Засланец

Галдеж взбешенных бредунов, проносящихся над нашими головами, слился в адскую какофонию. То и дело трещали грозовые разряды. Воняло горелым мясом, кровью и слизью облачников. Поврежденные дома с обеих сторон улицы истекали похожей на лимфу жидкостью. Некоторые из них непрерывно хлопали дверями, точно в агонии им не хватало воздуха. Раненые, в большинстве – обожженные, бредуны висели на ветвях свечных деревьев, стонали и взвизгивали в огородах скилл или же ползли по брусчатке к нам, в их змеиных глазах читалась мольба: они просили, чтобы мы избавили их от мучений.

Постепенно я начал разбираться в происходящем. Причиной всему была автоэволюция наследия Сверчков. Некогда облачников вывели для охраны и поддержки Внутреннего Взора – местного аналога Навигационной Карты. Поколения облачников сменялись, если Сверчки и подарили летающим медузам зачатки разума, то постепенно его вытеснили доведенные до совершенства рефлексы. Облачникам было все равно, зачем нужен артефакт, который они охраняли, кто посягает на него и с какой целью. И уж тем более – кто его создал. Артефакт похитили? Вся популяция ополчилась, чтобы его вернуть и снова упаковать в слизь на дне кратера потухшего вулкана.

– Эдмонд! – позвал я. – Мы должны установить Внутренний Взор на Великую Машину.

Сереброволосый на ходу обернулся и, поджав губы, поглядел на меня.

– Это наш единственный шанс! – добавил я. – Мы не справимся со всеми облачниками Дождя!

Эдмонд бросил взгляд на прихрамывающего Шона.

– Айрус прав, – сказал тот. – Внутренний Взор должен стать частью Машины, и тогда облачники перестанут идти на его зов.

– Вот на Целесте «обрадуются», когда облачники двинут на них… – удрученно проговорил Эдмонд. – Если, конечно, мы сможем переправить узел на остров.

– Нам придется бросить все резервы, – высказался Шон. – Все, чем мы сейчас располагаем. Не мы выбрали этот день, но скиллы сегодня либо победят, либо погибнут.

Я помотал головой. Вот так просто, на бегу, решалась судьба расы. Под давлением обстоятельств, при выборе меньшего зла, под грохот выстрелов и крики раненых.

Когда-то в похожих условиях Суперы выбрали путь развития человечества Земли.

Облачник, мутная, несветящаяся мантия которого была покрыта чем-то вроде гнойных волдырей, опустился на дом совета старейшин. Он повис на четырех остроконечных шпилях и распластал щупальца. Гнойники раскрылись, точно клейкие бутоны, из мантии полезли однорукие обезьяноподобные твари. Это были, несомненно, родственники тех опасных приматов, с которыми мне пришлось иметь дело в виварии Тени.

Дом совета старейшин плотно затворил двери и ставни на окнах. Это существо как будто крепко зажмурилось, испугавшись обезьяньего десанта.

Скиллы закричали, их рев слился в единый клич. Нож-оборотень в моей руке превратился в ятаган. Однорукие обезьяны встали перед нами стеной, оскалились, распушили пегую шерсть, заревели, брызжа слюной. Над их головами ворочались сочащиеся слизью щупальца облачника.

Мы врезались в толпу приматов, принялись рубить и колоть, ускоряясь и просачиваясь между мгновениями. Обезьяны оказались не робкого десятка. Они самоотверженно кидались на клинки и в предсмертном порыве дотягивались до скилл сабельными когтями. Скиллы гибли один за другим, обезьяны давили нас числом, животная ярость этих приматов не знала преград, а силища и выносливость вызывали зависть.

Облачник обрушил на нас щупальца. Я ускорился, проскользнул под студенистой псевдоподией и перешел в нормальное время. Щупальце же вмяло в землю полдесятка обезьян и одного скилла.

Подоспели стреножники. Вклинились в воняющее зверинцем обезьянье полчище. Замелькали сети, разверзлись луковицы наверший. В стороны летели клочья шерсти, брызги крови, хитиновые пластины, оторванные конечности. Я попытался вывести скилл из мясорубки, но это оказалось еще сложнее, чем вырваться из водоворота.

