Тень нестабильности (СИ)

— С чего это вы взяли? С того, что я сижу здесь одна?

— Не угадали, — незнакомец покачал головой, рассматривая Исанн из-под хитро прищуренных век. — У вас… специфический взгляд. Оценивающий. На мужчину так может смотреть только незамужняя женщина. Или шлюха. Или имперский офицер.

«Какой занимательный у некоторых ассоциативный ряд! Настолько занимательный, что тянет на повод для разговора… со следователем из ИСБ, скажем».

— А может, я шлюха? Или имперский офицер?

«А может, этот разговор все-таки не случаен? Если реакция будет хоть сколь-нибудь подозрительной… я даже обрадуюсь: шпион может рассказать много интересного, если его хорошенько об этом попросить».

— Вы? Не смешите. Видел я и тех, и других…

— Что, не похожа?

— Нисколько.

«Нет, точно не шпион. У этого типа взгляд, мимика и интонации человека, который говорит то, что думает».

— А еще вы совсем не похожи на рутанку. Вы родом с… Дорваллы, правильно?

— Правильно, но не впечатляет. Можете угадать что-нибудь менее очевидное?

— Сейчас, — мужчина, лишь раззадоренный пренебрежительным тоном Исанн, сделал нарочито-сосредоточенное выражение лица и подпер рукой подбородок. — Вы прибыли сюда в поисках работы. Вы программистка или инженер: на Дорвалле полно вузов, которые готовят подобные кадры. Но на родине рынок труда переполнен, как и в мирах поближе к центру — в которых, к тому же, провинциалке из Внешних регионов очень трудно — да что там! — практически невозможно сделать карьеру. Синали — нищая и полудикая планетка, жить на которой — тяжелейшее испытание для девушки, привыкшей к цивилизации. Поэтому вы прилетели на Рутан: у нас и условия жизни приемлемые, и специалистов вашего профиля вечно не хватает. Я прав?

— Уже гораздо лучше. Браво, — разведчица почувствовала, как губы сами собой растягиваются в улыбке: на лице попутчика читался совершенно искренний интерес и легкое самодовольство — в положительном ответе он не сомневался.

— Ну вот! Улыбка вам идет куда больше, чем та недовольная физиономия, которую я наблюдал совсем недавно. Сейчас я бы вам дал лет двадцать — а ведь сначала мне показалось, что вы не моложе тридцати пяти.

«И все-таки он очень красив. Чисто эстетически… да о чем я вообще думаю?!»

— А вот это уже хамство, вам не кажется? — девушка вскинула бровь, старательно (и без особого успеха) разжигая в себе недовольство. Наверное, она просто слишком устала, чтобы должным образом реагировать на эти жалкие попытки флирта.

— Скажем так: если бы вы действительно обиделись, я бы извинился. Знаете, что я думаю, глядя на вас?

— Не знаю и знать не хочу.

Абориген определенно не желал воспринимать ответы, которые ему не нравились:

— Такой красавице, как вы, совсем не к лицу… да-да, нахмуренные брови, поджатые губы, злобный взгляд — все правильно! Вот этого не надо.

— Вы — на редкость беспардонный и наглый тип, вам это известно? — предательская улыбка вновь тронула губы — на какое-то мгновение, пока Исанн вновь не напустила на себя недовольный вид. Но рутанца это, судя по его довольной физиономии, не обмануло.

— А вы слишком напряжены. Лезть в вашу жизнь не стану, но у вас явно какие-то проблемы — это невооруженным глазом видно. Знаете, что может здорово поднять настроение?

«Знаю. Конспиративная квартира, оборудованная по всем стандартам. Полноценная, постоянно обновляющаяся база данных по Рутану. Аналитик, способный с ней работать. Информаторы — штуки три как минимум. Это так, неполный список».

У попутчика на этот счет было иное мнение, озвучить которое ему не помешало даже полное отсутствие реакции со стороны собеседницы:

— Вам нужно выбраться на природу — она у нас просто замечательная! Река Халнейр, к примеру… ни разу там не были?

— Нет.

— Рыбалку любите?

— Понятия не имею — в жизни на ней не была.

