Нисхождение

Штырь закончил оказание первой помощи Хэллорану, получившему пулю в грудь, и кивнул двоим бойцам, ожидающим с пончо на шесте, чтобы те укладывали раненого. Малой схлопотал осколок в плечо. Это оказался фрагмент корпуса реактивной гранаты, а не полновесная порция шрапнельной начинки, поэтому из-за плохих баллистических свойств острый, но относительно легкий лепесток металла только уперся в кость, не сломав ее. В первый момент воспринялось как удар-тычок чем-то вроде отлетевшей щепки или комочка грунта, боль почувствовалась не сразу. Сплин и Барни вытащили осколок пассатижами, обработали рану антисептиком, залепили бактерицидным пластырем. Малой, морщась, осторожно пошевелил рукой – пожаловался, что мышцу жжет и кость мозжит, но сустав вроде не нарушен. Ноги целы, чтобы идти, лямка ранца ложится выше раны, ближе к шее – короче, жизнь продолжается.

Мурфин, шедший на марше впереди, вначале стычки попал под перекрестный огонь, так что головы было не поднять – казалось, даже не прострелит, а просто отстрижет начисто что ни высунешь. Пока переползал назад в поисках менее угрожаемой позиции, кусок шрапнели от подствольной гранаты на излете эффективного радиуса угодил ему в икру правой ноги. Наложил аптечку, начал отстреливаться. Активная аптечка почистила рану, смогла извлечь осколок, остановила кровотечение. Теперь аптечку сняли и перевязали рану самофиксирующимся бинтом, в какой-то мере подпускающим к ране воздух, чтоб рана не кисла, но более-менее не пропускающим снаружи воду и грязь, чтобы не было заражения. Мурфин заглотил горсть обезболивающих и противовоспалительных таблеток, чтобы без крайней нужды не тратить инъекции, попробовал пройтись. Рвущая боль мешала ходить и заставляла хромать, но Мур геройски заявил, что пройдет столько, сколько будет нужно – он был рад, что вообще остался жив. Слэш скептически посмотрел на Мурфина, но ободряюще кивнул – что ж, пусть идет сам, пока может. Разобрали по более здоровым ходокам часть его груза, оставив лишь минимальную личную поклажу. На всякий случай соорудили ему костыль из телескопического шеста и снятого с автомата приклада. Как ни странно, путевой крупной палки нужной конфигурации в лесу, когда срочно надо не всегда сыщешь – то трухлявая гниль, то хрупкий сушняк, то наоборот, слишком гибкая зелень.

Еще кого-то с дальнего края позиции зацепило, Сплин толком со своего места не разобрал, что у них там, да как – отряд по-прежнему сохранял рассредоточенное расположение на местности, опасаясь повторной атаки. Боцман и еще несколько бойцов наблюдали за подступами. В конце концов, всем раненым была оказана посильная медицинская помощь и назначены сопровождающие, а их груз был частично перераспределен, частично брошен, точнее, прикопан под дерн или валежник – все же не следовало явно показывать возможным преследователям, что силы на исходе. Отряд начал привычно выстраиваться в походный порядок…

Из восемнадцати выживших, считая Шелли и воскресшего Боцмана, семеро имели серьезные ранения, из них трое неходячих (Палмер тоже заплохел и не мог выдерживать нужный темп), не считая разного рода контузий, осколочных царапин или касательных и поверхностных ранений, которые почти у всех имелись. Почти каждый или помогал двигаться раненому, или сам был ранен. Броники и сферы все, кто еще не бросил это добро раньше, повыкидывали, чтобы было легче идти. Оставались еще один выстрел РПО Зуба и четыре разовых РПГ – на одну стычку может и хватит, но любое нападение вражеского подразделения сопоставимой численности будет в любом случае последним, отряд окончательно потерял мобильность. Если вертолета не будет, то неходячие, обколотые пока еще действующими морфинами, без квалифицированной медпомощи на одних активных аптечках не протянут и пары суток. А нынешние ходячие после окончания действия стимулятора если и не слягут с перспективами осложнений, то уж точно без продолжительного отдыха резвый темп движения по сложной местности поддерживать будут не в состоянии. Скорость продвижения, конечно, нельзя было назвать рысью, но под действием выжимающего остатки сил стимулятора статическое напряжение не было так изнурительно, просто не получалось быстрее и все. Заросли продолжали редеть, интенсивность растительности напоминала уже скорее умеренный бор или прибрежную зону тропического островка, а не густой салат-ассорти.

