Инверсия

— Машутка! — заорал Никита издали. — А что мы вам принесли!

— Что? — еле слышно спросила Замыкающая, но её услышали.

Мастер-наставник уже нёсся по двору, держа левую руку за спиной, а Монах даже не ускорил шага, хотя казалось, будто он не отставал от младшего партнёра ни на йоту. Преодолев последние метры в прыжке — у Маши даже сердце оборвалось, она решила, что её благоверный сейчас неминуемо впишется в массивный стол, и придётся его исцелять от дурных травм, — Никита застыл, как изваяние, а потом растерянно произнёс:

— Грибы…

Тем не менее руку из-за спины выпростал, и в ней обнаружилось берестяное лукошко, полное крупной земляники.

— Настоящая! — счастливо улыбаясь, уверил он. — Не выдуманная. На обратном пути собрали.

— Свидетельствую! — торжественно произнёс Аристарх.

Мальчишки, подумала Маша, как есть мальчишки. Эмоции выплеснули через край.

— Сами-то! — перехватил её красноречивый взгляд Монах. — Зачем вам грибы?

— Да вас же кормить. — Прасковья таяла, попав в жаркое кольцо мужниных рук. — Я вам такое приготовлю, за уши не оттащишь. Особенно Брюса с Витей. Батюшку твоего пригласим. А, Рис? Посидим по-человечески.

Маша уже уплетала землянику. Куда только давешняя истома подевалась.

— Отчего ж не посидеть? — рассудительно сказал Монах. — Давно не собирались вместе. Витюша с Джеком, наверное, уже и забыли, как дом выглядит. Один с девушкой Дженни шляется по периферии галактики, а второй на Азалии дельфинов разводит.

— Азалия — это что? — с любопытством спросила Прасковья.

— Планету он так назвал. В созвездии Волопаса. Очень она ему понравилась. Воды много. Больше, чем на Земле. Три невеликих материка, а остальное — вода. Очень тёплые и чистые океаны. Вот он притащил туда дельфинов и теперь занимается селекцией. Говорит, сплошное удовольствие.

— Он там один, что ли? Бедняжка.

— А ему пока никто и не нужен, — утешил жену Аристарх. — К тому же, что значит один? Если его позвать, глазом моргнуть не успеешь, как здесь будет.

— Да, — поддержал его Никита, — стоит свистнуть, сразу все сбегутся. Тем более, на ваши грибы. Жаль вот, Макс не появится.

— Он ещё не закончил? — удивился Монах. — Уж три недели как.

— Это у нас три недели. — Мастер-наставник погладил пальцем шрам над правой бровью. — А у него дней пять прошло. Я у Бородина сегодня спрашивал. Там время угловое по отношению к нашему. А вообще-то, какая разница? Всё относительно.

— Ну, жаль, конечно, — протянул Аристарх. — Значит, в следующий раз без него не. начнём. А сегодня выпьем за его удачу. Красного испанского. Полагаю, «Гран Ресерва» подойдёт?

— Обязательно, — сказал Никита. — Удача ему совсем не помешает.

— А потом закатимся в оперу, — мечтательно продолжил Монах. — Я абонировал ложу в Театре Сан Карло. Сегодня дают «Риголетто». Разница у нас шесть часов. Так что успеем. Ты не против, Паня?

— Я только за! — Прасковья погладила руку мужа. — Боюсь, правда, не все любят оперу.

— К их услугам масса других удовольствий, — заметила Маша. — Пусть каждый выбирает на свой вкус.

— Ну как? — осведомился Никита. — Трубим сбор?

Женщины, не сговариваясь, кивнули, а Аристарх одобрительно похлопал мастера-наставника по плечу. Никита отошёл в сторону, сел на травку и начал поочерёдно вызывать друзей. Первым откликнулся Кобыш, потом Тёрнер с Седых, за ними Дорин и Варчук. После небольшой заминки отыскались Хромов с подругой Дженни и Клеменс. Группе Ли было послано отдельное приглашение.

Пока мастер-наставник упражнялся в красноречии, Монах соорудил на полянке, у металлической изгороди, допотопную плиту, взяв за образец кухонную чугунку в доме Плотниковых, накидал в неё дров по всем правилам печного искусства и поджёг. Через несколько минут кастрюли и сковородки уже бурлили и шкворчали, скрывая за волнами пара аппетитные начинки. Прасковья хлопотала у плиты, виртуозно орудуя половниками, деревянными лопатками и ухватами. Аристарх некоторое время с большим удовольствием смотрел на жену, а потом придумал себе ещё одно занятие.

Неподалёку от плиты он запалил костёр, подвесил над ним котелок и начал колдовать над каким-то пахучим зельем. Между тем стали понемногу прибывать гости. Первыми явились Дорин и Варчук, поглядели на развёрнутую картину приготовления яств и тоже загорелись. Почин оказался заразительным. Видимо, простота актов творения порядком надоела. Раф тут же установил барбекю и начал отбивать куски свинины, а Варчук, недолго думая, пристроил рядом мангал. Аппетитные запахи, повисшие над поляной, стимулировали и остальных возникавших из воздуха гостей.

Хромов с подругой Дженни затеяли запекание буженины во взявшейся невесть откуда русской печи, а Седых стал обучать Тёрнера лепке пельменей. Настоящих, сибирских, из трёх сортов мяса с обязательным добавлением оленины.

— Ты понимаешь, Брюс, — приговаривал он, заворачивая кусочки фарша в тонкие круглые листики теста, — это надо лепить с душой, иначе вкус получится дерьмовый. Не то что гости, сам есть не станешь.

— Бон аппетит, — отвечал Тёрнер, заслышав знакомое словечко «дерьмовый».

А Кобыш с Клеменсом жарили дичь. В общем, сам процесс приготовления настолько захватил собравшихся, что они не заметили появления небожителей в лице Тараоки и трёх сопровождающих мужчин. Их как раз кулинарные штудии волновали мало, они расположились за столом, с которого исчезли уже все грибы, и, улыбаясь, наблюдали за снующим мимо людом.

Через пару часов стол ломился. И ведь не от заморских деликатесов, а от приготовленных собственными руками и от этого вдвойне чарующих блюд. Съесть всё было не в человеческих силах, к тому же повара-любители напробовались во время готовки. Поэтому, вкусив от ещё неизведанных яств и запив всё это красным «Гран Ресерва», высокое собрание решило перенести плоды своего вдохновенного творчества в деревню и устроить благотворительный пир по случаю вечера субботы. Ну, не выбрасывать же, в самом деле, такую роскошь! Играю, давно истекавшему слюной, разумеется, тоже перепало.

10

Вьюга бесновалась. Секла лицо жёсткой ледяной крупой, свирепо мела по волнистому насту плотные струи снега, старалась сбить с ног и закрутить в безжалостных смерчах. Февраль в этом году выдался лютый. Впрочем, разгул стихии Макса беспокоил мало. Он стоял совершенно неподвижно и ждал. С равным успехом он мог бы находиться где-нибудь в толще исполинской атмосферы Юпитера или в жерле действующего вулкана. Поставленная защита с необычайной лёгкостью выдерживала любые природные катаклизмы. «А вот парнишке тяжко приходится, — думал он, вглядываясь в мутную серую круговерть. — В такое ненастье да бегом. И лёгкие обожжёт, и взмокнет порядком, а потом стоит остановиться — и всё! Впрочем, не успеет. До полыньи ему осталось — всего ничего».

В этот раз Клюев подготовился намного лучше. Заранее просмотрел всю информацию, касавшуюся двадцатилетнего периода между предыдущим воздействием и нынешней спасательной акцией, и пришёл к странному для себя выводу. В двух критических точках — прошлой и настоящей — по причинам, так и оставшимся для него неясными, Макс не мог спасти своих предков раньше совершенно обусловленного времени. Сначала-то именно такая мысль и возникла: зачем, спрашивается, доводить ситуацию до утопления, если можно пресечь её в корне. Скажем, появиться на пять часов раньше, взять неразумного прапрапрадеда за шкирку и втолковать, что нечего ему делать в таком месте в такую погоду. И всё! Не получилось. Не вышло точно так же, как недавно с зоной, хотя после всего пережитого он почти забыл о том, первом, казусе. Прикидывая траекторию, экс-пилот вдруг ощутил непонятное сопротивление. Что-то мешало ему поступить подобным образом. Присутствовала во всём этом некая раздражающая предопределённость. Нельзя было вмешиваться раньше. Не позволялось. Кем или чем? А бог его знает! Вероятно, его предкам требовалось, обдирая шкуру, приобрести весьма специфический жизненный опыт, чтобы в дальнейшем мировая линия их жизни не искажалась и не заходила в тупик. Дойдя до этой аксиомы, Макс даже не стал рассматривать третий случай и полностью сосредоточился на втором. Тем более что в нём фигурировали уже знакомые ему персонажи.