеру.

— Я знаю тайные тропы, сударь. Испачкаться маленько придется, грязь помесить, ну да не впервой…

— Если бы найти вход в тот лабиринт… — задумчиво проговорил Леон.

— А, — Айльф напрягся, — это… нельзя, сударь… их даже вспоминать нельзя, думать о них нельзя — они знают, когда ты о них думаешь, и приходят. Может, они и пропустят нас — кто знает, раз уж один раз пропустили… Они недоступны человеческому пониманию, но известно одно: они никогда ничего не делают просто так.

Воцарилось долгое молчание.

— Э… Кто они вообще такие, Айльф? — спросил наконец Берг.

— Кое-кто говорит, старые боги. А кое-кто — нечисть. Гунтр говорил, что они ни то, ни другое. Они просто есть, и все. Они не живут и не умирают. Они даже и не существуют.

— Это как?

— Ну, как, скажем, небо. Мы его видим, но разве оно существует?

— Философ твой Гунтр, — устало сказал Берг.

— Ага, сударь, он так и говорил. Он говорил, что если что и может потягаться с ними в несуществовании, так это человеческая мысль. Ее нельзя ни увидеть, ни пощупать, но она может изменять мир.

— Господи, — Берг повернулся к Леону, — ну о чем мы говорим! Сидим тут в грязи и рассуждаем о высоких материях!

— Когда же о них еще рассуждать, сударь? — удивился Айльф. — Кому хочется обо всем этом думать, когда сидишь в тепле и холе? Сидишь себе, греешься, сытно ешь — зачем думать?

— Ладно, философы, — Леон с наслаждением потянулся, — ну и как нам выбираться отсюда, Айльф?

Апокрифическая легенда о сотворении мира. Найдена среди рукописей Солерского аббатства

Сначала не было ничего, и Двое были Одним, и вода была воздухом, а земля — водой. Но вот проснулся Один ото сна, который не был сном, огляделся вокруг и сказал: «Я сплю». А потом сказал: «Я не сплю». Но не было никого вокруг, кто мог бы сказать ему, спит он или нет, и явь или сон он видит — да и как поймешь, во сне ты или наяву, если земля как воздух, а воздух — как вода.

«Негоже так», — подумал Один и начал искать кого-то, кто бы помог отделить ему сон от яви. Он бросил по земле, которая не была землей, и искал в небе, которое не было небом, но пусто было в мире. «Если я сплю, — подумал Один, — значит, я могу делать что хочу, ибо во сне возможности мои беспредельны». И он пронесся над землею и водами так быстро, что сам не смог догнать себя. И их стало Двое — тот, что Избегал, и тот, что догонял. Они остановились, обернулись друг к другу и Первый сказал Второму: «Это Я». «Но и это — Я», — сказал Второй Первому. «Нет, — сказал Первый, — не годится так. Ибо если и ты — Я, и ты я — Я, то кто из нас — Я? Выходит, мы все равно одно и нельзя отличить сон от яви». «Верно, — сказал Другой, — нужно, чтобы Я был Я, а Ты — Ты». «Хорошо», — сказал Первый. Он оглянулся по сторонам, но не нашел ничего, что превращало бы «Я» в «Ты». «Нужно что-то еще, — сказал он, — чтобы мы могли отличить Нас друг от друга. Давай оденемся — ты во Тьму, а я — в Свет».

Ибо других одежд тогда не было.

«Хорошо, — сказал Второй, — но что такое Тьма и Свет?»