Дауншифтер (СИ)

— Ты и стол успел осмотреть? — изумился Сарсембаев.

— А чё такого? Раз уж зашёл… Держи-ка ты «макарку», Ильяс, плохо, когда вообще без короткого ствола, — неожиданно для всех объявил Мишка.

— Ты серьёзно? — оторопел промысловик, принимая из рук Сомова тёмно-коричневую кобуру с ПМ.

— Серьёзно, серьезно. Забирай.

— Ну, братишка, такого подгона никогда не забуду! Простава за мной.

— Может, там ещё есть? — задумчиво предположил Дима.

— Загляни, кто мешает, — подзадорил его Сомов, вылущивая патроны на ладонь. — Хотя вряд ли там оружие осталось. На стенах не висит, сейфы открыты. В столе тоже пусто. Один труп охранника — один комплект. Так, мне нужна чистая тряпка.

— Ты и сейфы успел обшмонать! — вырвалось у меня. Вот это скорость работы!

— А не надо было? Мужики, не тупите.

Долго тупить не пришлось.

Громко скрипнула дверь второго балка, возле которой я стоял. Она внезапно распахнулась настежь, и на улицу выскочил страшный взъерошенный человек с окровавленным топором в руке. Кто-то из наших вскрикнул, мне же, не успевшему ничего понять и оценить, пришлось действовать на рефлексах, автоматически.

АК-105 остался висеть на груди. Стоял я удобно, выскочивший был ниже меня на полторы головы, буквально рядом, он просто напрашивался. В ту же секунду я провёл сильнейший маваши правой ногой, влепив идеально. Сознание мужика тут же отключилось. Безвольно вытянув ослабшие руки вдоль туловища, он смиренно закрыл глаза и ровным столбиком повалился набок. Как сосна под бензопилой.

— Убил! — истошно заорал Новиков, и было непонятно, возмущение или восхищение звучит в его голосе.

— Убить не убил, а срубил чисто, — сидя на корточках перед телом, Сарсембаев поймал на руке поверженного пульс и оглянулся. — Воду дайте.

Гумоз протянул флягу и заметил:

— Да уж, от всей души. Боюсь, он после этого дураком останется. Ты кто такой, чёрт?! — рявкнул он после того, как мужичок разлепил глаза. Открыл, хлопал и молчал.

— Машинально! Он же сам на меня выскочил! — спохватился я, оправдываясь. — С топором! Ну, я и стукнул маленько…

— Хренас-се у тебя маленько, — проворчал Ильяс, поднимаясь. — В следующий раз половинь, что ли, а то действительно на тот свет человека отправишь.

Топор лежал в сторонке, куда его ногой оттолкнул Новиков.

— Вахтовик я, моторист промприбора, — несколько неразборчиво ответил ушибленный, тут же начав торопливо вываливать: — Демьяном меня зовут, а мужики Везунчиком прозвали, Везуном. Ох, бог, а рази же не везёт? Ещё как везёт! Гестаповцы не пристрелили, гады не порвали, успел спрятаться, значится… Вот только зарплата накрылась, как её теперь выцарапать-то? Мужики, а вы на машине, да? Где она? А кто меня вырубил?

Он начал нервно оглядываться вокруг маленьким морщинистым лицом, лисьим каким-то, что ли.

— Из Каменных Крестов же, да? Мне бы в посёлок, мужики, а уж там я на попутке мышкой сдрисну… — Демьян вытащил из кармана синей с белыми полосами спецовки без логотипа мятый носовой платок, намочил из фляги и приложил к растрёпанной голове.

Мы внимательно рассматривали выжившего, не торопясь отвечать. Успеется, вопросов у него будет много, а все ответы плохие.

— Остановись, не болтай! Внимание, вопрос: на прииске ещё кто-то остался в живых? Слышишь меня? — гаркнул Ильяс.

— Что? Живые? Башка болит… Не видел я никого и не слышал. Да леший с ними, какая теперь разница. Я свою жизнь веду, они свою. Тут уж, кому свезло, а кому поминки. Где машина-то, чего молчите, мне бы до Северо-Енисейского… Поди, возьмут на попутке, я и отработать могу, — говорил он больше себе, чем кому-либо ещё.

— Нет попуток, — прервал его Новиков. — Зона закрыта, никого не выпускают, особый режим. Вам тут что, не доводили?

— Так ведь и здесь режим, дядя. Чисто концлагерь. Клипы музыкальные показывали. Ох, куда же теперь? Мне в посёлке обретаться никак нельзя, заметут! Мужики, что делать-то? Посодют!

