Цитадели

Услышав про «хиты», выменянные на сигареты, Антошка и Вика злобно зашипели: «Ах ты, жулик поганый! Мы там старались, с гоблинами бились за каждый „хит“, а он их выменивал». Андрей же хитро улыбнулся и продолжал:

— Я пачечку на пенек и положил. На следующий день смотрю — на пеньке два зайца лежат, свеженькие, а из пачки только пять сигарет убыло. Смекаю, — люди тут честные, но у них своя система ценностей, как на зоне. С тех пор и пошло. Я по лесу иду, показываю — вот эти деревья, эти и эти — нужно срубить! Так они и рубят, и в сторону оттаскивают. И жратвой снабжают. На зайцев этих я уже и смотреть-то не могу. Хорошо, недавно кабаненка принесли. Правда, хлеб и крупа закончились, но ничего. Соль пока есть. Вот только (грустно вздохнул рассказчик) пеньки они корчевать не умеют и огня не любят. Тут уж самому приходится.

— Андрей, а ты, — тихонечко спросил я, начиная догадываться о нежданных помощниках. — Ты аборигенов своих хоть раз видел?

— А на фига? — искренне удивился он. — Они не хотят, а мне что — надо? Я — человек гордый. Мне и одному хорошо. Только… скучно иногда бывает. Был у меня тут напарник, было б полегче. Хоть словом бы с кем перемолвиться.

— Андрюша, а ты хоть понимаешь, кого «припахал»? — сдерживал я хохот. Дядька Аггей, смекнувший все раньше меня, уже ржал, потихоньку заражая смехом Вику и Антона, не понимавших, правда, над чем смеются.

— Да кто их знает? Ну дикари какие-то. Только — честные дикари. Мне даже и неловко — столько переделали за какие-то паршивые сигареты… Помнится, когда бомжей припахивал, так по пачке на рыло выходило… А чего вы гогочете-то? Ну припахивал я бомжей, а что такого? Бывало, опорный пункт занесет снегом, кто его разгребать-то будет? А бомжи, за пачку сигарет да за «Трою» все перекидают…

Чуть не плача от хохота, держась за живот, я выдал:

— Только российский мент способен припахать не только бомжей, но и леших!

Сообщение о леших, трудившихся на него, как таджикские гастербайтеры, вызвало совсем не ту реакцию.

— Лешие, говоришь? — с тихим ужасом сказал Андрей. — Ё-мое! Так я их табаком снабжал? А если это для них наркотик? Что же, бывший мент и наркодельцом стал? Бля… так я же их, паскуда, наркоманами сделал! Невинных ребят на наркоту подсадил?!

Глядя на Андрея, нам уже стало не до смеха. И впрямь… Я обеспокоенно посмотрел на нашего главного консультанта по нечистой силе. Но Аггей только пожал плечами. Что он мог подсказать? Если с чаем еще вопрос спорный, то табака в его время, на Руси точно не было! Во времена Смуты и казаки еще не дымили «люльками». А уж на острове Аггей точно не мог познакомиться с табаком и пояснить, как он может повлиять на хрупкий организм леших. Конечно, приходилось читать байки и былички, где умные охотники, задабривая леших, оставляли им на пенечке водочку да табачок… Так то в байках, сочиненных не раньше девятнадцатого века теми, кто леших видел после второй бутылки и без закуски.

— Стой, хлопцы, погоди волосы на заднице рвать! — вдруг требовательно сказал старик. — Парень, у тебя эта трава осталась? Тащи сюда.

Андрюха рыбкой заскочил в палатку и пулей вылетел обратно, держа в руках последнюю пачку «Примы». Дед, осторожно вытащил сигарету, повертел ее так и эдак, понюхал. Скривился. Разорвал бумажку и принялся внимательно рассматривать табак. Рассмотрев, растер в мелкую пыльцу и осторожно «зарядил» одну ноздрю, прислушался к чему-то (может, к внутреннему голосу?), а потом чихнул так громко и звонко, что мы отпрыгнули от него метра на два. Дядька Аггей, с удовольствием чихнул еще разок, «зарядил» вторую ноздрю и «вдарил» так, что сверху посыпались шишки…

— Ух, хорошо, — сморгнув слезу, с удовлетворением сказал дед. — Ап-пч-хи! Апч-хи-упс!

Пока старик прочихался, Андрей задумчиво изрек:

— А я-то всё думал — откуда гремит, если небо ясное?

Минут через пять довольный и даже какой-то умиротворенный, дед высказал свое мнение по поводу наркотика:

— Не боись, парень. Ничего плохого им от зелья не будет. И мозги прочищает и соплей — как не бывало! Только — нужно в умеренных дозах принимать. А лешие, ясно-понятно, они свою меру знают.

— А ты, дедушка, откуда знаешь? — подозрительно покосился Андрей.

— Да я сам такой, как лешие, — искренне ответил дед, заставив нас поверить ему на слово. — Словом, ясно-понятно, ни хрена лесовичкам не будет. Они, когда мухоморы сушат да ими нажираются, чего только не выкомаривают! Но вот водки и самогона — ни-ни. С этим у них строго! Ихний старшина, он завсегда бдит, чтобы — ни капли! А если, кого заметит пьяным, может и в болото выгнать, к кикиморам. Они болото страсть как не любят — очень уж мокро.

— Дураки, — «тонко» подметил заметно успокоившийся Андрей. Потом полюбопытствовал: — А чего они еще после мухоморов выделывают?

Дед хохотнул:

— Как щас помню — затащили как-то валун на сосну. Зачем, спрашивается? Потом, когда очухались — стали снимать. Негоже, ясно-понятно, чтобы валуны-то по соснам росли. А уж, какие пляски откалывают! Как-то раз, когда чересчур переборщили — летать удумали. Забирались на деревья — и вниз. Брякнулись, ажн головы в землю ушли.

— И что? — обеспокоилась Вика. — Убились?

— А чего с ними сделается? — рассудительно ответил дед. — Потом те, кто поумнее, ясно-понятно, своих выкопали да и ушли.

— Как-то странно, — произнес доселе молчавший Антон. — Водки — нельзя, а мухоморы можно?

— Ничего странного, ясно-понятно. Если лешие начнут пить, то станут как люди. А на хрена, спрашивается, им людьми-то становиться? Им и так хорошо.

— Вот и славно, — заключил я, давая народу понять, что пора «закругляться». — В следующий раз мы тебе сигарет подкинем. Или закажем нюхательного табака. Он вроде даже в продаже есть. А нам пора.

— Э, подождите-подождите, — засуетился вдруг Андрей. — Вы же мне не рассказали, как вы-то там? Вика какая-то похудевшая, ты хромаешь… Что там у вас творится? Как там Гном с секирой?

— Убили Гнома, — вздохнул я.

— Как убили, кто? — обомлел Андрей.

— Долго рассказывать, Андрюша, — ответила Вика. — Как-нибудь в другой раз. Зайдем на огонек, поболтаем. Верно, Олег?

Вика назвала «Андрюшей» человека, в два раза старше ее, с такой интонацией, что Андрей понял — Вика имеет на это право. Как будто — старше была она. Что ж… после всего того, что пережила эта девочка, ей уже никак не быть тем наивным ребенком, каким она была до прихода в крепость… А жаль…

Когда мы уже совсем собрались, дядька Аггей заявил:

— Ребята, а идите-ка вы одни. Я бы пока тут побыл, если хозяин не возражает.

— А чего возражать? — обрадовался Андрей. — Места в палатке хватит. И работы — выше крыши.

— Вот и я про то. Дом-то ведь срубить не сможешь? Верно? Олег Васильич, — повернулся дед ко мне. — Насчет карликов этих я все, что узнал, рассказал. Ну Бориски-то уже нет, а Славка тебе все сам объяснит. Ну ребята, до скорого! Буду к вам в гости заходить, девок щупать…

На прощание дядька не удержался от «комплимента» Вике:

— Ты, девка, смотри, чай мой пей да жопу нагуливай. Проверю!

— Вы, дедушка, лучше за своей смотрите, а то она у вас совсем рассыпалась… Хоть ведро подставляй!

— Ух, шельма маленькая, опять старика уела! — радостно хохотнул дядька Аггей, а потом, потеряв к нам всякий интерес, обратился к Андрею: — Пора лес заготавливать на дом, да на баню, чтобы к следующему году просох. Лето к концу катит, ясно-понятно, скоро осень, а потом и зима. А пока времянку какую-нить соорудим.

Андрей раздосадованно махнул рукой:

— Думал я над этим. Хотел сарай из жердей сделать. Жерди можно в две стены забацать, а между ними, для тепла, сена и листьев насовать.

— Лучше мы землянку выроем, а сверху — сруб поставим венца на три. Глиной подмажем, чтобы не «повело», крышу изладим. А печурку, ясно-понятно, из речных камней сложим, — принялся рассказывать Аггей сотоварищу о планах на будущее. — Сейчас главное…

Что там у него главное, мы дослушивать не стали. Оставив мужикам все, что у нас имелось, пошли домой.