Стражи. Боги холода

– Бегите. Бегите к Яну, Татьяна Владимировна. И не оглядывайтесь, пожалуйста. Мне это будет не очень приятно, – вежливо сказал Олаф, и слегка подтолкнул ее.

Таня побежала по заваленному обломками камня и непонятным, рассыпающемся в прах, мусором, тоннелю.

Она почти не обратила внимания на мертвые тела, лежавшие поперек прохода. Эти люди встали на пути Яна, значит они были врагами..

Раздался позади низкий медвежий рев, и человеческие крики. Ударили и смолкли короткие очереди, снова взревел медведь.

Спотыкаясь, падая, сбивая в кровь руки о каменное крошево, она пролетела площадку, на которой незадолго перед этим сошлись Вяземский и Ицкоатль, не заметив тела индейца, и резко остановилась перед широкой лестницей, стараясь охватить взглядом открывшуюся картину.

В огромном подземном зале шел бой.

Точнее – схватка одного со многими.

Тане хватило доли секунды, чтобы охватить взглядом картину происходящего.

Ян прорывался к дальнему концу пещеры, где на широком возвышении была установлена каменная плита, выполняющая роль алтаря. На плите двое индейцев удерживали человека, прижимая к камню его руки и ноги.

Мертвые тела с распоротыми грудными клетками лежали у основания плиты, заливая камень кровью.

А над жертвой нависло жуткое порождение ночных кошмаров. Когда-то оно, наверное, было человеком, но прошедшие с того времени века, превратили его в иссохшую, похожую на богомола, мумию. Сухая кожа отваливалась невесомыми чешуйками при каждом движении, челюсти двигались с трудом, выплевывая слова заклинания, и лишь глаза горели нечеловеческим торжеством.

Похожая на узловатый корень рука, сжимавшая жертвенный обсидиановый нож, стремительно опустилась.

Мертвый жрец торжествующе поднял над головой кровавый пульсирующий комок плоти и проревел длинное, казалось, состоящее из одних согласных, слово.

Тане показалось, что по залу пробежала волна тьмы.

Но времени отвлекаться не было.

Ян отчаянно отбивался тяжелой на вид палицей от наседающих на него охранников жреца, вооруженных копьями и короткими дубинками.

Пока ему удавалось их сдерживать, но долго так продолжаться не могло. Вот копье промелькнуло в миллиметре от его щеки, Ян поскользнулся, и с трудом удержал равновесие.

Эти сволочи собирались убить ее любимого.

И Таня стала делать то единственное, что могла сейчас – стрелять.

Первой же короткой очередью она скосила индейца, метившего Яну копьем в бок.

Поднявшись во весь рост, она медленно пошла вперед, поливая зал короткими очередями. Автомат грохотал, бился в неумелых руках, но все же пули находили свои цели. Опасаясь, что заденет Яна, Таня перенесла огонь на индейцев, стоявших вокруг алтаря.

Только сейчас она заметила, что кроме них у каменной плиты стоит седой старик с окровавленным ножом. Резко вытянув руку с ножом, он открыл рот, чтобы что-то крикнуть.

Татьяна нажала на курок, и очередь отшвырнула тело жреца Чернобога от алтаря.

Вяземский раскроил голову последнего противника, и прыгнул туда, где жрец-мумия и последний оставшийся в живых индеец поспешно клали на алтарь последнюю одурманенную жертву.

Метнув палицу в помощника жреца, Ян схватил сухую руку, сжимающую нож и противники застыли в хрупком равновесии.

Мертвые губы жреца раскрылись и он прошипел одно единственное слово.

По залу поплыл тонкий, сводящий с ума, звон.

Непроницаемые глаза жреца завораживали. Ян чувствовал, что проваливается в них, падает, падает…

– Ты будешь падать целую вечность, – прошелестел в его голове бестелесный голос, – А когда мне надоест, ты упадешь на жертвенник, и я вырежу твое сердце. И принесу в жертву своим богам.

Ян не видел, где он, не чувствовал своего тела. Он знал, что все еще сжимает руку жреца, но не мог пошевелиться. Тела больше не было.

Остался только разум, блуждающий в непроглядных глубинах тьмы, заполняющей то, что когда-то было человеком.