— Можешь остаться здесь вольным человеком, — хмыкнул я.

— Шта? Шутишь, дядя? — стиснув зубы, он зло прищурился. — Тебя бы ко мне в балок вчерась…

— Демьян, это он тебя уронил, — по-дружески предупредил везунчика Гумоз.

Тот сразу отскочил метра на четыре, быстро потирая ушибленное ухо. И, глядя на меня с испугом, по-рыбьи начал раз за разом широко открывать рот, а потом громко и протяжно заорал на одной ноте, после чего пулей исчез в любимом балке.

— Обалдеть. Похоже, он действительно дурачком остался, — пробормотал я, кисло улыбнувшись. — Сильно ударил. Ну, вышло так, вышло!

Однако Новиков поднимая к плечу карабин, смотрел в том же направлении, что и Везунчик.

И не на меня, а куда-то за спину. Что ещё?

Пытаясь как можно быстрее увидеть цель, мы странным образом искали её где угодно: у въезда в карьер, вокруг экскаватора, стоящего на самом виду, по обе стороны от громады промприбора и вдоль короткой дороги, ведущей к грохоту.

Но только не на центр поляны.

А она стояла там — очень высокая, судя по траве и кустам по соседству, худая женщина с распущенными волосами. Длинными и седыми. В живописном, если этот эпитет может соответствовать ситуации, тряпье неопределённого цвета и с каким-то убором на голове в виде шлема с висюльками по бокам. Я смотрел на неё через открытый прицел, а мужики разглядеть незнакомку в оптику не успели.

— Это опять она! — истерически заорал везунчик из глубины балка, отчего все невольно вздрогнули. — Валите чертовку, валите! Главная у них!

Мы опять вскинули стволы, но женщины на месте не оказалось.

— Где баба-то? — выдохнул Ильяс, до белизны пальцев сжимая карабин.

Женщина тем временем снова невозмутимо глядела на нас. Непостижимым образом она переместилась далеко в сторону и теперь стояла под склоном, по которому в долинку недавно спускалась группа. Вот она подняла вверх костлявую руку, широкий рваный рукав парашютиком свалился на плечо… И призывно помахала, словно предлагая подойти ближе. Ага, как же, сейчас!

Никто не успел выстрелить.

Вокруг женского силуэта призрачным овалом неожиданно возникло белое свечение. Облачко быстро становилось всё ярче и ярче, и вдруг бесшумно взорвалось, выпустив в стороны росчерки серебристых стрелок!

— Твою мать… Синильга! — простонал Новиков, и мы ответили ему слабым эхом последнего слова.

Из огромного молчаливого леса повеяло ледяным ветерком.

— Стреляйте! — всё ещё призывал всех ушибленный.

И тут она побежала. С дикой скоростью перебирая ногами, чертовка, или кто там явился перед нами из ниоткуда, в несколько мгновений пересекла поляну поперёк и скрылась в чёрной тайге!

— Ну, во-от! Упустили, придурки! — подвывая от страха, заревел трясущийся моторист промприбора, выбираясь наружу.

А тайга жила своей обычной жизнью. Степенно покачивали верхушками старые ели, трепетали молодые листья берёзок, полосатый бурундук бесстрашно пробежал совсем рядом по прошлогодней хвое и юркнул под один из балков. Суетились на своих тайных тропах мыши, где-то тонким свистом перекликались мелкие птицы.

— Жди беды, сейчас приведёт, — неслось из-за спины.

— Заткнись на шконке! Такие наводки нам знакомы, — отметил Гумоз, закидывая на шею так и не протёртый тряпицей «кедр». — Командир, что мы в таких случаях делаем?

— Сваливаем галопом, что ж ещё, — без труда вспомнил я.

Глава восемнадцатая

Трудный путь к Таймуре

Ох, и сложная ты нравом, речка Батоби!

Через каждую пару километров меняешься… Теперь мне стало понятно, почему Ильяс Сарсембаев не хотел добираться к отъезжей избе по ней, следуя против течения. Сплавляться с вырубленным мотором вполне можно, сберегая винты на мелях, пусть они почти у всех поселковых и защищены решётчатыми кожухами. Двигаясь вверх, подвесник не выключишь.

Стояла жаркая безветренная погода. Повылазило много мошкары, комарья и даже оводов-паутов, пик активности которых уже прошёл. Хорошо, что запаслись репеллентами.