Варшава и женщина

непохожим на то, что было в книге, на фотографии. Но вот она шевельнула губами, словно хотела что-то сказать, линия губ ожила – и мечтанный образ стремительно воссоединился с этой девушкой, одиноко стоящей возле паровоза.

Юлиан дрогнул под своим зонтиком и, не закрывая его, ворвался под навес и побежал по перрону. Доротея смотрела на бегущего к ней невзрачного человека, и голос Янины насмешливо прозвучал у нее в ушах: «Это, значит, и есть твой знаменитый варшавский выкрест?»

А он уже подлетел, задыхаясь, хотя бежать было совсем немного, схватил ее чемоданчик, рванулся было прочь, увлекая ее за собой, но вдруг остановился, выронил чемодан и побледнел.

– Ведь это вы? – спросил он. – Я не ошибся?

– Я, – сказала Доротея. – Ради Бога, не размахивайте так зонтиком, вы мне глаз выколете, пожалуй.

Но он все еще колебался, охваченный страхом.

– Вы – Доротея? – настойчиво повторил он.

– Я, – еще раз сказала она.

Тогда он обхватил ее за спину и чуть прижал к себе. Стоять так было неловко, и, чтобы не упасть, Доротея ухватилась за Юлиана руками.

– Ох… – прошептал он. – Я до сих пор… не верится как-то…

– Идемте же, – сказала она, высвобождаясь. – Ужасно хочется, чтобы тепло и под полом не стучало.

Она подала ему свой чемодан, нырнула под зонтик и взяла Юлиана под руку.

Под ногами у них бежали ручьи. Мокрые фасады глядели со всех сторон пестро и подслеповато. Трамваи, проскрежетав на повороте, исчезали в струях воды, которая тотчас заглушала все звуки.

Юлиан вел Доротею, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы не спугнуть ее. От этого рука у него одеревенела. Потом стал неметь обращенный к Доротее бок. Затем частично отнялась нога.

– Вы что, хромаете? – спросила Доротея с подозрением.

«Он еще и колченогий! Поздравляю, душечка, – приобретение!» – подхватила в ее голове Янина. А может быть, мама – Доротея не поняла.

– Нет, обычно я не хромаю, – ответил Юлиан. – В нормальных условиях я вполне не хромаю. Это от волнения… Вы – и вдруг… А если я все-таки обознался? Очки совсем залило водой… Или вы ошиблись, и вам нужен совсем другой человек. Такие случаи бывают. Однажды некая пани Михальская, очень красивая женщина, знаете – такая белокурая, – Юлиан, вертя кистью, помахал у себя над головой, – но совершенно без царя в голове, поехала из Познани в Краков. В Познани она живет, а в Краков ей зачем-то захотелось. Или по делу, не знаю. Ей обещали, что в Кракове, на перроне, ее будет ждать один человек, знакомый ее знакомых. Он ее встретит, устроит жить на несколько дней, ну и все такое… Покажет достопримечательности, поможет с покупками. А она, мол, хорошо бы передала ему костюм. Понимаете, он собирался жениться, но костюма покупать не хотел, или просто денег у него не было, точно не знаю, а у этих знакомых в Познани как раз имелся один черный костюм. Его берегли для дедушки на похороны – в гроб одеть (старичок придавал этому большое значение). Пока дед не помер, решили, стало быть, одолжить для свадьбы. И вот таким образом пани