Железный ветер

— Что с транспортом, — терпеливо повторил Иван, не трогаясь с места. — Сначала надо вывезти детей.

— С ними потом разберемся, — отмахнулся майор, крепко захватывая рукав пиджака Терентьева. — Сначала вывезем тебя.

Издалека возник шум моторов, знакомый и родной, он пробился сквозь толстую дверь и заставил сердце Басалаева ускорить ритм. Неужели эта безумная эпопея с «попаданием» наконец-то близка к завершению?

«Попаданец» сделал какое-то резкое, быстрое движение рукой и освободился от захвата, рукав выскользнул из пальцев майора, словно намыленный. «Ведь учили же, захват только за тело, зацепить мышцу, желательно до кости» — запоздало подумал контрразведчик.

— Мужик, не дури, — попросил он. — Сейчас подъедет повозка, прыгнем туда — и с ветерком в тыл. С детьми разберемся, обещаю.

С этими словами он наступал на «попаданца», маскируя движение тоном и прямым, честным взглядом. Еще пару шагов, затем уже правильный захват, нормальный болевой прием, скрутить дурака — и в бронеавтомобиль. А там пусть жалуется.

Старик с тонзурой что-то заговорил, обращаясь к Терентьеву, громила с дробовиком угрожающе выставил челюсть и приподнял оружие, десантники немедленно взяли его на прицел. Терентьев отступил еще на шаг и достал из кармана маленький, но отнюдь не дамский пистолет.

— Ты не понял, — все так же терпеливо, словно объясняя ребенку прописную истину, сообщил он Басалаеву. — Надо вывезти детей.

Майора перекосило от злости, он покраснел еще больше, став похожим на Сеньора-Помидора из сказки.

— Будем уговаривать? — для порядка уточнил у него Таланов.

— Некогда. Берите его, — решительно скомандовал Басалаев. — Дайте в морду и отберите пистоль. Можете ему что-нибудь прострелить. Всех не перестреляешь, — сообщил он Терентьеву. — Он шестизарядный.

— В ногу, — скомандовал капитан своим. По разумению Виктора, с него и его солдат уже хватило риска и приключений, чтобы играть в благородство с этим Терентьевым-Тайрентом. — Ниже колена и не из трофейных, от них дырки большие.

Громила с дробовиком опять было вознамерился устроить бузу, но ему в грудь уперся ручной пулемет. Бронеавтомобиль взрыкнул мотором уже на площади, шумно прошуршали шины, несколько мотоциклов остановилось у самого входа, сапоги гвардейцев застучали по лестнице, поднимаясь.

— Кончайте скорее, время подгоняет, — нетерпеливо поторопил Басалаев.

Человек с пистолетом ухмыльнулся, уголки его губ поползли вверх в почти волчьей усмешке.

— Ловкие ребята, — одобрил он, вынимая из кармана вторую руку. — Но не настолько.

И Терентьев продемонстрировал зажатую в кулаке гранату. Небольшой ребристый предмет, похожий на зеленый лимон. «РГО» — лучшая противопехотная граната в мире. Без чеки, удерживаемая от взрыва только предохранительной скобой.

Показав гранату, Терентьев тут же, опережая реакцию обступивших его десантников, надежно спрятал руку за пазуху.

— Отобрать быстро не сможете, — пояснил он. — Я же сказал, сначала вывозим детей.

Томительное мгновение майор смотрел на «попаданца» с таким видом, будто увидел перед собой некое экзотическое насекомое, с почти научным любопытством.

— Твою кавалерию, — проговорил он наконец с усталой брезгливостью. — Еще один идеалист…

Глава 8

ОСАЖДЕННЫЕ

— Вы ловкие ребята, — повторил Терентьев. — Но и я не лаптем щи хлебаю.

Новая группа десантников вошла в приемный зал и немедленно изготовилась к стрельбе. Басалаев переглянулся с ближайшим к спятившему «попаданцу» гвардейцем, тот понимающе моргнул и сместился чуть в сторону, так, чтобы оказаться слева от Терентьева, с той стороны, где располагалась граната. Все с той же волчьей усмешкой писатель синхронно шагнул назад, не вынимая руки из-за пазухи, сохраняя прежнее расстояние между собой и ближайшим солдатом.

