Кольцо и крест (СИ)

В конце лета отряд снова перебросили на Анзору.

Там продолжалась тихая, затяжная война. Сторонники Цхарна и не ведали об исчезновении своего повелителя - ведь Цхарн для анзорийцев был лишь легендой, символическим образом. В Бешиоре некоторые контактировали с ним, используя наркотические вещества. Для Лервены Цхарн оставил лишь свои Заветы.

Теперь он был отброшен - не мог даже приблизиться к тем слоям, где живут люди. Анзора была пуста и свободна от сагонов.

Но цхарниты - несгибаемые - продолжали все еще партизанскую войну. С этим пока справлялась собственная армия нового Лервенского правительства, да небольшая группа военных с Квирина. Однако, партизаны использовали дэггеров. Часть цхарнитов, видимо, была тайно обучена этому искусству, их дух позволял справляться с черным ужасом. Для борьбы с дэггерами необходимы бойцы ДС. Именно поэтому и направили на Анзору снова 505й отряд.

После долгого перерыва Ильгет все казалось совершенно новым и незнакомым. Акция даже радовала ее. Страха не было, как она ни старалась напомнить себе о предстоящей опасности. Но всю дорогу, все две с половиной недели она испытывала внутреннее возбуждение, так собака радуется выезду на охоту. Шера, впрочем, тоже радовалась. Неизвестно чему.

Остальные выглядели скорее усталыми - ведь так недавно вернулись с прошлой, страшной акции. Снова вошло в привычку собираться в каюте, на этот раз у Дэцина, петь песни. За время учебы никто к гитаре даже не притрагивался, да и совместных мероприятий никаких не было. Безмолвный траур. Но теперь он был кончен - снова в бой, плевать на все.

Оказалось, что Айэла обладает удивительным грудным меццо-сопрано. Она быстро подружилась с Иволгой и вскоре с удовольствием пела "фирменные", переведенные с терранского, песни 505го отряда.

Если вас с сагоном свел несчастный случай -

В космосе порою просто не везет!

Вы в глаза сагону

Не смотрите лучше!

Лучше всяких взглядов вам поможет лучемет.

И улыбка без сомненья

Вдруг коснется ваших глаз,

И хорошее настроение

Не покинет больше вас.

Слушать ее было одно удовольствие. И у Марцелла оказался хороший низкий голос. И у бывшего 416 отряда - свои привычные песни. Особенно понравилась всем одна из них.

За бронзовыми ликами побед*

Теперь все чаще проступают лица Тех, кто не мог и не желал смириться, В чьих душах жил неугасимый свет… "Неугасимый свет" - слова для книг! Для пышных эпитафий над костями, На камне столько слов о "вечно с нами"… Под камнем пробивается родник. Вода журчит, смывая пыль эпох, Печали и раздоры поколений. На нас на всех один далекий Бог. И - на плече рука бесплотной тени Забытого годами чудака. Но все же - странно! - так тепла рука… *Эланор Гэмджи

Ильгет слушала песни и пела сама. И часто уходила на Палубу, посмотреть на звезды - она так давно не видела Настоящих Звезд. Ярких, немигающих, словно нарисованных на черном глубочайшем холсте. Рассыпанных щедрой рукой, то взлетающих дорожками, то вдруг исчезающих в немыслимых угольных ямах. И чувствуешь себя совсем иначе рядом с этими звездами - все суета рядом с ними, и даже собственная смерть так незначительна. И молиться так хорошо рядом с этим Небом. Арнис иногда приходил и сидел рядом с Ильгет.

— А что с этим серебристым пламенем? - спросил он как-то. Ильгет беспомощно пожала плечами.

— Айледа так и не появлялась больше. Я надеюсь, что с ней ничего не случилось.

— Господи, а как бы хорошо, - с тоской сказал Арнис, - взять этот световой меч - и на сагона. Как же эта война осточертела уже. До каких же пор мы убивать будем…

— Да, это надежда, - кивнула Ильгет, - если бы нам удалось так…

— Но Иль, если эти кнасторы есть, если они такие светлые, как они допускают такое? - с болью спросил он, - как они могли допустить, чтобы я тогда… чтобы на Анзоре было так. Да лучше бы меня убили.

— Не знаю, Арнис. Возможно, их мало. Возможно, они не все контролируют.

— Я не доверяю им. Не верю.

— Я верю в Эниса. Я всегда верю в своих героев, - сказала Ильгет.

Роман она выложила в Сеть, на всеобщее обозрение, непосредственно перед вылетом. И теперь было ощущение пустоты в душе - ничего нового не возникло еще… а книга была рождена. Теперь уже - все. Теперь она больше не принадлежит ей, она отдана другим. И что с ней будет? Как обычно - прочитает две, три тысячи человек, ну кое-кто удосужится прокомментировать.

Еще одна поделка в общем потоке. А ведь это - ее душа, ее боль, любовь, вся ее жизнь - все туда вложено.

Или так и должно быть? Ты с кровью отрываешь кусок собственной души, вкладываешь в него пережитую боль, обрамляешь чувствами и воспоминаниями - и больше не заботишься о нем. Отпускаешь. Тебе все равно, что будет с ним. Наверное, это и правильно.

Мысли о детях Ильгет старательно загоняла в подсознание мысли. Белла взялась воспитывать их. Она просто переехала к ним в квартиру, чтобы не лишать детей привычной обстановки. Но все равно - Ильгет чувствовала себя виноватой. "И я безмерно виноват - мой дом покинут". Была ли такая уж необходимость для нее участвовать в этой акции? Можно было отказаться. Она не отказалась - почему? Неужели - захотелось уже?

Боже мой, чего захотелось? Смерти, ужаса, риска? Как она об этом пожалеет… И главное - детей бросила. Своей гибели Ильгет не боялась - но что переживут Андо и Лайна, если потеряют еще и вторых родителей. Только-только контакт с ними наладился. И… опять все?

Дара совсем еще маленькая. Полтора года… не дай Бог в этом возрасте потерять родителей.

Дура, дура… и чего тебя потянуло? Куда? Ильгет сама себе удивлялась. Ведь всегда ненавидела эту войну. Шла только потому, что деваться некуда. Боялась смертельно. А вот теперь… как будто даже и хочется. Как будто скучно на Квирине!

— Просто ты эстарг по натуре, - объяснил Арнис,- тебе бы каким-нибудь курьером работать или транспортником. Или спасателем. То в дорогу, то домой.

Но сейчас, на корабле, Ильгет понимала, что есть во всех этих акциях все же и нечто привлекательное. То, чего не найдешь на земле. Никогда.

Ни в какой компании, ни в каком походе, нигде и никогда нельзя вот так сидеть, чувствуя слева и справа руки и плечи друзей, и петь с ними. То есть петь-то можно, но - не так. И не так смертельно, пронзительно дороги эти лица и голоса. Неужели только потому, что может быть - ты видишь их в последний раз?