Наконец, в просветы между деревьями замаячили горные цепи с обманчиво близкими вершинами, имевшие название Каменный Герб, данное за внешний вид главного пика, действительно напоминавшего некий трехглавый обелиск. Когда-то давным-давно в их черте упал метеорит, чем, вероятно, и объяснялось аномальное магнитное поле. Точка эвакуации находилась в безопасной, «нормальной» зоне, где джунгли сходили на нет, и горам предшествовала полоса галечного пляжа с редкими деревьями, островками травы и замшелыми черными валунами. Солнце зависло прямо над главным хребтом, бросая на изрезанные склоны обелиска предзакатные отсветы.

– Тихая погода стоит, такое там не часто бывает, – глядя из-под ладони на панораму заходящего солнца, негромко сказала Шелли, чтобы как-то отвлечься от мучительной неопределенности.

В действительности всем было не до красот природы. Всех в напряжении держал насущный вопрос, кинет пилот или нет? Пора бы ему уже объявиться. Нетерпение нарастало с каждой минутой ожидания, изъедая душу сомнениями и невеселыми перспективами в случае облома.

Наконец, пришел ожидаемый контрольный вызов от пилота, Слэш подтвердил условия и скорректировал координаты. Заслышав стрекот мотора, на всякий случай рассредоточились. Штырь бросил пирофакел с желтым дымом для обозначения места посадки. Пилот облетел по кругу, и, убедившись, что заказчики не таятся и вписываются в оговоренные рамки по численности, начал приземляться. Сплин смотрел на снижающийся в поднятой пыли видавший виды «Конвей», как заблудившийся в пустыне изнуренный странник смотрит на мираж оазиса. После стольких контрастных жизненных перепадов он не мог до конца поверить в спасение из-за рефлекторного страха перед возможностью снова ощутить, как монетка его жизни опять будет цинично отправлена кувыркаться перстом судьбы. Мираж растает, а вокруг будет все та же пустыня, равнодушная и убийственная в своей раскаленной безграничности. А вдруг там внутри вражеский отряд? Глупо – крайне уязвимая позиция. А если десант неподалеку высадился? Вряд ли – подлетающий безоружный вертолет можно было наблюдать со значительного расстояния, и он не пытался финтить. Из зачарованного оцепенения его вывел голос Малого, тоже слегка обалдевшего от спускающегося с небес счастья:

– Слышь, Длинный, ты прикинь-ка хуй к носу: вертушка-то реально в красный цвет покрашена – настоящий пожарник, язви его мухи. А я ведь в детстве, было время, хотел стать пожарником и гонять без правил на красивой тачке с сиренами. Да… Много я чего хотел. И в детстве, и потом…

– Так радуйся, что не стал – правильно, вообще-то, будет «пожарный», а «пожарник» – это жмурик, которого на пожарище нашли, – ухмыльнулся Сплин, припомнив когда-то давно услышанную разницу в понятиях. – Знал бы ты тогда, какого дерьма придется огрести, чтобы прокатиться на пожарке – наверняка захотел бы чего-нибудь попроще, – добавил он, поднимая свой край носилок с Вэйлом.

Пилот, мужик возраста Доплера с мясистой красной мордой вороватого прапорщика, высунулся из форточки кабины. Разглядев вблизи заросших щетиной закопченных солдат, с дикими глазами готовых на все недавних выходцев с того света, в изодранной униформе, заляпанной черт знает чем, он малость сбледнул лицом. Но Доплер, приветливо скалясь, продемонстрировал ему ладонь с камешками. Летчик, выборочно глянув один из кучки на заходящее солнце, решительно отринул всякие сомнения во вменяемости пассажиров, энергично кивнул головой и открыл кормовую дверь-трап. Два раза звать не пришлось, отряд мигом загрузился внутрь.

– А клевая у твоего корабля расцветка, отец. Помогает при пожаре? – ухмыляясь, спросил Слэш, пока летчик осматривал камешки. Понимал он в них толк или нет, непонятно, но выглядел при этом солидно. Не прекращая своих манипуляций, летчик ответил на подначку: