Ад уже здесь

— Николай, — буркнул Васнецов.

— Тезка, значит. — Комиссар улыбнулся. — Я тоже Николай. Николай Андреевич. Старший комиссар-наблюдатель главного политического управления наблюдения и профилактики.

— Я бы сказал, что очень приятно, но это ни хрена не так, — продолжал ворчать Васнецов, глядя на него исподлобья.

— Понимаю. От общения с офицерами отдела профилактики и безопасности вообще мало приятных впечатлений. Но я, право, не думал, что некоторые сотрудники оного ведут себя подобным недостойным образом. Хотя, наверное, у вас там создают именно такое представление о наших органах безопасности.

— У нас? — Николай удивился. — Это где это у нас?

— В легионе.

— Какой, к чертям, легион… — Васнецов вдруг запнулся и понял суть происходящего. Это вызвало в нем непреодолимое желание расхохотаться, что он и сделал. — Черт бы вас побрал! — воскликнул он хохоча. — Черт бы вас всех побрал!

— Отчего вы смеетесь? — Комиссар пожал плечами.

— Зачем вы цирк этот разыгрываете? Да, я молод! Да, я вырос уже на пепелище мира! Но я не идиот! Я книжки читал и знаю этот прием, ясно вам?! Злой следователь, добрый следователь… Херня все это! Мы не Гау! И бросьте ваши потуги бесперспективные! Мы прилетели вчера из Екатеринбурга! На самолете прилетели! На СА-МО-ЛЕ-ТЕ! Ты когда последний раз видел самолет, дядя?! Я сын русского офицера! Среди нас еще два офицера! Моряк и летчик! Настоящие офицеры, которые до сих пор о присяге не забыли! И брат мой названый, которого мои родители приютили, когда все гаркнулось! Так какого хрена вы клеймите нас какими-то Гау?!

Николай сорвался на крик и готов был броситься на этого человека. Однако комиссар сохранял спокойствие и внешне никак не реагировал на этот эмоциональный взрыв.

— Следователь уверяет, что ваши товарищи сознались в принадлежности к Легиону Гау. Как вы это прокомментируете?

— Ваш следователь — козел! Это ложь наглая! Вы меня не сломали, а Варяга и Илью вообще никому не сломить! Они воины! Они не могли оговорить себя! Это брехня все!

— Ну ладно. А с какой целью вы прилетели?

— А вот подите вы к черту, товарищ тезка. Мы об этом скажем только вашему Старшине. Нам нужна помощь. Потому что мы взяли на себя ответственность за выживание всех оставшихся на земле. Вы себе не представляете, какая угроза над всеми нависла!

Комиссар улыбнулся и покачал головой.

— Ладно. Я доложу о вашей просьбе товарищу Старшине. — Он улыбнулся и, повернув голову в сторону двери, крикнул: — Конвой!

В кабинет вошел вооруженный вояка, которого в темноте запросто можно было бы принять за молохита. Огромного роста, с плечами, которые, наверное, были созданы, чтоб на них таскать гаубицу. Шея едва ли не шире круглой головы с покатым лбом.

— Слушаю, товарищ комиссар, — произнес он неестественным для своей внешности мягким голосом.

— Задержанного в коридор. Ждать меня. А пока пригласите сюда следователя Ежова.

— Есть. — Конвойный кивнул. — Задержанный, встать!

Николай поднялся.

— Руки за спину, смотреть в пол! На выход!

Васнецов повиновался. Он вышел в коридор. Там стояло еще несколько бойцов. Николай видел только ноги.

— Лицом к стене! — крикнул другой вояка.

Николай выполнил и краем глаза заметил, что лицом к стене стоят еще три человека. Он повернул голову. Это были его товарищи. Варяг, Людоед и Славик.

— Мужики, вы как? — тихо спросил он, обрадовавшись. — Мне сказали, что вы…

— Не разговаривать! — заорал кто-то прямо над ухом и ткнул его автоматом в спину. — Головой упереться в стену и смотреть на свои ноги!

Мясник-следователь Ежов вошел в свой кабинет.

— Ну что? — спросил он у комиссара.

— Он не глупый, как и его друзья, — пожал плечами комиссар. — Правда, излишне эмоциональный. Разговорить его легко. Только для этого надо быть не костоломом, а психологом.

Ежов тихо хохотнул.

— Да ладно тебе, Андреич.

— Плесни-ка мне воды. — Николай Андреевич перебил следователя и кивнул на графин. Ежов налил стакан и протянул комиссару.

— Холодная, зараза, — поморщился тот, отпив, и стал растирать горло. — Гланды болят неделю уже.

— Лечиться тебе надо, Андреич.

— Посмотрим…

— Ну, так что он рассказал тебе?

— Про самолет раскололся практически сразу. Я же говорю, подход нужен грамотный. Значит, не почудился пограничному дозору вчера летящий самолет. Очень интересно.

— Даже так, — хмыкнул следователь. — И куда их сейчас?

— Пока в карантин нашего управления.

— Ну ладно. А с чего вашему управлению этим делом заниматься? Это ведь наш хлеб. У вас задачи другие. Тут же рядовой случай, если не считать, конечно, самолет.

— Другие. — Комиссар кивнул. — Только Старшина это дело на личный контроль взял.

— Сам Старшина? Это почему? — Ежов удивился.

— Во-первых, самолет. Событие из ряда вон. Во-вторых, очень интересная у них машина. Ну и в-третьих, груз. То, что гвардейцы при досмотре там обнаружили и сразу доложили напрямую Старшине, минуя инстанции. Вот он и заинтересовался, что это за люди.

— Да титорасы это! Ежу понятно! — усмехнулся следователь.

— Ежу, говоришь, понятно? — Комиссар посмотрел на Ежова с пренебрежением. — Но если ты забыл, я тебе напомню, что Старшина не еж. И я, представь себе, тоже. Мы люди.

Следователь нервно кашлянул.

— Андреич, я не то имел в виду…

— Подумай сам. У Титоса есть великолепные диверсанты из числа легионеров. И есть тысяча способов проникнуть скрытно на территорию Новой Республики и приблизиться к нашему городу. Диверсанты Гау могли такое сделать. Другое дело, что бы это им дало? Группа должна быть маленькой для пущей скрытности, но малая группа не в состоянии произвести сколь-нибудь значимую акцию у нас. Если только у них нет чего-то особенного. Эти четверо могли нас уничтожить всех одним ударом. Однако они этого не сделали, а перли открыто, да еще и остановились на границе и не оказывали никакого сопротивления. Почему? Ответ очевиден. Они не Гау. Они издалека и о местных делах вообще понятия не имеют.

— Погоди, Андреич. А чем они нас могли…

— У них в машине ядерная бомба.

Ежов раскрыл рот и выпучил глаза.

— Что?..

— Ты не ослышался. Диверсионный ядерный заряд. Они могли пустить его в ход, скрытно подобравшись к городу. Но они этого не сделали. А ты знаешь Гау. На них не похоже.

— Нет, погоди, атомная бомба?!

— Слушай, дружище, не трепись об этом. — Комиссар наконец поставил стакан на стол. — Стульчик под тобой и так очень шаткий.

— То есть?

Николай Андреевич направился к выходу и, обернувшись у двери, произнес:

— Если я еще раз узнаю, что ты пытаешь задержанных, я заведу на тебя дело. А ты знаешь, как относятся в политуправлении к нарушителям старшинистической морали.

— Андреич, ты чего! — воскликнул Ежов. — Мы же не первый год знаем друг друга!

— Вот именно. И поэтому ты должен хорошо понимать, что я не шучу. Будь здоров.

И комиссар-наблюдатель вышел из кабинета.

15

СТАРШИНА

Это становилось уже дурной привычкой — находиться в карантине. На сей раз не было клетки, как у московских конфедератов. Не было уютной комнаты с музыкой из динамика, как у рейдеров. Был карцер со скрипучей кроватью. Холодный и сырой. С тусклым светом. Электричества едва хватало, чтоб хоть чуточку накалить вольфрамовую нить спрятанной в плафон из толстого мутного стекла лампочки. Но удручало не это. Удручало то, что в этом карантине их держали отдельно друг от друга. Николаю уже казалось, что он прошагал несколько километров, меряя шагами карцер из угла в угол. Останавливался. Тупо смотрел на паутины трещин в стене из крупных шлакоблоков. Снова мерил шагами. Поговорить с товарищами так и не удалось. Конвой воспрещал это делать, пока их сюда вели. Хотя, быть может, их разлучили сразу. Ведь глаза им снова завязали. Во всяком случае, они живы и здоровы. Уже это должно было радовать. Но настроение были подавленным. Даже снисходительное обращение комиссара не оставляло положительных впечатлений. Они ведь хотели добыть топливо и сократить время пути при помощи все того же самолета. Но теперь получалось, что им предстоит пробыть взаперти неопределенное время.