Божественный Сангвиний (ЛП)

— Вы уничтожите мир-кузню, — это не было вопросом.

— Экстерминатус, — прошептал библиарий, — печальное, но неизбежное решение.

Он поднял взгляд на алтарь в главной секции часовни. Там лежало под магнитным полем копье Телесто, сейчас замершее, но все еще ослепительное, когда медленно вращалось вокруг своей оси.

— Я так же разделю эту судьбу? — Спокойным голосом спросил Рафен. — Я не больше и не меньше заражен, как и люди на этой несчастной планете.

— Некоторые этого требовали, — признался Мефистон, — были голоса на Ваале, которые советовали уничтожить тебя вместе с выжившими лоялистами, собранными на Сабиене. Они боялись, что ты пойдешь по тому же пути что и Аркио. Знание о том, что ты был способен овладеть Святым копьем…

— Ненадолго, Лорд. Только ненадолго.

Псайкер посмотрел на него.

— Действительно. Но возобладали разумные. Твоя служба и почитание нашего ордена, тем не менее, неортодоксальная, был беспрецедентна. Командор Данте назначил тебе аудиенцию, когда мы вернемся в родной порт, но до того как наступит этот день, он оставил на мое усмотрение твое повышение в знак уважения твоей самоотверженности. Командование полной ротой твое. Ротой покойного капитана Симеона, Шестой.

Рафен выдохнул.

— С вашего разрешения, лорд, я должен отказаться от великой почести командора Данте.

— Ты отказываешься?

Он кивнул.

— Если я дослужусь до капитана, то сделаю это по-своему. Я не чувствую что заслуживаю это звание… пока что.

— Тогда что мне с тобой делать, парень? Мне это не нравится.

Десантник поднял взгляд на библиария.

— Тогда могу я попросить вас об одолжении?

— Говори.

— Я прошу о милосердии, лорд. Будьте мягче и проявите сострадание к моим заблудшим боевым братьям, тем, кто невольно последовал за моим родным братом.

Он думал о Туркио и Корвусе, которых привезли на борт «Европы» без боевой брони и в наручниках.

— Их единственная ошибка была в их слепой вере в Сангвиния. Их веру обернули им во вред и злоупотребили ей. Их нельзя винить в этом.

Мефистон подумал над его просьбой.

— Есть ритуалы очищения и покаяние, которые можно было бы использовать… Они весьма тяжелы. Многие не выживают.

— Они выживут, — сказал Рафен, — и их вера после этого будет вдвое крепче.

Он поднялся на ноги и приблизился к алтарю. Пока Мефистон смотрел, Десантник подошел к маг-полю и пробежался голой ладонью по древку копья. Он на мгновение взял копье, еще раз ощутив в своих руках его вес. Он всмотрелся в лезвие в форме капли — металл, казалось, убегал и перемещался в свете, сверкая кровью мертвых.

— Что ты видишь? — Спросил Повелитель Смерти.

Рафен видел там темно-красное и знал, что это была кровь его родного брата, она блеснула, а затем пропала.

— Великий Ангел, услышь меня, — шептал он, — возьми моего брата Аркио к себе, приведи его по правую руку Императора. Прости его безумие и прости мое. Я умоляю тебя.

Он склонил голову.

— Моя жизнь и моя душа за Бога-Императора, за Сангвиния… За Кровавых Ангелов.

Он закрыл свои глаза и там, в глубинах своей души, он почувствовал отпечаток своего господина, несмываемый и яркий как золотое солнце.

ВО тьме «Мизерикордия» медленно тащилась вперед, извергая газ и жизненно важные жидкости в вакуум космоса, постепенно истекая до смерти, как будто ее тихий ход никогда не приблизит к Мальстрему и норе Несущих Слово. Гаранд хлопнул по сервитору-хирургеону, который занимался повреждениями на его руке и встал. Терзающие энергии корабельного телепортера превратили конечность магистра войны в искаженное месиво из костей и мышц. Он уже убил ответственного за эту ошибку раба, скормив его двухголовому чудовищу, в которого превратились три его лучших десантника… По крайней мере, они были лучшими до неудачного луча-переноса с Сабиена.

К ногам Гаранда прижался персональный вокс-сервитор. Он позволил рабу оставить немного своей личности, когда отбирал его для своей свиты. Для магистра войны не было смысла в том, чтоб держать слуг, которые бы не боялись его.

— Что? — Потребовал он ответа.

— Сигнал из Глаза, ваше темнейшество. — Протрещал он. Пламенеющая пси-метка на сообщении несла на себе отвратительный знак самой грязной и ненавистной личности, Разоритель Миров.

— Абаддон, — внезапно утомленно произнес Гаранд. Он проигнорировал визг сервитора, когда открыто произнес имя высшего магистра войны.

— Конечно, — Несущий Слово смеялся грубым, ломким голосом, — И что я должен ему сказать? Скажи мне, маленький человек-раб, как я должен построить фразу, чтоб информировать Разрушителя, что союзники, обещанные ему для Тринадцатого Черного Крестового похода отказались? В какую сладкую ложь я должен спрятать неудачу Малфаллакса и Штеля… и свою?

— Я… я не …

— Молчи! — Проревел Гаранд, — Я единственный выжил. Меня единственного можно обвинить!

Так же быстро, как и возник, гнев Магистра войны улетучился.

— Принеси мне мой похоронный саван. Мне он понадобится.

БЕСФОРМЕННАЯ реальность варпа могла свести человека с ума при взгляде на нее. Пенящаяся масса чужеродных энергий презирала разумы органических жизненных форм. Это был сырой пейзаж из взвихренных эмоций, пики и впадины, вырезанные из кошмаров. В маленьком закутке имматериума, во взболтанном и непознаваемом аду было логовище жуткого Малфаллакса, крики и вопли гнева построили клети ненависти из психоактивной материи. Развоплощенное сознание демона было изранено жестоким разъединением связи с телом-хостом Штеля, оно кричало и завывало от боли в сторону бесконечного, безумного ландшафта. Его неистовая ярость будет потеряна на неисчислимые века — но в варпе время не имело значения и корреляции с другими реальностями.

Придет момент, когда Малфаллакс успокоится достаточно, чтоб начать строить планы мести одинаково утонченные и великие, лелея свою злобу, которую мог вместить только совершенно не человеческий разум. Его гнев был направлен на единственного человека, на единственное существо, которое привело его сложные интриги к гибели.

Однажды Мафлфаллакс получит свою расплату, и каждый Кровавый Ангел заплатит в тысячу раз больше за поражение демона от руки Рафена.