— Ну, тогда вопрос решен! Завтра же побываешь. Я зайду за тобой в семь утра, — радостно объявил рутанец, поднимаясь и галантно подавая Исанн руку — которую разведчица, совершенно выбитая из колеи такой наглостью, машинально приняла. — До дома проводить?

— Уже и такие предложения пошли? А если я живу на другом конце города? — беспардонный переход на «ты» и странное заявление она предпочла проигнорировать: любая ее реакция могла послужить поводом для продолжения разговора.

— Тогда тем более! Я серьезно: времена сейчас неспокойные, а ты — красивая девушка, да еще и не местная. Ты даже представить себе не можешь, какие твари иногда встречаются на улицах. Я уж не говорю об имперцах, которые считают, будто вправе творить что угодно!

«Забавная мешанина эмоций: интерес вполне определенного толка, искреннее беспокойство — за незнакомую женщину, это же надо! И… ненависть при упоминании об имперцах. Чистая, незамутненная ненависть. Интересно, это особенности местного национализма или что-то личное?»

— И правильно — нечего о них говорить. А то, знаете ли, и накликать можно. Всего доброго, — Исанн, отбросив посторонние размышления, выдала одну из своих «служебных» улыбок. В сочетании с медово-сладким голосом и ледяным взглядом такой оскал превращал слова «всего доброго» в недвусмысленную угрозу.

Не дожидаясь ответа, разведчица поспешила к раздвижным дверям вагона: поезд стремительно приближался к станции, и Исанн намеревалась оказаться на улице до того, как начнется давка.

Чуть позже, когда вокзал с его гамом и толчеей остался далеко позади, девушка неспешно брела по направлению к Старому городу. Состоявшийся в поезде разговор никак не шел у нее из головы. Казалось бы, в нем не было ничего странного, да и тот самоуверенный абориген не вызывал подозрений — за его словами не стояло ничего, кроме скуки и желания познакомиться с красивой женщиной. И все же какая-то деталь не давала Исанн покоя.

Поневоле она снова и снова прокручивала в памяти диалог; вспоминала внешность незнакомца, его взгляд, мимику, интонации… голос.

«Да. Голос. Такое ощущение, что я слышала его раньше. Но где и когда?»

«Мы далеко с раненым не уйдем… заплатим, заплатим, ты же знаешь…»

От пришедшей на ум ассоциации разведчица лишь отмахнулась: голос того повстанца она слышала нечетко и достаточно давно, а потому сейчас могла вспомнить лишь тембр — да и то не без труда. Просто на фоне последних событий у нее разыгралась паранойя, вот и все.

В любом случае, нахального типа из поезда она больше не увидит, так к чему вообще об этом думать? Будто больше не о чем…

Полтора часа спустя.

Официальное название района, в котором располагалось повстанческое убежище, знали, наверное, только работники муниципальных служб — да и те вряд ли припомнили бы его, не залезая в картотеку. Большая же часть жителей Тэсты именовала эти трущобы не иначе, как «Чумным лабиринтом». Название это появилось еще в незапамятные времена, да так и прижилось — пусть даже лекарство от крысиной чумы, некогда выкашивавшей целые бедняцкие кварталы, уже лет пятьсот как получило широкое распространение и стало доступно даже очень небогатым людям.

Возвращаясь сюда в который раз, Сельвин не мог отделаться от чувства, что «устаревшее» имя неспроста закрепилось за районом, пережив столетия. Древние, практически слившиеся с грязью дороги, ветхие лачуги, возведенные где из посеревшего камня, а где — из насквозь прогнившего дерева, изодранные навесы, натянутые между крышами — все это не просто несло на себе отпечаток минувших лет. Нет, эти убогие улицы будто запечатлели боль и страдания всех бедняков, что когда-либо жили здесь; пропитались духом нищеты и безысходности; навеки впитали смрад гниющих тел, которые когда-то давно лежали прямо в уличной грязи, неделями ожидая погребения.

И впрямь — чумной нарыв на теле города. Того и гляди, прорвется и выплеснется черным гноем на «здоровые» улицы…

Сельвин зябко передернул плечами, гоня прочь слишком явственно вставшую перед глазами картину.

«Зато имперцы не заходят сюда без веской причины. И слабонервные новобранцы еще на подходе отсеиваются», — с усмешкой подумал мужчина, подходя к нужному зданию.