— Да хорош уже ерундить. — В голосе Ивана прорезалось отчетливое и нескрываемое раздражение, почти злость. — Я сам работал в контрразведке и все эти уловки знаю. Может, делом займемся? Подгоняйте свой броневик, будем сажать детей.

— О, коллега по цеху? — осведомился Басалаев, лихорадочно соображая, что делать дальше. Отбирать у «попаданца» гранату бесполезно, тот был настроен весьма решительно, и майор не видел в его действиях ни капли наигранности или блефа. Проклятый графоман и в самом деле готов был поставить на карту свою жизнь, чтобы спасти приютных детей. Причем это не было просто актом доброй воли, Басалаев оценивал Терентьева опытным взглядом психолога и видел в глазах «попаданца» огонек фанатичной решимости. Здесь было нечто большее, нежели просто действия доброго и порядочного человека. Что-то очень личное, какие-то демоны прошлого, заставившие бумагомарателя поставить чужие жизни совершенно посторонних людей выше собственной. Ведь, судя по досье, что удалось собрать на пришельца, доселе он с приютом никак не пересекался.

В любом случае Терентьев хотя бы поддерживал беседу, а любой грамотный оперативник знает, что это — самое главное. Пока человек говорит и поддерживает хоть какой-то диалог, его можно уговорить, переубедить, на худой конец запугать и сломать. Писатель оказался очень не простым, повадки и слова выдавали человека, пишущего о крови и смерти отнюдь не с чужих слов. Значит, придется задушевно уговаривать.

— Давайте-ка уберем стволы, все, — решительно попросил майор. — Никакой стрельбы, а то еще кто-нибудь пострадает, нехорошо получится.

— Отбой, — скомандовал Таланов, и только после этого гвардейцы убрали с прицела Терентьева, впрочем, громила с дробовиком так и остался с пулеметом у груди.

— Все, я пустой. — С этими словами Басалаев демонстративно достал из кобуры пистолет и, держа его двумя пальцами, аккуратно положил на пюпитр, рядом со свечой. — Теперь покажи, куда можно пройти на пару слов не для посторонних ушей.

— Не зли меня. — «Попаданец» уже откровенно закипал от злости.

— Не буду, — согласился майор. — У тебя граната, я тебе ничего сделать не могу. Только и ты не можешь, разве что стрелять начнешь, тут тебя и положат, и дети останутся здесь. Так что давай отойдем за угол и переговорим о тебе и о жизни.

Терентьев заколебался.

«Пять минут, только пять минут наедине», — молился Басалаев. За пять минут он на пальцах покажет «попаданцу» расклад вещей, и тот сам согласится, что есть наиболее правильно.

Но пяти минут у них не было.

Гвардейцы допустили всего одну ошибку, но она дорого им стоила.

За минувшие дни десантники настолько привыкли, что в воздухе господствует вражеская реактивная авиация, что шум двигателей приближающегося гироплана никого не насторожил. Как-то само собой, по умолчанию предполагалось, что успокаивающий, хорошо знакомый рокот может принадлежать только своим, а вот у противников может быть только противный скрежет реактивного двигателя. Поэтому «Спайк» выскочил из-за крыш внезапно, застав всех врасплох. Мгновение, и английский двухроторный гироплан, ведомый опытной рукой хорошего пилота, завис прямо над площадью, поливая огнем все окрест. Первая же очередь спаренной автопушки прошлась почти впритирку к борту бронеавтомобиля, выбивая осколки брусчатки, каменный град дробно барабанил по броне. Башенка на крыше автомобиля бешено вращалась, нащупывая стволом пулемета гироплан, похожий снизу на православный восьмиконечный крест. С визгом, в скрежете переключаемых передач провернулись колеса — водитель старался увести броневик с линии огня. Но англичанин успел раньше, и вторая очередь хлестнула прямо по корпусу сдающей задним ходом машины, оставляя в металле угольно-черные отметины пробоин. «Спайк» был одной из самых тяжеловооруженных машин в своем классе, тридцатимиллиметровые снаряды пробивали бронеавтомобиль навылет.

Таланов всего этого не видел, но хорошо слышал, а еще он услышал отчаянный вопль радиста:

— По Герцхеймеру движение! Гаязов говорит — бронетехника! Много! «Фингеры»!

Как ни странно, быстрее всех думал Терентьев.