– Этого человека больше нет, смертный, – шептал ему голос, – Он умер. Умер с радостью, чтобы родился я – Говорящий с Тецкатлипокой. Я буду существовать вечно. А хочешь увидеть, что будет, когда мой господин войдет в этот никчемный мир?

Перед взором Яна возникло видение.

Развалины огромного города посреди выжженной равнины. Улицы, забитые ржавеющими остовами автомобилей. Кутающиеся в лохмотья люди пробираются среди руин, стремясь к центру города, где возвышается титанических размеров пирамида, на вершине которой восседает существо с телом человека и головой ягуара.

Люди падают на колени, моля даровать им хоть немного еды, света, хоть немного жизни.

Тецкатлипока указывает на женщину, стоящую у подъезда обрушившегося дома, и двое жрецов, бродящих в толпе, подхватывают ее под руки. Бог манит их к себе, и жрецы возносятся в воздух, поддерживая обмякшую от ужаса жертву.

Взлетает в воздух рука, сжимающая жертвенный нож.

Бог запрокидывает голову и визгливо хохочет.

Услышав пронзительный звон, Таня упала на колени, закрывая руками уши, и зажмурилась.

Она стоит на опушке черного, засыпанного снегом, леса. Тело терзает неимоверный холод. Губы начинают дрожать от холода, и она обнимает себя руками за плечи, чтобы хоть немного согреться.

На нее надвигаются ледяные сани, и она видит равнодушные лица Мораны, Чернобога и Тецкатлипоки, глядящих на ничтожную смертную.

Она понимает, что сейчас умрет. Но почему-то знает и другое – где-то там, позади, из последних сил сражается Ян. Быть может, она сможет подарить ему несколько лишних секунд.

Дрожа, она выпрямляется, и разводит руки в стороны в жалкой, нелепой попытке преградить путь всемогущим богам.

– Нет, – шепчет она чуть слышно, и чувствует соленый вкус крови на губах.

Сани замедляют свой бег.

Тецкатлипока неторопливо поднимает исходящее дымом зеркало, висящее у него на боку, и вглядывается во что-то, видимое только ему одному. Нестерпимо медленно текут секунды. Тане кажется, что само время умерло на опушке этого леса, замерзнув и рассыпавшись снежной пылью.

Наконец, бог опускает зеркало и молча трогает Морану за плечо.

Богиня смотрит на девушку, и величественным жестом касается изогнутой дуги возносящегося над головами богов, санного полоза.

Сани сворачивают и удаляются вдоль кромки леса.

Таня слышит презрительный смех Мораны и без сил валится в снег.

Блуждая в темноте, Ян чувствует легкую, почти незаметную дрожь, прошедшую по телу жреца.

Он чувствует, как его касается женская рука, и голос Тани шепчет: – Я здесь. Я с тобой.

Изо всех сил Ян давит, и рука с ножом поддается. Колодцы пустоты удаляются, он видит перед собой мертвое лицо мумии и, рывком разворачивает руку жреца с зажатым в ней ножом. Навалившись всем телом, он вгоняет рукоять жертвенного ножа в грудь Говорящего с Тецкатлипокой.

Жрец валится на камни, рядом с алтарем.

На зал обрушилась тишина.

С трудом открыв глаза, Таня попробовала сесть. Тело все еще била крупная дрожь, по нижней губе текло что-то горячее и соленое. Вытерев губы, она увидела, что рука измазана кровью.

Глазами она искала Яна.

Вяземский сидел, привалившись к алтарю, рядом с рассыпающимся в прах телом жреца.

Увидев, что Таня смотрит, он слабо улыбнулся, и попытался подняться.

Левая рука Яна висела плетью, он шатался, но смотрел на Таню не отрываясь.

Шаг за шагом он шел к ней через зал. Подойдя, опустился на колени. Поднял здоровую руку, и погладил по щеке.

– Я слышал тебя. Там. В темноте. Ты спасла нас.

Она ответила, глядя ему в глаза:

– Просто я люблю тебя.

Поддерживая друг друга, Ян и Таня выбрались из прохода.

Как только они вышли из часовни, стены здания затряслись, и, с тяжелым грохотом, ветхое строение рухнуло, погребая под своими руинами всех, кто погиб в эту ночь.