Стреножники прихватили щупальца облачника сетями, прижали к земле. Скиллы же рубили склизкие отростки клинками-оборотнями, попутно разряжая револьверы в обезьян. Бредуны вгрызались в мантию облачника, застрявшего на шпилях дома совета; скоро они доберутся до сердцевины, и тварь испустит дух…

Как будто неслышимый зов заставил обезьян отступить. Они разом кинулись под стены дома совета.

Я увидел, что в выпуклой стене сочится лимфой свежая рана. Какая-то обезьяна сумела пробраться внутрь! И сейчас же из дыры вынырнул примат – крупная особь с лысой грудью и брюхом, – в лапе зверюга сжимала округлый предмет, окутанный тревожным рубиновым свечением.

У меня перехватило дыхание. Несомненно, это была Навигационная Карта! Близнец того устройства, благодаря которому Суперы создали призраков.

Теплые чувства захлестнули с головой.

Словно на меня одного посветило ласковое весеннее солнце. Словно для одного меня воздух очистился от смрада кровопролития и наполнился свежестью.

Словно я встретился с бесконечно родным человеком после долгой разлуки.

Но тот встретил меня укором и печальными известиями.

Не понимая еще, что нужно делать, я шагнул вперед и вскинул руку с тюльпаном. В глазах обезьяны, прижимающей к груди Навигационную Карту, читались понимание и сочувствие. Все мы были рабами этого устройства. А потом глаза примата закипели и взорвались. Мой симбионт методично расстрелял оказавшихся возле артефакта обезьян, мне даже не пришлось выбирать цели.

Бой за поселок был далек от завершения. Со всех сторон к нему плыли облачники. Прирученные скиллами хищники рвали в клочья поверженную медузу, спешно проглатывая куски. Охотники методично и без всякой жалости добивали одноруких обезьян. Где-то разбирали завалы, тушили огонь, хотя нас ждали новые обрушения и пожары. Над поселком появились крыльщики – юные скиллы верхом на бредунах. В бою они не участвовали, значит, взрослые берегли совят для другого дела. Крыльщики носились в воздухе, громкими криками привлекали внимание охотников и указывали им на затаившихся в укромных уголках приматов.

Я же не мог отвести глаз от Навигационной Карты, которую вот так, запросто, держал в руках. Всю жизнь я поклонялся ей. Она была для каждого призрака отцом и матерью, возлюбленной и божеством. Постепенно в душу стало закрадываться горькое чувство – божество оказалось всего лишь устройством. Пусть бесконечно сложным и непостижимым для человеческого ума, но устройством! Частью Великой Машины! До которой, кстати, надо еще добраться…

– Сайрус! – окликнула меня Тина.

Я обернулся. Она стояла у руин дома, где поселили профессора. Руины еще корчились, пытались срастись в единый организм, каким они были только что. Невыносимо воняло горелой плотью и сукровицей.

Я сунул Карту за пазуху и подошел к Тине, всмотрелся в милое, испачканное копотью лицо.

– Брукс, – сказала она.

– Что с ним?! Жив?

– Жив… Успели вытащить. Он зовет тебя, видимо, хочет попрощаться.

Попрощаться… Да, мне пора на Целесту. Откуда я, скорее всего, не вернусь. Информации я собрал более чем достаточно. И уже Суперам решать, как ею распорядиться. Правда, тайна гибели Дэна Крогиуса так и осталась нераскрытой, но у меня будет право потребовать от Брагинского, чтобы он снова направил меня на Дождь.

Мы с Тиной подошли к огромной армейской палатке, где лежали раненые. Знахарка откинула полог. Брукс лежал неподалеку от входа. Я подошел, наклонился к нему.

– Как вы себя чувствуете, профессор?

Брукс хмыкнул.

– Если не считать сломанной ноги, я в полном порядке, – пробормотал он. – Мне даже стыдно занимать место…

– Ничего, все правильно, профессор, – откликнулся я. – Они вас берегут. Вы им нужны.

– Боюсь, от меня не слишком много толку… Во всяком случае, мои бодрые реляции магистрату больше ничего не изменят в раскладе сил.

В палатку заглянула Тина.

– Сайрус, пора!

– Иду, – буркнул я.

– Сайрус? – переспросил Брукс.

– Да, – отозвался я. – Мое настоящее имя Сайрус Эскобар.

Профессор протянул руку.